Старик - Владимир Ефименко

- Вы, что, думаете, "На склоне" - это обязательно - на склоне лет?

- Ну почему,- вставила Вика,- усадьба Карсавиных находилась как раз, на склоне. (Карсавин - главный герой, моя роль!)

- Нет, не то. Слишком прямолинейно,- скривился Марк,- это состояние упадка. У человека - глубочайшая депрессия, потеря смысла. ОН живет всю жизнь и в конце узнает, что жил напрасно. У него экзистенциальная фрустрация, он устал. Он даже не способен на самоубийство... Я немного покряхтел и выдал:

- А я, вот, жил, жил а мне еще не надоело. Если вас интересует мнение старика. Я бы выступил в роли ...м-м-м, консультанта! Марк, будто и не слышал ничего:

- Что характерно для русской интеллигенции? (его взгляд, обращенный ко мне, говорил примерно: "Знай, сверчок, свой шесток.")

- А по-моему не надо доживать до седин, чтобы понять, что жизнь достаточно однообразна...

- Ах, ты ж, сучка. Однообразна! Экклезиаст в юбке. Я бы сделал тебе парочку однообразных движений, но слушать эту чушь...

- Однообразно что,- переспросил я, - чередование дня и ночи? Очереди? Человеческая пошлость? Что однообразно?

- Все предсказуемо, - проглотила эту наживку Вика,- а это достаточно скучно.

- Вы настолько знаете людей?

- Людей много, а мотивов значительно меньше, и они банальны.

Я рассмеялся старческим смехом:

- Хотите пари? Вы, иными словами, утверждаете, что в жизни нет сюрпризов? (На какой-то момент я хотел, было, раскрыться, но побороли искушение. Что мне - утирать нос Вике? У меня ставки покрупнее, чем эта кукла. Я вынул из кармана руку, зажатую в кулак:

- Угадайте, что у меня в руке? Все переглянулись и заулыбались.

Вика начала:

- Но... вы восприняли это так буквально...

- Коробка спичек, - предложил кто-то.

- Мундштук, - предположил Марк.

- Валидол, - мстительно улыбнулась рыжая.

- Пуговица.

- Там ничего нет?

Очередь дошла до итальянца, но он промолчал. Тогда я разжал кулак. Все замерли и моя челюсть затряслась "в беззвучном смехе". У меня на ладони лежала пачка "Стиморол".

Как я понимаю Великого фюрера Адольфа Гитлера, который, едва заслышав слово "интеллигенция", хватался за пистолет! Когда все челюсти снова приняли обычное положение, я продолжил:

- Вроде бы сверхбанально. И не диковина. Другое дело - вы от меня этого не ждали.

- У вас развитое чувство юмора, - сказала Луиза, впервые за вечер удостоив меня взглядом. Она явно имела в виду мои вставные челюсти, а значит, я и ее убедил. Вика прыснула со смеху, так искренне и по-простецки, что я готов был ее расцеловать.

Вскоре итальянцы укатили на марковском "мерсе". В образовавшемся вакууме, я подсел к нему вплотную и сказал:

- Я рад за тебя. У тебя такие интересные друзья... Что у тебя еще слышно? Я же тебя полжизни не видел, а при них - спрашивать было неудобно...

- Ой, дядя Коля. Я такая свинья,- вздохнул Марк, и я понял, что самое время выпить. Он был уже более, чем тепленький:

- Я такая сволочь... Даже к тете Ларе не ...

- Не надо себя корить, Марик. Это жизнь такая. Ты хоть что-то успел, а я...

- Дядь Коль, да я тебе что угодно... (вот он, подходящий момент!)

Марик, - начал я не спеша,- У меня тут неприятность случилась. Я хотел недельки две побыть у моря... Когда я еще выберусь? Помнишь, ты мне обещал Дом отдыха ветеранов? Так вот, я все - документы, паспорт, пенсионное, все это дома забыл. Положил на столе, а потом только в поезде вспомнил...

- Не надо даже думать об этом. Один мой звонок...

- Правда! Как хорошо! А у тебя милая жена, Вика. Красивая. (Я прикинулся дурачком. Вся киностудия, кроме, может быть, жены, все знали, кем ему приходится Вика.)

- Это мой помреж. А жену зовут Алина. А почему бы вам не пожить у меня на даче, что ж мы, чужие?

- Нет, Марик. Я не хочу вас стеснять. Не спорь. У стариков - свои причуды. Да и вообще - среди ветеранов мне будет лучшею. Все-таки, одно поколение... Хорошо?

- Ну, как хотите. Только зря. Насчет путевки, я конечно, позвоню.

Вот и славно, дорогой ты мой. Ох ты! Я и забыл! Проклятый склероз! Я же тебе гуся привез! Сам выкармливал. (это был последний штрих. Живой гусь с Привоза, купленный на остатки денег, сидел в корзине, у входа на дачу.)

- Бог ты мой! Спасибо! Спасибо от души. А с этим вопросом, считай, решено. (Марик был "никакой", называл меня то на "вы", то на "ты", улыбался. Я решил, что пора сделать последний ход:

- А, кстати, как с той Лидой? Ты понял, о ком я? Помнишь? - я подмигнул ему.

- Лида? Мы с ней в чудесных отношениях. Я иногда ее вижу. У нее сын уже здоровый балбес. Тоже пытается работать на сцене. Я с ним возился в свое время, но толку не вышло. (я пропустил это мимо ушей)

- Значит, вы.. остались друзьями. Я рад. Если она меня вспомнит, мне было бы приятно ее повидать. Умненькая такая...

- Да. С ней интересно. Но - не сложилось. А я ей обязательно передам. Мы заедем, дядь Коль, обещаю.

- Вот и славно. Однако, устал я ужасно. Эта дорога так изматывает... (Да. Я действительно устал. Хочу только спать. Своего я добился. Завтра я буду в Доме ветеранов и туда приедут Марк с моей мамой. Ему некуда будет деваться.

22.

Я спал без снов и проснулся на раскладушке под вишнями. Это была моя мысль - спать в саду. Марка уже не было. Мы с Алиной попили чай и вскоре пришел Вадик, которого Марк проинструктировал, куда меня отвезти:

- Марк Александрович уже обо всем договорился. Мы можем ехать прямо сейчас. Я на машине.

Вадик был вторым помрежем, исполнительной серой лошадкой. Я попрощался с Алиной и мы укатили. Ехали мы довольно долго. Я не знал, где находится Дом ветеранов, но Вадик вез меня, как Иван Сусанин - петляя по задворкам. Наконец, мы заехали на какой-то хоздвор. Я вылез из машины, проклиная "радикулит", а Вадик побежал договариваться с персоналом. Наконец, меня пригласили. Молоденькая медсестра в белом халате усадила меня на стул и заполняла какую-то бумагу, что-то вроде санаторной карты. Потом она сказала мне, что нужно померять давление. Я не хотел закатывать рукав, но она обернула мне руку поверх и стала качать. Рука занемела, и когда воздух с шипением вышел, глаза ее округлились:

- Ничего себе! Да как же вы с таким давлением? Ведь у вас почти что криз! Ложитесь сюда, я вам укольчик сделаю. Не больно, честное слово. Вот уж не думал! Я, наверное, действительно очень устал. Надо отдохнуть. Все уже позади, теперь только - набираться сил. Она сделала мне укол (чтоб у нее ручки не болели!) так быстро и незаметно, что я и не почувствовал. Я такой слабый, ужас! Голова стала свинцовой и я провалился в сон.

23.

Сон!

Какая необъяснимая и волшебная штука! Какие потрясающие чудеса случаются во сне, а мы принимаем это за должное, или наоборот, удивляемся самым обычным вещам! Мне снилось, что я лежу в палате Дома ветеранов, а в изножье у меня стоят мама и Марк. Они смотрят на меня и говорят, так, будто я уже покойник.

Марк, кажется, чем-то огорчен:

- Лида, ты узнаешь его? (наверное, я очень "постарел"). А она плачет. Никогда бы не подумал, что она так любила Николай Иваныча.

Мама говорит:

- Хорошо, хоть Саша позвонил. И когда он мне прочел этот бред... Марк начинает успокаивать маму. Я не понимаю, что такое ужасное ей цитировал Саша, и при чем он тут вообще. Марк говорит, что это возможно и не очень серьезно, и "его еще удастся поставить на ноги". Мама плачет опять. Марк говорит ей, что сам никогда бы не подумал, что такое может случиться. Что? Входит Саша и уводит маму. Марк смотрит на меня долго, а потом тоже уходит. Захожу я. Я - лежащий старик, улыбаюсь себе - молодому: "Как мы их взули?"

Заходит Николай Иванович, снимает очки, парик, усы, и подмигивает мне: А давай, Витя, мы их В С Е Х обманем!...