Младший брат - Кори Доктороу

— Заходи! — скомандовал мужчина. Я дернул руками за спиной.

— Развяжите меня, пожалуйста! — Собственные пальцы казались мне толстыми, негнущимися сосисками после многочасовой кабалы пластиковых наручников.

Мужчина не пошевелился.

— Послушайте, — начал я, стараясь не выдать голосом своей злости или сарказма (что было нелегко). — Послушайте. Либо вы освободите мои руки, либо вам придется направлять за меня струю. Посещение туалета заведомо предполагает, что без чьих-то рук не обойтись!

Кто-то в грузовике хохотнул. По тому, как у мужчины на щеках заиграли желваки, я понял, что не нравлюсь ему. Эти люди были просто отморозками!

Он снова потянулся к ремню, вынул до предела навороченные универсальные пассатижи и раскрыл лезвие ножика довольно стремного вида, коим и перерезал бечевку, стягивавшую мне запястья. Мои руки опять стали моими.

— Спасибо, — произнес я вполне искренне.

Мужчина впихнул меня в кабинку. Кисти моих рук безжизненно повисли. Я с трудом пошевелил пальцами и с шипением втянул сквозь зубы воздух, ощутив в ладонях легкий зуд, быстро переросший в болезненное жжение. Опустив сиденье, я снял штаны и уселся, не доверяя своим ногам.

Вместе с мочой на волю хлынули слезы. Я плакал, скуля неслышно, шепотом, раскачиваясь на унитазе взад-вперед, размазывая сопли по лицу рукой, прижатой ко рту, чтоб не зарыдать в голос и не доставить удовольствия этим гадам.

К тому времени как я опорожнился и выплакался, мужик уже барабанил в дверь. Минута ушла на то, чтобы кое-как промокнуть лицо обрывками туалетной бумаги и спустить их в унитаз. Я покрутил головой в поисках умывальника, но нашел только пластиковую бутылку с сильнодействующим средством для санитарной обработки рук. На этикетке имелся длинный, напечатанный мелкими буквами список болезнетворных организмов, против которых оно предназначалось. Я выдавил немного густой, пахучей жидкости себе на ладонь и натер ею обе руки, после чего вышел из туалета.

— Чем ты там занимался? — спросил меня мой конвоир.

— Отправлял естественные надобности, — ответил я. Он бесцеремонно развернул меня к себе спиной, схватил за руки и снова нацепил на них пластиковые наручники. Распухшие, покрасневшие запястья отозвались резкой болью, но я стерпел и не подал виду, чтобы не радовался, гад.

Охранник приковал меня на старом месте и взялся за следующего узника, которым оказался Джолу. Только теперь я разглядел, что лицо у него распухло и перекосилось от жуткого кровоподтека на щеке.

— Что с тобой? — Едва я произнес эти слова, мой новый знакомый с бэтманской портупеей ухватил меня пальцами за лоб и сильно треснул затылком по металлической стенке грузовика, так что она зазвенела, как часы, пробившие час.

— Не разговаривать! — донеслось до меня сквозь туман помутившегося сознания.

Нет, эти люди определенно мне не нравились. И я тут же решил, что когда-нибудь они заплатят за все издевательства.

Один за другим охранник отводил пленников в туалет и возвращал обратно, а когда закончил, вернулся к своим друзьям и стаканчику с кофе, который они наливали из большого картонного контейнера «Старбакс» за разговором о чем-то очень забавном, потому что то и дело смеялись.

Через какое-то время дверь в конце грузовика отворилась, и снаружи повеяло свежим воздухом, ароматизированным примесью озона, без привычной горечи городского смога. Прежде чем дверь опять захлопнулась, я успел заметить в щель, что уже стемнело и идет дождик — обычный для Сан-Франциско мелкий дождик, похожий на мокрую пыль.

Вошедший в грузовик мужчина был в военной форме. В американской военной форме. Он по-уставному отдал честь тем, что не носили знаков различия, а те отсалютовали ему в ответ. И тогда я понял, что мои похитители никакие не террористы. Меня взяли в плен Соединенные Штаты Америки.

Они отгородили угол кузова шторкой, затем отстегивали нас по очереди от железных скоб в стене и отводили за эту шторку на допрос. По моим прикидкам — я отсчитывал секунды в уме: один гиппопотам, два гиппопотама… — каждый допрос длился около семи минут. У меня стучало в голове от обезвоживания организма и кофеинового голода.

Меня допрашивали третьим. За шторку меня отвела женщина, у которой волосы были подстрижены, что называется, «под горшок». Вблизи она показалась мне утомленной — под глазами наметились мешки, в уголках рта пролегли суровые складки.

— Спасибо, — с механической вежливостью произнес я, когда дама с топорной стрижкой посредством пульта на поясе открыла мои наручники и рывком помогла подняться на ноги. Я тут же возненавидел себя за такое пижонство, однако вытравить из меня мое воспитание они еще не успели.

На непроницаемом лице Топорной Стрижки не дрогнул ни один мускул. Она повела меня впереди себя в конец грузовика. За шторкой стоял единственный складной стул, и я плюхнулся на него. Те двое — Топорная Стрижка и качок с бэтманской портупеей — взирали на меня со своих эргономичных суперкресел.

На столике между нами было разложено содержимое моего бумажника и рюкзака.

— Привет, Маркус, — сказала Топорная Стрижка. — У нас к тебе есть несколько вопросов.

— Я арестован? — перебил я ее. Вопрос, кстати, далеко не праздный. Если вы не арестованы, то у копов существенно связаны руки относительно того, что они могут сделать с вами. Во-первых, им нельзя надолго задерживать вас, иначе придется получать санкцию на арест, предоставлять вам возможность сделать телефонный звонок, встретиться с адвокатом и все такое прочее. Хотя с адвокатом я поговорю в любом случае, это уж будьте уверены!

— Для чего это? — спросила женщина, показывая мне дисплей моего мобильника. На нем висело обозначение ошибки, возникающее, когда кто-то многократно пытается ввести неверный пароль. Обозначение, конечно, грубоватое — изображение общеизвестного жеста, подаваемого рукой с поднятым пальцем. Мне нравится персонализировать свои рабочие системы.

— Я арестован? — повторил я тот же вопрос. Если вы не арестованы, они не могут заставить вас отвечать на их вопросы, но обязаны ответить на ваш вопрос, арестованы вы или нет. Таковы правила.

— Вы задержаны департаментом национальной безопасности.

— Я арестован?

— Маркус, тебе придется дать нужные нам показания, иначе… — Она не стала произносить вслух «хуже будет», но это и так было ясно.

— Вам придется свести меня с адвокатом, — сказал я. — Вам придется объяснить, в чем меня обвиняют. Вам придется предъявить мне свои служебные удостоверения.

Дээнбисты переглянулись.

— Полагаю, вам следует изменить свое поведение, — холодно заявила Топорная Стрижка. — И немедленно. Мы обнаружили при вас несколько подозрительных устройств. Мы задержали вас и ваших сообщников в непосредственной близости от места совершения самого страшного террористического акта в истории нашего государства. Два этих факта вместе взятые свидетельствуют не в вашу пользу, Маркус. Либо вы честно обо всем расскажете, либо очень и очень пожалеете. Итак, для чего это?

— Вы меня за террориста держите? Да мне всего-то семнадцать лет!

— Самый подходящий возраст для «Аль-Каиды». Они часто вербуют себе агентов из незрелых, впечатлительных идеалистов. Мы, кстати, следили за вашей деятельностью в Интернете. Вы разместили там немало провокационных материалов.

— Я хочу поговорить с адвокатом, — сказал я. Топорная Стрижка посмотрела на меня, как на насекомое.

— У вас создалось ошибочное впечатление, будто вы арестованы полицией по обвинению в совершении преступления. Забудьте об этом. Вы задержаны правительством Соединенных Штатов как потенциальный участник враждебной военной акции. На вашем месте я бы хорошенько подумала, как убедить нас, что вы не тот, кем вас здесь считают. Подумайте, Маркус! Потому что военнослужащих противника в случае целесообразности просто убирают. Для них приготовлены глубокие черные дыры, и в одной из них можете исчезнуть и вы, Маркус — навсегда! Вам понятен смысл сказанного мною, юноша? А теперь объясните, почему вы находились на улице во время вооруженного нападения на Сан-Франциско? Что вам известно об этой акции? А также разблокируйте этот телефон и раскодируйте файлы, содержащиеся в его памяти.

— И не подумаю, — сказал я этой дуре. В памяти моего мобильника хранилось слишком много личного — фотки, письма, небольшие программки и примочки, которые я сам установил. — Для вас там нет ничего интересного.

— Вам есть что скрывать?

— У меня есть право на защиту от вторжения в личную жизнь, — сказал я. — Требую предоставить мне возможность поговорить с адвокатом.

— Даю тебе последний шанс, сынок. Честным людям нечего скрывать.

— Я хочу говорить с адвокатом! — Моим родителям это влетит в зелененькую, однако на всех справочных веб-сайтах однозначно рекомендуется на случай ареста полицией требовать встречи с адвокатом, что бы тебе ни говорили и ни делали. В отсутствие твоего адвоката держи язык за зубами, иначе ничего хорошего от копов не жди. Хоть эти двое и открестились от принадлежности к полиции, но если я не арестован, то что же?