Одиночество на двоих - Люси Хэнкок

Роберта села и обхватила колени руками.

— Да пребудет с тобой мое благословение, Хелен, — сказала она. — Надеюсь, что дедулька оставит тебе не меньше миллиона.

— А ты что собираешься делать. Боб? Останешься здесь? — спросила Хелен. — Я слышала, что Лонгворт предлагала тебе место.

— Нет уж, — поморщилась Роберта. — Для начала осмотрюсь немного. Я хотела бы работать с настоящим мастером своего дела, например с каким-нибудь великим хирургом.

— Тогда почему бы не поступить в аспирантуру, в «Джон Хопкинс», или в Пресвитерианский, или даже в Колумбийский университет, если за деньгами дело не стало?

— Как раз за деньгами дело и стало, Хелен. Именно поэтому я и не иду в аспирантуру. Хочу одновременно и опыта набраться, и чтобы мне еще за это и платили. Летом разошлю запросы в разные концы страны и посмотрю, что из этого выйдет.

— Но в «Вестоне» тоже не так уж и плохо. Боб.

— Знаю, знаю, но мне хочется работать под руководством какого-нибудь более крупного специалиста, чем Арнольд. Кроме того, меня привлекает нейрохирургия: головной и спинной мозг и все такое — или совсем уж необычные операции, а тут такие — большая редкость.

— Ну, Арнольду тоже надо отдать должное. Боб, — сказала Хелен. — Несмотря на все свои недостатки, он прекрасно знает, на что способен, и не старается прыгнуть выше головы. Некоторые хирурги ни за что не порекомендуют пациенту обратиться в другую клинику или просто к своему коллеге, даже если знают, что тот проведет операцию гораздо лучше. В каком-то смысле Арнольд тоже великий мастер.

— Я понимаю, но все равно не хочу тут оставаться.

— Только не подумай, что я без ума от Арнольда, — продолжала тем временем Хелен. — Есть в его манере вести операцию что-то такое, от чего у меня мурашки по спине бегают. Жажда крови, что ли. Не сомневаюсь, что ты и сама это замечала. И, несмотря на все его успехи — а он действительно человек весьма успешный, — Боб Арнольд мне не нравится.

— Да, я понимаю, о чем ты говоришь, — откликнулась Роберта, — но дело не только в этом, хотя я того же мнения об Арнольде, что и ты. Меня влечет несколько другая хирургия, а не такая чисто автоматическая, только чтобы добиться безупречного результата, и все. Правда, Хелен. Именно поэтому я и говорила о нейрохирургии.

— Добиться безупречного результата. Боб? Но ведь никогда нельзя быть уверенным на все сто. Даже самая простая операция может закончиться…

— Да знаю я, — постаралась объяснить свою точку зрения Роберта. — Я имею в виду сам ход операции.

— Операция прошла успешно, но пациента увезли в морг, — цинично хмыкнула Хелен.

— Вот именно. Никто не сомневается в том, что пациент рано или поздно откинет копыта. Человеческий фактор нельзя сбрасывать со счетов. Я совсем о другом говорю: мне нравится наблюдать, когда хирург творит настоящие чудеса.

— Да ради бога! А по мне лучше хронически больной, но чтобы не в слишком тяжелой форме.

— A, привет, Эверсон! Слышала, ты возвращаешься в Нова-Скотиа. Ну, ты у нас всегда была отважной девчонкой. Значит, почти все наши уже устроились?

— Выходит, что так, осталась пара-тройка неприкаянных, не больше. А ты. Боб? Тут останешься? Я слышала, у тебя есть все шансы, — поинтересовалась Тесс вслед за Хелен.

— Нет, тут я не останусь. Сначала отдохну немного, а потом отправлюсь в какую-нибудь клинику, правда, я еще не решила, куда именно, — повторила свой ответ Роберта.

— Поехали ко мне, — предложила Тесс. — Тебе у нас понравится, и гарантирую, что скучно не будет.

Хелен схватила Тесс за руку и потащила к дверям.

— У вас, у канадцев, есть мозги? Если нет, то вам нечем заинтересовать мисс Камерон, — выпалила она. — Она спит и видит мозги, Тесс.

Девчонки ушли, и по коридору разлился их веселый смех. Роберта сунула ноги в тапки и пошла в душевую. Что такого странного в ее склонности к нейрохирургии и изучению мозга? Только из-за того, что процент удачных операций в этой области медицины до сих пор оставлял желать лучшего? Она никак не могла взять это в толк.

На улице хозяйничал май с его буйством красок. Вдоль забора пестрели лилово-розовые, фиолетовые и золотистые ирисы. Сирень уже растеряла свое былое очарование, но ей на смену пришли мохнатые пионы и каштаны, тянувшие к голубому небу свои нежные соцветия-свечки. Среди всей этой яркой и свежей зелени, порхали и чирикали веселые птички, а воздух был напоен ароматом задора и молодости. Именно в такие дни особенно приятно чувствовать себя юным, живым и полным сил.

Четыре тридцать. До обеда еще есть время, и можно прогуляться по парку. Надо немного отдохнуть и побыть одной. Сегодня днем Роберта проспала дольше обычного, но прошлое дежурство выдалось на редкость тяжелым, и, когда дневная сестра сменила ее в семь утра, девушка буквально валилась с ног. Эстер Виман из 306-й «Б» стало хуже. Конечно, это не было ни для кого неожиданностью, с самого начала все понимали, что шансов у нее — ноль. До болезни она была очень красивой девушкой. Вечером к ней приходил жених, и у Роберты сердце кровью обливалось, когда она слышала перешептывание влюбленных. Эстер пришла к ним в больницу в полной уверенности, что отдых и лечение непременно пойдут на пользу ее ревматическому сердечку. Пациентка делилась с Робертой своими планами на будущее, рассказывала о предстоящей свадьбе, о том, какой дом строит для нее Роджер. Девушка была настолько влюблена, так верила в счастливое будущее, что видавших виды медсестер не могли не тронуть ее слова.

Роберта вздохнула. Жизнь бывает не только прекрасной, иногда она трагична и невероятно жестока. Она быстро оделась и выскользнула из здания через черный ход. Ей не хотелось никого видеть. Народу в парке почти не было, Роберта нашла уединенную лавочку у пруда и села. По чистой глади воды плавали семь белых лебедей, почти не оставляя за собой следа. Как странно, и почему люди сравнивают красивую шею с лебединой? — неожиданно пришло ей на ум.

На другой стороне пруда два парковых садовника высаживали цветы. Один из них полез в карман, вытащил оттуда, то ли печенье, то ли кусочек хлеба, раскрошил его и бросил в воду. Тут же целая стая уток и лебедей кинулась в его сторону, и не успела Роберта моргнуть глазом, как весь хлеб исчез. И птицы, и садовник вернулись к своим занятиям.

Вокруг стояли мир и благодать, и Роберта расслабилась, наслаждаясь красотой весеннего дня. Тут и там мелькали белоснежные цветочки, а чуть поодаль, в самой гуще травы, прятались фиалки, наблюдая за небом своими синими глазками. В ветвях гигантского вяза пела иволга. Прямо над головой девушки послышалось хлопанье крыльев, и мимо пронеслась малиновка. Всем своим видом пичуга показывала, как сильно она занята: собирает соломинки и обрывки веревок, строит гнездо. Роберта стала следить за птичкой. Каждый раз малиновка несколько мгновений раскачивалась на ветке, подозрительно оглядывая окружающий пейзаж, и потом пулей влетала под сень старой яблони, где, видно, и таился ее будущий дом.