Гроза над Польшей - Андрей Максимушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Котелок поставили на досочку. На столе, как по мановению волшебной палочки, появились миски, ложки, краюха хлеба, головка чеснока. Партизаны пересели к столу.
– Угощайтесь, – командир пододвинул к Котлову полную, с горкой, миску дымящейся пшенки с тушенкой.
– Благодарствую. Надеюсь, моих товарищей тоже накормят?
– Не беспокойтесь, мы не немцы, – ухмыльнулся Юрген.
Судя по отдельным словечкам, человек подчеркивал свое интеллигентское происхождение и полученное в молодости образование. Виктор Котлов приглядывался к капитану, не решаясь перейти к главному. Юрген Ост тоже не спешил начинать допрос.
Наконец, когда каша была доедена, горячий травяной чай выпит, Виктор Николаевич набил трубку и повернулся к повстанцу:
– Хорошее знание языка. Я не думал, что встречу в лесу человека, для которого русский как родной.
– В школе заставляли учить, – буркнул Ост.
После сытного ужина его тоже потянуло курить. Котлов заметил на папиросах тисненую метку фабрики «Ява». Еще один вопрос: откуда в польских лесах советские папиросы? Хотя это как раз и не вопрос. Вице-адмирал слышал, что в свое время благодаря стараниям не переносившего на дух табачный дым Гитлера немецкая табачная промышленность почила в бозе. В тридцатых-сороковых немцы набивали в сигареты чуть ли не пропитанную никотином бумагу. С тех пор ситуация изменилась к лучшему, но все равно – немцы предпочитали импортное курево.
– Соотечественник? – Котлов приподнял правую бровь.
– С точки зрения большевиков, да. Мы считаем, что нет. Я вырос в Ковно. Учился в университете, затем уехал на родину предков.
– Многое становится понятным. Только поляк скажет Ковно, а не Каунас.
– Только русский большевик назовет поляка соотечественником, – не остался в долгу капитан Ост.
Фамилия у него, конечно, не настоящая. Партизанская кличка. Ост – восток, восточный, человек с востока. На фанатика капитан не похож. Командир хороший, дисциплину в отряде держит, люди с голоду не пухнут, все обмундированы, оружие приличное, явно с немецкого склада.
– Немецкий учили в школе или уже здесь?
– После школы. Я попал в английский класс.
– Командир у нас грамотный, – добродушно пробасил сидящий рядом с Котловым ярко-рыжий веснушчатый партизан. – Не смотри, что с Виленщины, дело знает туго. Ученый.
– Марко, тебя не спрашивают, – Юрген Ост метнул на рыжего многозначительный взгляд из-под бровей.
– Что думаете дальше делать? – полюбопытствовал Виктор Котлов.
Пришло время нужных вопросов. Простые солдаты вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Остался только лысый бородатый здоровяк. Он переместился к двери и как бы невзначай принялся чистить ногти егерским тесаком. Охрана. Вполне благоразумно со стороны повстанцев. Виктор Николаевич еще раз восхитился, как все у капитана Оста организовано.
– А я вот тоже думаю, что мне дальше с вами делать? – ласковым, задумчивым таким голосом протянул Ост.
В разговоре возникла пауза. Виктор Котлов глядел на капитана, размышляя, как бы ненавязчиво намекнуть на возможность получить выкуп. Главное – заставить поляка выйти на связь, засветиться, а там уже жизнь покажет. Или соотечественники Котлова действительно пойдут на торг, или повстанцев обложат эсэсовцы. Закономерный, в общем-то, финал для «лесных братьев».
Если вице-адмирал и испытывал сочувствие к повстанцам, так только в глубине души. Все романтичные сопли, трескучие фразы о борцах за независимость, несгибаемых ветеранах подполья, героических героях героической Армии Крайовой вылетели из головы в тот самый миг, когда на полянку перед самолетом внесли тело старшего лейтенанта Иванченко. Остались только холодный трезвый расчет и горячее желание вырваться из этой передряги. Вырваться самому и вытянуть своих ребят.
– Свалились с неба, на вынужденную. Моего хлопца погубили, – размышлял Ост.
– Это твои бандюки убили нашего человека, – Котлов подался вперед, нехорошо прищурившись.
– Нечего было за пукалку хвататься. Поднял бы руки, сидел бы спокойно рядом с нами.
– А немцы уже знают, что мы у партизан…
– Я думаю. Обменять тебя на консервы и патроны по весу?
– Продешевишь. Запрашивай больше, и не у немцев, а у наших. Связь с городом есть? Почту найдешь? Рация? Я скажу, на какой волне связаться со штабом Атлантического флота.
– Добрый ты, адмирал. Или на что-то надеешься?
– Это не моя война. Как в Польшу попал, так и выбраться хочу. Я не поляк и не немец.
– А не боишься, что ваши же тебя потом подозревать будут? Карьера испорчена, к ответственной работе не допустят. Вдруг что мне рассказал, а я еще кому передал? Кто проверит?
– А что я могу рассказать из того, что ты и так не знаешь? О последней аварии на линейном крейсере «Сталинград»? Штурманы кривую прокладку дали. Сел корабль на камни в виду Антверпена. Так об этом весь мир знает. Позывные, коды, спецсигналы? Так они регулярно меняются. Секретчики сегодня не спят, все перепроверяют, что я мог знать и не мог знать. Аврал. Внеочередная, полная смена кодов. Так что такого ты можешь у меня выведать?
Виктор Котлов кривил душой. Сам прекрасно понимал, что после возвращения придется исписать горы бумаг в пяти экземплярах, комитетчики душу вымотают, заставят все по секундам расписывать, да еще перекрестный допрос устроят, чтоб быть уверенными – ничего не забыл. Это жизнь. У мужиков своя работа. Пусть моряки их недолюбливают, но обойтись без комитетчиков не могут.
Может быть, лет двадцать назад Виктор Котлов и задумался бы над словами капитана Оста, но за последнее время в Союзе многое изменилось. На карьере детей казус с попаданием вице-адмирала к польским повстанцам не отразится. Самое худшее – старшему лейтенанту Комарову придержат очередное звание. Ничего. Полгода под контролем проходит, и все. Пятна на карьере не останется.
Вернувшись в комнату к другим пленным и поразмышляв о прошедшем разговоре, Виктор Котлов понял, что капитан Ост не так прост, как хочет казаться. Умен. Прошлое у него темное. Не каждый советский гражданин вдруг вспоминает о своих корнях, эмигрирует или удачно бежит через границу и вступает в партизанский отряд. И уж тем более, поднимается до партизанского капитана, командира отдельного отряда. Не прост Юрген Ост, ой как не прост.
Глава 5
Ближе к ужину 5-ю роту сорвали с рытья траншей вокруг лагеря и построили на плацу перед штабной палаткой.
– Парни, есть дело, – гауптман Хорст Шеренберг поправил кобуру на ремне и, заложив руки за пояс, выпятил нижнюю челюсть.
Люди построились, как были: почти все голые по пояс, с закатанными до колен штанами, перемазанные черноземом и глиной. Многие стояли с лопатами в руках. Капитан на такое нарушение устава и внимания не обратил, сам был без куртки, в одной расстегнутой на груди рубашке.
Убедившись, что все на месте, отставших и потерявшихся нет, Хорст Шеренберг перешел к делу. В зоне ответственности батальона потерялся русский самолет. Небольшой транспортник. Скорее всего, совершил вынужденную посадку или разбился. Самолет надо найти, и как можно быстрее, пока русские не познакомились с местным гостеприимством. Выезд через двадцать минут. С собой личное оружие, сухой паек на двое суток. Отделения истребителей танков и огневой поддержки остаются в лагере. Едут только три мотопехотных взвода.
– Не хватало еще штатских вытаскивать, – довольно громко проворчал Отто Форст.
К несчастью, фраза долетела до ушей капитана.
– Отставить «разойтись»! Повторяю для тупых и свеклоголовых: на борту самолета русские военные моряки. Большой чин с Атлантического флота. Его надо срочно найти живым или мертвым и передать русским. Лучше живым. Нашей стране не нужны осложнения с восточным соседом, самым верным, ненавистным и опасным союзником. Еще раз! Русских надо найти. Из-под земли выкопать, но в Берлин доставить. Люфтваффе уже начали прочесывать район с вертолетов. Если что обнаружат, передадут нам по второму каналу. Рации всем держать постоянно включенными, поддерживать связь между взводами и отдельными группами. Все. Разойтись!
Рудольф Киршбаум был только рад свалившемуся на них развлечению. Прочесывание местности однозначно лучше попыток изобразить из себя землеройную машину. За полдня тяжелой работы солдат порядком устал.
Опыт великое дело – новичков в роте не было, все делалось быстро. Через четверть часа три взвода построились по отделениям перед своими машинами. Моторы грузовиков прогреты. Водители стоят рядом с кабинами.
– По машинам! – командует гауптман Шеренберг.
Через десять километров третий взвод свернул на грунтовку. Тенты с машин были сняты, поэтому Рудольф хорошо видел все происходящее вокруг. Еще пять-шесть километров, и колонна перевалила через подъем. Здесь, на гребне, от шоссе отходила еще одна грунтовка. Настал черед 2-го взвода трястись по ухабам и глотать пыль.