Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп

всю Россию, снабжал армию южан во время Войны Севера и Юга, поставлял оружие Австрии и как-то раз скупил все железо в Англии. Он мог покупкой и продажей акций вознести или погубить любую компанию, мог по своему усмотрению поднять или уронить котировку национальной монеты. Все это рассказывали о нем с одобрением, но говорили также, что в Париже он считался мошенником, каких не видывал мир, и ему пришлось оттуда бежать, что он пытался обосноваться в Вене, но был выслан полицией, и лишь британская свобода позволила ему безнаказанно наслаждаться плодами своей предприимчивости. Теперь мистер Мельмотт держал дом на Гровенор-сквер и контору на Эбчерч-лейн, и весь свет знал, что на бал его жены приедут принц, кабинетный министр и самые сливки герцогинь. И всего этого он достиг менее чем за год.

В семье был только один ребенок, наследница всего состояния. Сам Мельмотт был крупный, с пышными бакенбардами, большими бровями и густыми жесткими волосами. Выражение власти, создаваемое формой подбородка и рта, было настолько сильное, что спасало это лицо от вульгарности, однако весь облик оставлял неприятное впечатление и, я бы сказал, не внушал доверия. Мистер Мельмотт выглядел хамом и нуворишем. Жена его была толстая и светловолосая, не как обычные еврейки, но с еврейским носом и еврейским разрезом глаз. Мало что в мадам Мельмотт располагало к ней, если не считать готовности тратить деньги на все, что присоветуют ей новые знакомые. Порой создавалось впечатление, что муж нарочно поручил ей осыпать подарками всех, кто согласится их принять. Свет принял этого человека как Огастеса Мельмотта, эсквайра. Так свет обращался к нему в чрезвычайно многочисленных письмах, под таким именем он состоял в совете директоров тридцати с лишним принадлежащих ему фирм. Однако его жена оставалась мадам Мельмотт. Дочери позволили занять место в обществе под английским именем. Теперь она во всех случаях была мисс Мельмотт.

Феликс Карбери описал Мари Мельмотт своей матери вполне точно. Она не отличалась красотой, умом и святостью, как не была уродливой, глупой или особенно грешной. Миниатюрная, едва старше двадцати лет и, в отличие от матери и отца, без тени еврейского во внешности, она была как будто запугана величием своего положения. У таких, как Мельмотты, все происходит быстро, и весь свет знал, что у мисс Мельмотт уже был жених и дело шло к свадьбе, но потом разладилось. Никто не винил в этом девицу, никто не видел причин ей сочувствовать. Не то чтобы она обманула жениха или он – ее. Браки между лицами королевской крови заключаются вопреки отсутствию или даже невозможности личной приязни, исключительно в государственных интересах; здесь ту же роль играли деньги. Такие браки одобряются или не одобряются исходя из финансовых договоренностей. Молодой лорд Ниддердейл, старший сын маркиза Олд-Рики, предложил взять девицу за полмиллиона и со временем сделать ее маркизой. Мельмотт, по слухам, согласился на такую сумму, но в форме неприкосновенного капитала. Ниддердейл хотел беспрепятственно распоряжаться деньгами и на другие условия не соглашался. Мельмотт всей душой стремился заполучить маркиза – и маркизу, поскольку договоренность с герцогиней тогда еще достигнута не была, но в конце концов вышел из себя и спросил у адвоката жениха, можно ли доверить такому человеку такую сумму. «Вы собираетесь доверить ему единственную дочь», – напомнил адвокат. Мельмотт несколько мгновений яростно смотрел из-под кустистых бровей, затем бросил, что ответ не имеет отношения к делу, и стремительно вышел из комнаты. Свадьба расстроилась. Вряд ли лорд Ниддердейл сказал Мари Мельмотт хоть одно нежное слово, и неизвестно, ждала ли этого бедная девушка. Без сомнения, ей объяснили, какая участь ей уготована.

С другими женихами не получилось по сходным причинам. Каждый смотрел на девицу как на обузу, которую придется взять – за очень большую цену. Однако дела Мельмоттов шли в гору, принцев и герцогинь удавалось залучить другими способами – дорого, но не разорительно дорого, необходимость срочно выдать Мари отпала, и Мельмотт уже не сулил за ней таких сумм. Девица тоже стала обнаруживать свое мнение. Говорили, что она наотрез отказала лорду Грасслоку, чей отец разорился вчистую, а сам он был нищий, уродливый, с ужасным характером и без всякого умения нравиться женщинам. С тех пор как лорд Ниддердейл, хохотнув, сказал, что, так и быть, возьмет ее в жены, она набралась опыта и теперь украдкой подумывала о собственном счастье и собственном выборе. Люди поговаривали, что, если сэр Феликс умно поведет дело, невеста может достаться ему.

Многие сомневались, что Мари и впрямь дочь дамы с еврейской внешностью. Пытались выяснить, когда Мельмотт женился, но безуспешно. Общее мнение гласило, что первые деньги Мельмотт получил за женой, причем не очень давно. Другие утверждали, что Мари вовсе ему не дочь. В целом загадка приятно будоражила, и деньги были самые что ни на есть настоящие. Что они тратятся ежедневно, все видели своими глазами. Был дом. Была мебель. Были кареты, лошади, пудреные ливрейные лакеи и ненапудренные слуги в черном. Были драгоценности, подарки и все те приятные вещи, которые можно купить за деньги. Было два званых обеда каждый день – один в два пополудни, называвшийся ланчем, и второй в восемь. Торговцы узнали довольно, чтобы отбросить всякие опасения, и в Сити Мельмотта оценивали очень высоко, даже если репутация его не стоила ломаного гроша.

К десяти часам большой дом на южной стороне Гровенор-сквер сиял огнями. Широкую веранду превратили в подогреваемый зимний сад и наполнили сказочно дорогими тропическими растениями. От двери соорудили крытый переход к мостовой и, боюсь, подкупили полисменов, чтобы те отправляли прохожих в обход. Дом был украшен так, что, войдя, вы не понимали, где очутились. Вестибюль стал раем, лестница – волшебной страной, коридоры – папоротниковыми гротами. Внутренние стены снесли и соорудили арки. Дорожки за домом огородили, накрыли крышей и застелили коврами. Бал проходил на первом и втором этажах, а сам дом казался бесконечным. «Это, верно, обошлось в шестьдесят тысяч фунтов», – заметила маркиза Олд-Рики своей старой приятельнице графине Мид-Лотиан. Маркиза приехала, несмотря на историю с неудачным сватовством сына, когда услышала, что будет герцогиня Стивенэйдж. «Никогда еще деньги не швыряли на ветер так скверно», – сказала графиня. «Говорят, они так же скверно приобретены», – ответила маркиза. Затем обе старые аристократки, одна за другой, наговорили льстивых слов богемской еврейке, которая встречала гостей в волшебной стране, полуживая от усталости и в полуобмороке от величия происходящего.

Три салона на первом этаже были приготовлены для танцев, и здесь находилась Мари. Впрочем, заботу о танцах взяла