Управление общим. Эволюция институций коллективного действия - Элинор Остром
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ключевая разница между Игрой 5 и Играми 2 и 3 состоит в том, что участники Игры 5 сами разрабатывают договоры согласно имеющейся у них информации. Скотоводы, которые из года в год используют одно и то же пастбище, имеют детальную и точную информацию о его производительности. Они наблюдают за поведением других пастухов и заинтересованы сообщать о нарушениях договорных обязательств. Арбитрам даже не нужно присматривать за деятельностью сторон договора. Тех, кто заключил контракт, заставляют контролировать друг друга и докладывать о нарушении договора собственные интересы, тогда как регулирующий орган всегда должен нанимать собственных наблюдателей, поэтому и сталкивается с проблемой, как обеспечить выполнение ими своей работы.
Сторонники «решения Левиафана» предполагают, что такие учреждения имеют точную информацию и могут изменить мотивацию, создавая нечто вроде Игры 2. Центральной власти сложно иметь достаточно актуальной информации, чтобы адекватно оценивать и производительность общего ресурса, и размер штрафов для побуждения к правильному поведению. Я считаю, что ситуации, подобные Игре 3, в которых неполнота информации приводит к ошибкам с наказанием, встречаются чаще, чем об этом пишут в политической литературе. Особенно острой потребность во внешнем мониторинге и органах принуждения становится тогда, когда принудительно выполняется решение внешнего агента, который возлагает на участников избыточные затраты.
Но есть еще одна проблема, которую следует рассмотреть. Аналитики и государственные чиновники могут ошибочно отнести игры, в которых органы принудительного исполнения договоров действуют по взаимному согласию, к таким, в которых нет никаких соглашений о сотрудничестве и соблюдении условий договоров. Иными словами, некоторые примеры Игры 5 можно ошибочно принять за Игру 1[19]. Эти ситуации могут быть истолкованы как «неофициальные», с презумпцией их незаконности, что приводит к фундаментальным предположениям о природе правительств как внешних агентов, управляющих сообществами.
Как станет видно из последующего анализа эмпирических случаев, пользователи ОР разработали очень разнообразный набор соглашений, воплощающихся с помощью многих механизмов. Некоторые из этих механизмов — внешние правительственные органы. Другие предусматривают привлечение членов общины для мониторинга и принудительного исполнения договоров. Еще в некоторых мониторингом занимаются сами пользователи. Когда механизмами принудительного исполнения договоров становятся не внешние правительственные агентства, некоторые аналитики предполагают, что органов принудительного исполнения нет вообще. Вот почему Игра 5 ошибочно принимается за Игру 1.
Самофинансируемая игра с вариантом принудительного исполнения договоров — отнюдь не панацея. Такие институциональные механизмы имеют много недостатков. Скотоводы могут переоценить или недооценить производительность пастбища. Их собственная система мониторинга может не сработать. Внешний орган принудительного исполнения договоров не сможет обеспечить выполнение постфактум, ранее пообещав это сделать. В «полевых» условиях, так же как и в идеализированной системе Левиафана или в частно-правовых институциях, может возникнуть множество проблем.
Структура институциональных механизмов, которые встречаются в «полевых» условиях, конечно, гораздо сложнее структуры простых игр, приведенных здесь. С помощью этих примеров я старалась отобразить различные способы осмысления механизмов, которые можно использовать, чтобы избавиться от дилеммы общего. И способы эти отличаются от тех, которые обычно встречаются в политической литературе. Чтобы бросить вызов устойчивому набору ментальных штампов, нужны лишь простые механизмы, иллюстрирующие альтернативы для преимущественно доминирующих решений.
Эмпирическая альтернатива
Игра 5 иллюстрирует теоретическую альтернативу централизации и приватизации как способам решения проблем ОР. Кратко рассмотрим решения, разработанные участниками «в поле» (Алания, Турция), которые нельзя охарактеризовать ни как централизованное регулирование, ни как приватизацию. Прибрежное рыболовство в Алании, описанное Фикретом Беркесом (Berkes, 1986b), — относительно небольшой бизнес. Большинство из примерно 100 местных рыбаков ловит рыбу с двух-, трехместных лодок различными типами сетей. Половина рыбаков являются членами местного кооператива. Беркес пишет, что начало 1970-х годов было «черной полосой» для Алании. Экономической жизнеспособности рыбного промысла угрожало два фактора. Во-первых, неограниченное использование рыбных запасов привело к враждебности, а порой и насильственным конфликтам между пользователями. Во-вторых, конкуренция среди рыбаков за лучшие места лова увеличила производственные затраты, а также степень неопределенности относительно потенциального улова каждой лодки.
В начале 1970-х годов члены местного кооператива начали экспериментировать с оригинальной системой выделения рыболовных мест для местных рыбаков. Спустя более чем десятилетие проб и ошибок появились такие правила, действующие среди прибрежных рыбаков Алании:
• Каждый сентябрь составляется список всех лицензированных рыбаков Алании, независимо от членства в кооперативе.
• Перечисляются все потенциальные места ловли в пределах района, который обычно используют рыбаки Алании. Эти участки распланированы так, чтобы установленные сетки не блокировали ход рыбы на соседние места.
• Указанное распределение мест действует с сентября по май.
• В сентябре рыбаки распределяют между собой указанные места ловли жеребьевкой.
• С сентября по январь каждый рыбак ежедневно перемещается на восток, на следующее место. С января рыбаки перемещаются в обратном направлении — на запад. Это дает им равные возможности для ловли рыбы, которая с сентября по январь мигрирует в этом районе с востока на запад, а с января по май — в обратном направлении (Berkes, 1986b, p. 73–74).
Эффективность системы заключается в том, что расстояние между рыбаками во время промысла достаточно велико, что оптимизирует продуктивный потенциал каждого места ловли. Также все рыболовные суда имеют равные шансы на ловлю в лучших местах. На поиск или борьбу за него не расходуются ресурсы[20]. Признаков избыточности не наблюдается.
Список мест для ловли одобряется каждым рыбаком и отдается на хранение мэру и местным жандармам один раз в год, во время проведения лотереи. Мониторинг и обеспечение функционирования системы осуществляется самими рыбаками как побочный стимул созданной системы ротации. В день, когда рыбак должен ловить на одном из лучших мест, он наверняка воспользуется этой возможностью (если не помешает внезапная проблема с оборудованием). Другие рыбаки, соответственно, ожидают, что он непременно будет ловить на этом месте. Итак, попытка обмануть систему, вылавливая рыбу на хорошем месте в день, когда надо ловить на худшем, вряд ли останется незамеченной. Этот обман отследят сами рыбаки, которые имеют право ловить на лучших местах и готовы защищать свои права, если придется, даже силой. И их права поддержат все остальные, потому что никто не хочет, чтобы узурпировали их собственные права тогда, когда наступит их очередь ловить на лучшем месте. Немногочисленные нарушения, которые все-таки случаются, рыбаки легко улаживают в местном кафе (Berkes, 1986b, p. 74).
Хотя это и не система частной собственности, права на использование рыболовных мест и обязанности уважать эти права четко определены. Это и не централизованная система, но национальное законодательство предоставило таким кооперативам полномочия устанавливать «местные механизмы», и руководство кооператива использует эти полномочия для легитимизации
