Живой мост - Сулейман Файяд

…Вопрос был задан сразу же после ужина. Ну и пир был! Не чета тому, который он только что устроил своим однополчанам. Но там, так же как и здесь, поначалу была радость, шумное веселье, множество вопросов обо всем и ни о чем… А потом, когда все было съедено и выпито и люди устали выражать свои чувства, наступило время вопроса, которого он так боялся. Односельчане без труда обнаруживали пустоту его ответа и снова повторяли свой вопрос. Они каждый раз спрашивали по-разному, но смысл был один: расскажи нам о том, что ты видел собственными глазами, но так расскажи, чтобы мы почувствовали, что видим это сами…

Он внимательно вглядывался в устремленные на него глаза. И видел в них только одно: страстное желание знать правду и боязнь убедиться в том, что там, на фронте, происходит что-то такое, чего они не знают.

Проблема не в том, чтобы рассказать им все как есть, без утайки. Для этого у него было достаточно мужества. Просто он не знал многого из того, о чем они спрашивали. Ведь и сам-то он на фронте совсем недавно. И все же здесь, в родной деревне, он оставался солдатом армии, ее полномочным представителем. Удивительно, но в эти минуты он забывал все тяготы службы и гордился тем, что он солдат…

Дорожная пыль еще лежит толстым слоем на сапогах Ахмеда. Курица, что он принес из деревни, только-только съедена. А на солдатских лицах уже проступило это горестное выражение, за которым следовал вечный вопрос: ну как там, в деревне?

— «Все хорошо»?! И это все, что ты можешь сказать? Неужели они даже не спросили, как у нас дела?!

— Небось не поверили тебе, что у нас «все хорошо»? — раздались голоса.

Слушая все это, Ахмед трепетно ощущал свою связь с домом, с деревней. Он думал о том адском круге, который всякий раз выводит их на позиции полного абсурда. Бередит чувства, которые лучше в себе не обнаруживать. Толкает к размышлению о том, чего вроде бы и не должны бояться они, уже испытавшие встречу с самой смертью… И он резко возразил:

— Конечно, спрашивали. Само собой.

— И конечно, не поверили ничему, что ты им сказал! — заметил со своей обычной ухмылкой Махмуд.

Но Ахмед не рассердился. Он вспомнил, как страдает сам в таких случаях. И со спокойствием, которое грозило все взорвать, сказал:

— Дело в том, что они ждут такого ответа, которому хотят поверить. — После секунды молчания, которая придала особую весомость его словам, он закончил подчеркнуто спокойным тоном: — Раньше люди верили всему, что им говорили, и просто не было необходимости задавать вопросы. А сейчас они забыли даже свою привычную осторожность. И вполне естественно…

— Вполне ли это естественно? — прервал его Махмуд, и в тоне его не было и следа обычной веселости. — Вполне ли естественно, что мы здесь воюем, каждый день встречаемся со смертью, а там люди живут своей обычной жизнью? Ты ведь сам вернулся оттуда. Скажи, что изменилось в их жизни? Кафе, всякие увеселительные заведения, кинотеатры, мелкие проблемки… Все, как было! Ничего не изменилось! Но стоит им встретиться с фронтовиком — солдатом, как подавай им чудо! И уж они не откажут себе в удовольствии выразить свои сомнения насчет того, что ты им говоришь! Почему бы им не пожаловать сюда, чтобы увидеть все своими глазами?!

Во взглядах, устремленных на него, Махмуд видел поддержку. Но тут снова раздался голос Ахмеда:

— Разве в этом дело?!

Он произнес это совершенно спокойно, но всех точно током ударило:

— А в чем же дело?

С восточного берега канала прозвучал пушечный выстрел. Ему ответило орудие где-то за ними. Все смолкли. Похоже, начинался другой разговор. Солдаты спустились в блиндаж. Их отделение было разведывательным и ждало переправы на другой берег, чтобы там, в Синае, выполнить свою задачу. Скоро перестрелка прекратилась. Ахмед вспомнил нежное лицо Халы и ее зеленые глаза, в которых он всегда находил забвение в минуты опасности. Не осталось ничего, что связывало его с этими зелеными глазами. Быть может, сейчас они разглядывают прохожих через стекло «бьюика», который мчит на курорт его владелицу.

Смолкли орудия, померкли зеленые глаза. И снова возник вопрос:

— Так в чем же, спрашивается, дело?

Ахмед, обретая прежнее спокойствие, сказал:

— Люди имеют право спрашивать. Но и мы вправе требовать от них больше, чем только слышать такие вопросы.

— Право!.. — саркастически заметил капрал Авад, который до этого молчал. — Дай мне сказать одно слово правды! Ты знаешь, я не трус и всегда могу сказать правду. Мы все, все до одного, готовы воевать, сражаться и победить. Но чтобы это осуществилось, нужна уверенность, нужна вера в наше дело. И вера безоговорочная, вы слышите, безоговорочная! Без этого и говорить нечего о победе!

— Слышать не могу этих слов — уверенность, вера! Разве прежде не было веры? А теперь, видите ли, необходима какая-то безоговорочная! К чему все это?!

— Вера и бдительность! — воскликнул Авад. — Ничего не скажешь, набили бы руку на этих формулировочках! Мы, дорогие друзья, во‑ю‑ем! Надеюсь, вы об этом не забыли? А на войне необходимо верить в то, что делаешь. Такой трепач, как ты, разлагает весь батальон. Будь моя воля, я бы выгнал тебя из армии!

Последние слова Авад добавил уже полушутя. Тут в разговор вмешался шейх Бекр. Он наконец нашел подходящий момент:

— Как можно говорить о вере и ни слова — о боге? Вера в бога — вот что важней всего!

— Вера в бога всегда в народе живет… Вся штука в том, что рядом с ней существует какая-то настороженность, вроде бы боязнь обмануться, проиграть, поставить не на ту карту.

Ахмед по своему обыкновению попытался философски осмыслить все сказанное:

— Никакого противоречия здесь нет. Напротив, это скорее равновесие, предусмотренное природой. Ведь и жизнь не что иное, как строго продуманное равновесие. Смерть приходит, когда плоть оказывается бессильной сохранить гармонию внутри самой себя…

С восточного берега канала прозвучал артиллерийский выстрел. Тут же последовала серия ответных залпов с западного берега.

И снова все замолкли. Опасность заставила их придвинуться друг к другу. Перестрелка превратилась в настоящий артиллерийский бой. Снаряды рвались по обе стороны канала, и, слушая канонаду, Ахмед спросил самого себя: «Разве справедливо, что все, что они могут, — это говорить о каком-то абстрактном праве, которое к тому же никогда не осуществится?»

Однажды Хала сказала ему: «Дорогой, ты очень хорошо говоришь о том, чего в действительности никогда не бывает!» И ушла от него навсегда. Но ее зеленые глаза не раз всплывали перед ним в минуту опасности. И это спасало его. Он ждал их, как ждут чуда…

Ахмед остался один. После того как они пересекли канал, надо было разойтись. Каждый хорошо знал свое задание на сегодняшнюю ночь. Когда оно будет выполнено, все отделение соберется в условленном месте. Они обменяются полученными разведданными и снова разойдутся, чтобы переправиться в одиночку. Затем еще одна, последняя встреча на противоположном берегу канала и — возвращение на свои позиции.

Как-то Хала сказала: «Жизнь мало похожа на то, что пишут в книгах». Он ответил: «А что ты думаешь о книгах, построенных на действительных фактах?»

Всякий раз, когда он сталкивался лицом к лицу с опасностью, являлась ему Хала. Ахмеду хотелось убедить ее, что он совсем не такой, каким она его себе представляла. А впрочем, может быть, он не столько хочет убедить в этом Халу, сколько самого себя?

И вот сейчас ему представляется прекрасная возможность проверить себя. Но главная его задача все же состояла в другом. Этой ночью он должен добыть сведения о скоплении сил врага там, в глубине Синая. Ему подробно, в деталях, описали пункт, куда необходимо проникнуть. Но попробуй туда пробраться. Это место утопало в самой середине мрака, который, правда, прятал его от врага, но в то же время скрывал врага.

Проникнет ли он туда не раздавленный страхом? Ум его работал напряженно и четко, фиксируя все звуки и запахи ночи. Одинокий выстрел разорвал тишину над его головой, заставив распластаться на земле, замереть рядом с огромным валуном, заброшенным сюда, возможно, тысячи лет назад. Темнота становилась прозрачной, и вдруг мрак разорвали прожекторы, плетя ловушку из света для тех, кто проник сюда. Огромный валун, посланец тысячелетий, спас его от капкана ослепительного света! Это было чудо. Чудо, выпавшее на долю того, кто не верит ни в какие чудеса. Сколько таких чудес понадобится ему этой ночью, чтобы успешно выполнить боевое задание!

Правда, главное чудо уже свершилось в его жизни. Оно произошло в тот час, когда он решил, стать солдатом разведроты. Но это как раз такое чудо, в котором ничего сверхъестественного нет! Странное время! Философы, прежде чем заняться своим прямым делом — анализом бытия, должны уметь обнаружить врага, определить его численность и прочее.