Замуж с осложнениями - 3 - Юлия Жукова

       — Ну так что ж я, к Императору домой в чём попало пойду? — возмущается матушка. — Сам-то в шелках!

       Азамат качает головой.

       — Ладно, я потрясён красотой твоего наряда. Сейчас придём, переоденешься.

       — Вот правильно, я тебе всегда говорила: начинай с комплиментов.

       Мы с Бойонботом ржём в кулаки, он при этом ярко-розовый.

       Ребёнок у нас проветривается на террасе по другую сторону дома, так что Азамат сначала проводит матушку с обзорной экскурсией по дому, неприкрыто хвастаясь, какое у него тут техническое и эстетическое совершенство. Похоже, матушка — единственный человек, с которым он не скромничает. Она, в свою очередь, так ахает и восторгается, что забывает, зачем приехала. Я решаю, что не надо им мешать и загоняю Бойонбота на кухню.

       — Как твоё зрение? — спрашиваю.

       — Ой, — он опять розовеет. — Вы ещё помните... Вообще всё это время хорошо было, но в последние несколько дней стало похуже. Не знаю, может, я слишком много в экран смотрю...

       — Да нет, просто уже срок истёк у линз. Надо или менять или оперировать. Ты на Гарнет не собираешься в ближайшее время?

       — Собираюсь, а как же! Я ведь вместе с Алтонгирелом прилетел, мы опять на одном корабле работаем. А завтра улетим снова.

       — Тогда давай я тебе направление напишу и контакты клиники дам, а ты там возьми отпуск и подлечись. А то если сейчас новые линзы приклеить, ещё полгода ждать придётся, пока растворятся.

       Пока я вожусь с распечатыванием, Бойонбот глазеет по сторонам, щурясь, чтобы рассмотреть всякие красивости Азаматовой работы.

       — Ой, что это? — внезапно дёргается он.

       — Где?

       — Как будто зверёк какой-то промелькнул, вон там, под столом.

       — У меня три кошки.

       — Рыжих?

       — Нет, чёрных...

       Я заглядываю за стол, но ничего там не нахожу. Ползать на четвереньках под мебелью я пока не готова.

       — Ладно, — отмахиваюсь. — Как забежало, так и выбежит.

       Отдаю ему бумажки и двигаюсь на террасу.

       — Чего-то вы долго гостей встречаете, — Тирбиш скучает на перилах по соседству с кроваткой, в которой детёныш спит без задних ног.

       — Азамат повёл матушку дом показывать, а он большой, — говорю. — Ты тут никаких зверей не впускал?

       — Не-ет, — удивляется Тирбиш. — А что, завелись?

       — Да вон Бойонботу кто-то под столом примерещился.

       Бойонбот сконфуженно пятится и натыкается на дверь, которую как раз открывает Азамат с той стороны.

       — Ну вот, ма, — тоном экскурсовода говорит он, — а тут у нас терраса, все тут и собрались.

       — Ой красота-а... — вздыхает матушка, окидывая взглядом наш шикарный вид на Дол. — Вот это дворец, я понимаю... Ой, Лиза, а какой у тебя там гобелен висит! Вроде и сделан просто, а такой выразительный! И не побоялась самого Ирлик-хона выткать.

       Я хихикаю.

       — Так это я за успех кампании старалась... Мне сказали, надо Ирлика делать. Я, правда, до победы только половину соткала, остальное потом, времени-то не было совсем.

       — Небось первый твой гобелен? — матушка качает головой.

       — Второй, первый с рыбками в детской висит.

       — Ой, я и не заметила, у вас эта детская так завалена барахлом...

       — Ты на малыша-то посмотреть не хочешь? — перебивает её Азамат. Видимо боится, что сейчас нам станут читать нотации.

       — Хочу, хочу! А где?

       Азамат мягко подталкивает матушку к кроватке, а дальше всё тонет в возгласах восхищения, таких сладких, что мне хочется принять инсулина. М-да, бабушка из неё вышла качественная. Бойонбот и Тирбиш сходят с террасы в сторонку, чтобы не вмешиваться в наши семейные дела.

       — Сама кормишь? — строго спрашивает у меня Ийзих-хон.

       — Конечно, — серьёзно киваю я.

       — Правильно, хорошо, — одобряет она. — Я вот тоже сама кормила, вон какой здоровый вымахал! — она похлопывает Азамата по спине. Он ужасно доволен.

       После так сказать смотрин мы усаживаемся пить чай, и матушка всё заглядывается на бескрайнюю гладь Дола.

       — Рыбки бы тут половить... — мечтательно вздыхает она.

       — Легко, — кивает Азамат. — Лодка есть, снасти тоже, можем завтра утром выбраться.

       — Правда что ль? — удивляется матушка. Потом щурится: — А прикормить?

       Азамат смеётся.

       — Ты просто очень хочешь в лодке по Долу покататься. Ладно, сейчас устроим. Только переоденься, ради богов!

       Матушка даже не спорит. Я показываю ей комнату, в которой она будет спать, и через пять минут она выходит в плотных широких домотканых женских штанах и кожаном жилете с грубыми металлическими заклёпками.

       — Ну я собралась! — бодро сообщает она. — Где у тебя лодка?

       — Сейчас всё будет, — усмехается Азамат, которому тоже надо переодеться во что попроще.

       Ему, как и ожидалось, надарили тонну подарков, и поток всё не иссякает, так что он теперь на людях исключительно в дарёной одежде ходит, да и камней на нём болтается, как на Ирлике, по крайней мере, на работе. Самое забавное — это серьги. Уши у Азамата не проколоты (на Муданге этого вообще не делают), а серьги вешаются на дужки вокруг уха, как очки. Первые месяца два Азамат стонал и выл, что отвык носить украшения, уши у него чешутся, пальцы от колец не гнутся и шея устаёт, не говоря уж о том, что выглядит он смешно в таком наряде. Но ничего, довольно быстро привык обратно. В молодости-то он любил приодеться.

       Ещё мне пришлось выдержать небольшую стычку с Советом Старейшин из-за Аравата. Он написал Старейшине Асундулу, что отменяет отречение, так что Азамат теперь официально считается его сыном. Сам Азамат по этому поводу предпочитает молчать и сохранять отсутствующее выражение лица. А я исхожу ядом — хорошо устроился старый гриб, как сын Императором стал, так конечно, признал мгновенно! Я даже не поехала его осматривать повторно, Янку послала, а то ненароком отравлю.

       Но это всё Совета не касается, только нашего духовника немного, а он обязан сохранять тайну исповеди, и не может сообщить на Совете, что сын и отец, мягко говоря, не в лучших отношениях. Правда, по-моему, это и так должно быть понятно, но... Муданг... В общем, Совет намекнул Азамату, что раз у него теперь снова есть отец, то нехреново бы постричься. Азамат, как всегда, промолчал, но мне почудилось, что он колеблется. Я побегала по потолку, покудахтала, подняла Унгуца посреди ночи и принялась его пытать, как можно избежать экзекуции. Он два дня просидел в архиве, пока я бдительно караулила Азамата, чтобы не дай боги не поддался на провокацию. Наконец Унгуц возник на пороге Дома Старейшин, покрытый библиотечной пылью, и, чихая, объявил, что до сих пор Императорами Муданга становились исключительно старшие мужчины в семье и, соответственно, волос никогда не стригли. А если стричь, то встаёт вопрос, куда девать остриженное, так чтобы никакой злоумышленник ни одного волоска не спёр, а то ведь по волосу порчу навести — нечего делать. К тому же следует прибавить, что существуют гимны, восхваляющие Императора, где его именуют "Старший Отец Народа", так что хотя бы поэтому знак старшинства следует оставить. Унгуц приводил ещё какие-то веские мифологические доводы, которые я не совсем поняла, но в итоге Совет единогласно принял решение оставить всё, как есть.