Третьи лица (СИ) - Джал Халгаев

Хмыкнув, он потянулся и почесал зудящую лодыжку. Глупо! Лежит здесь, словно дохлый кабан на вертеле, и ждет своей смерти. Как же глупо и нелепо он выглядит со стороны! Том попытался улыбнуться. Эта мысль помогла ему более-менее успокоиться и накопить силы для следующего рывка.

Резко выдохнув, Том оттолкнулся коленом и плечом от земли и лишь на мимолетное мгновение оказался в воздухе, но этого времени хватило ему, чтобы протолкнуть осколок кости, впившийся в его бедро, ближе к пальцам, и в следующую секунду он уже сжимал в руках некое подобие острого как бритва кинжала.

Наощупь он понял, что это заточенный осколок левого ребра, но вовсе не человеческого. Скорее животного поменьше – кролика или полевки.

Вот только Том успел порадоваться своей маленькой победе, как тут же очередная неудача заставила его усомниться в своем светлом будущем. Его руки, стянутые на запястье веревкой, стали стремительно неметь и навряд ли смогли бы сейчас перерезать путы.

Он выдохнул и расслабился, теряя всякую надежду и ощущая, как под его телом раз за разом ломаются кости мертвецов. Трупы. Кругом трупы. Скоро он к ним присоединится. Тогда зачем осложнять свой путь бесполезными надеждами? Они еще никого от пекла не спасали.

Тем временем вонь троллей медленно наполняла его легкие, и от этого запаха у мальчика кружилась голова. Жуткая троица собралась у костра и стала обсуждать, как и с чем его подать. Он мог поклясться: от этих разговоров у него самого разыгрался аппетит. И сколько он уже не ел? Хотя это уже не так важно, ведь скоро его сожрут!

У него началась паника.

- Успокойся! – хотел он крикнуть самому себе, но, к несчастью, изо рта вырвалось только бесполезное мычание.

- А можно облить его кроличьим жиром! – заорал молодой и еще ломающийся голос тролля, которого, кажется, звали Вонючкой. – Он так аппетитно пахнет!

- Остолоп, - послышался хлопок: тот первый, что побольше, влепил Вонючке подзатыльник. – Где мы тебе сейчас раздобудем жирных кроликов? Лучше распороть ему брюхо и заставить кишки танцевать над огнем! После этого они такие хрустящие и сочные, м-м-м…

Том мысленно ужаснулся и протестующе замычал.

- Нет, - словно услышав его мольбы, Сопля (видимо, среди троллей она считалась женщиной, так как голос ее был мягче и выше) запротестовала, - он же тогда подохнет, разве нет? Надо жарить его живьем, чтобы кровь запеклась в его тощей тушке, так намного лучше.

Сердце мальчика упало. Теперь идея о вспоротом брюхе казалась ему не такой уж и плохой.

- А может натереть его тушку перцем? Я слышал, людское мясцо с перцем отлично набивает брюхо!

- Хорошая идея, – безымянный тролль загоготал и громко облизнулся в предвкушении знатного ужина. – Еще лучше освежевать его заживо и затолкать перец под шкурку, чтобы остринка чувствовалась на языке!

Кровожадный ублюдок, Том в мыслях плюнул ему в лицо.

Сопля недовольно прокряхтела и встала со своего валуна, смачно плюнув в костер, от чего пламя зашипело и разгорелось еще ярче, и пошерудила толстым коротким пальцем в своей ноздре, выковыривая своих «тезок».

- Надоело! – со злостью прошипела она. – Давайте просто поджарим его и сожрем, пока его мясо от страха совсем не усохло!

Остальные поддержали ее одобрительными возгласами.

Том покрепче сжал кость и спрятал ее в рукаве, а в следующую секунду неведомая сила оторвала его от усеянного костями пола пещеры и подняла в воздух.

Запахло жареным.

Том судорожно перебирал в голове мысли. Перед глазами мелькали обрывки ткани – одежда – и тысячи черно-белых осколков человеческих и животных костей, которые не внушали ничего, кроме ужаса. Мальчик был уверен: от них еще никто не сбегал.

И почему же он должен быть первым? Что в нем такого особенного, чего не было у предыдущих жертв? В сердце начал расти гнев. Он кипел, бурлил в его душе и заставлял кровь струиться по венам с удвоенной силой.

Он хватался за любые идеи, но тут же отбрасывал их в сторону: до клинка не добраться, кость, зажатая в его руке, слишком маленькая и хлипкая. Она не перережет не только веревки, но и царапины на твердой зеленой шкуре троллей, напоминающей болотную тину, не оставит.

Остался только один шанс. Один самоубийственный, сумасшедший шанс на выживание.

Том кивнул самому себе. Сгореть.

Ох, слышал бы его сейчас Торд! Старый кузнец всегда корил его с излишнюю расчетливость и неуверенность в себе, но сейчас у Тома не было второго шанса, и если он сломает клинок, который кует, то никакие расчеты ему не помогут.

Сопля – ей богу, ему до кишечных колик нравилось это имя! – голыми руками взялась за раскаленный прут и поддела его под руки и ноги мальчика, завязанные за спиной.

Ткань куртки и брюк стала медленно гореть, а его кожа – мягка и податливая, в отличие от шкуры троллей – в одно мгновение покрылась волдырями, причиняющими невыносимую боль.

На мгновение ему разум помутился, но он заставил себя успокоиться. Как ни странно, чем больше он боялся за свою жизнь, тем больше сил этот страх ему давал.

Левый глаз стал по чуть-чуть отходить, и вот он уже может различить горящие угли, стремительно приближающиеся к его лицу. Лучше бы не видел!

Троллиха поставила прут на две рогатины и, довольно крякнув, уселась на свой валун, отполированный до такой степени, что Том мог видеть в его поверхности свое собственное отражение. Как же отвратно он выглядит…

Языки пламени вмиг прильнули к его телу и приняли в свои горячие объятья. Перед глазами все поплыло, голова закружилась. Том закричал от боли и от ужасного запаха собственной горелой плоти, наполняющий легкие.

Казалось, он висел здесь целую вечность, на деле же не прошло и секунды. Тело само собой начало вдруг дрыгаться в агонии, пытаясь спастись, но ничего не выходило. Он обречен.

Тролли радостно ворчали, и радость эту не омрачил даже тот факт, что для их троих он едва ли станет самым сытным обедом в их жизни.

Связь с реальностью стала стремительно ускользать от него, мальчик терял сознание, и что-то ему говорило: он больше не очнется.

И в этой попытке забыться, отстраниться от тела и от боли, что причинял ему кровожадный огонь, он чуть было не упустил момент.

- Сражайся! – перед глазами снова возник тот момент, когда Торд безуспешно пытался обучить его фехтованию. – Не важно, насколько силен враг, ты должен сражаться. Когда дело касается жизни и смерти, никто не станет размышлять над честью. Будь ты хоть трижды стариком или младенцем, никто не смилостивиться. Перережут глотку – и дело с концом!