Камрань, или Последний "Фокстрот" - Крутских Юрий Николаевич

«А ещё сообщаю тебе, моя радость, что корабль, на котором выпала мне нелегкая доля служить, полностью именуется так – атомный подводный ракетный крейсер стратегического назначения. Кроме меня, несет он в себе ещё 120 человек (большинство из которых, честно тебе скажу, типичные олени), а также 16 баллистических ракет дальнего радиуса действия. Дальность стрельбы – почти десять тысяч километров! Каждая такая ракета, ты только представь, имеет разделяющуюся боеголовку индивидуального наведения, которая в нужный момент распадается на 10 ядерных зарядов, и они самостоятельно летят куда надо. Скорость, которую способна развивать под водой наша субмарина, весьма внушительная – 35 узлов, это больше, чем 60 километров в час, а глубина, на которую может погружаться – 600 метров»…

Паша перестал писать, почесал ручкой затылок и вновь задумался. Ему показалось, что информация, которую он только что разгласил, может составлять государственную и военную тайну. Если это так, то соответствующим компетентным органам такая болтливость вряд ли понравится. Но существует ли ещё при этих органах какая-то военная цензура? На дворе-то – разгар перестройки! С другой стороны, всё вышенаписанное за исключением того, что приукрасил, он собственными глазами прочитал в журнале «Зарубежное военное обозрение» и почти слово в слово пересказал в письме любимой. Решив, что бояться особо нечего, и будучи уверенным, что девятнадцатилетней студентке индустриально-педагогического техникума из далёкого, затерявшегося в южнорусских степях небольшого городка будет весьма интересно и даже полезно узнать тактико-технические данные стратегического подводного ракетоносца, Паша оставил всё как есть и продолжил повествование:

«На службе у меня всё нормально. Поначалу, правда, было трудновато, разные кони пытались права качать, но я их быстро на место поставил. Есть у нас один такой – Самокатов. Неандерталец дремучий, к тому же контуженный, да ещё и с манией величия! Попытался как-то на меня наехать. „Я дембель, – говорит, – а ты карась, пока год не отслужишь, будешь за мной шустрить и всё, что я скажу, делать“. „Щас, – говорю я ему, – разбежался!“ И бац без разговоров – в морду! Ну, ты же знаешь меня! Со мной такие штучки не проходят. У меня разговор короткий. Где влезешь, там и слезешь! Пришлось популярно объяснить человеку, что он не прав. Самокатов второй месяц уже с синяком под правым глазом ходит (я ему регулярно его подновляю, чтобы не расслаблялся!)».

Паша снова оторвался от письма, потрогал свежую припухлость под правым глазом, и ему стало очень грустно. Он с тоской посмотрел на круг переборочной двери, за которой не так давно скрылся неандерталец-Самокатов, и глаза у него заблестели.

«С этим народом по-другому нельзя, – смахнув скупую мужскую слезу и не совсем по-мужски хлюпнув носом, продолжил Великов, – по-хорошему они не понимают. „С волками жить – по-волчьи выть“. Дашь в глаз, пошлёшь куда подальше – тогда другое дело.

Мне тут ещё командир задание дал. Личная просьба, говорит, за лейтенантом надо приглядывать. Молодой, мол, ещё неопытный, как бы чего не натворил. Так открытым текстом и сказал:

– Ты, Великов, наш проверенный кадр, подстрахуй, если что, лейтенанта, у тебя опыт и всё такое!

Вот и приходится нянчиться: за карасями смотри, Самокатова и всяких олухов в узде держи, а теперь ещё и за лейтенантом по пятам ходи, чтобы чего не натворил! Ну, ничего, привык уже, справляюсь. А что делать? Жить-то хочется! Вот и сейчас сижу в своем отсеке, контролирую обстановку. Хоть и не моя вахта, а вот смотрю, как бы эти бараны чего не учудили. Идём на глубине 50 метров…»

Великов на секунду задумался, глянул на глубиномер и, не удовлетворившись увиденным, аккуратно приписал ещё нолик. В таком виде значение глубины ему больше понравилось, и он продолжил:

«…сама понимаешь, на такой глубине ухо надо держать востро, если какой карась ошибётся, а лейтенант не уследит, то всё, пиши пропало. Загремим все на морское дно к дедушке Нептуну на презентацию. А вчера этот конь, Самокатов, это животное тупорылое, заснул на вахте. Представляешь! Я захожу в отсек, смотрю – спит! Аж слюни пустил. Ну, я ему устроил головомойку! Ох, он у меня и получил! И правильно!

Из-за такого разгильдяя все запросто погибнуть могли. Я уже потом, когда мордобой закончил, сказал ему:

– Ты, Самокатов, что творишь? Тебе если жить надоело, иди вон в трюм, там повешайся. Я сам, если надо, верёвку тебе принесу, а меня под монастырь подводить не надо, если ещё раз увижу, собственными ру…»

Тут неожиданно открылась переборочная дверь. Паша быстро закрыл тетрадку и рывком сунул её себе под зад. В отсек шумно ввалился Камаз-Самокатов. Плотоядная улыбочка, застывшая на его губах не предвещала ничего хорошего.

– Ну чо, Велик, сидим? По морде хочешь? – с порога заботливо поинтересовался он. И хотя Паша не хотел (в чем тут же чистосердечно признался), Самокатова это не смутило. Проходя мимо Великова, он влепил ему такую звонкую затрещину, что звук её уловили даже тугоухие гидроакустики на противолодочниках, вторую неделю безуспешно пытавшиеся нас обнаружить! А чем же ещё, как не этим, можно объяснить тот факт, что ровно через пять минут мы услышали пение их винтов прямо у себя над головами?

Но тревога оказалось ложной: оплеух больше не последовало и противолодочники несолоно хлебавши удалились. По тому, как скоро затихли их винты, и какая звенящая воцарилась тишина, было ясно, что они решили поискать нас где-нибудь в другом месте – вполне возможно, что на другом конце океана.

А письмо свое Паша Великов благополучно закончил, но уже на берегу, по возвращении на базу. Самокатову там досталось по первое число – в дополнение к правому у него оказался подбитым ещё и левый глаз.

Досталось и лейтенанту-несмышлёнышу, то есть мне: что-то я там опять накосорезил и не уследил, а Паше вновь пришлось за меня отдуваться.

«Ну а вообще, – в заключение сообщил Паша, – служить на подводном флоте мне очень нравится!»

Глава 7 Обязательный инструктаж и лирическое отступление

Ровно в двадцать ноль-ноль в полном соответствии с корабельным распорядком я заступаю вахтенным офицером в центральный пост. Отдохнувший перед этим, хорошо выспавшийся, с интересом прослушавший байки о наших достижениях и даже совершивший небольшой моцион по кораблю, я, честно говоря, уже не знал, чем ещё можно было заняться. Поэтому прозвучавшую команду «третьей боевой смене приготовиться к заступлению на вахту!» я выслушал с немалым удовольствием и был рад поменять поле деятельности на предстоящие четыре часа.

Перед тем, как заступить, я построил в четвертом отсеке личный состав новой смены и с выражением крайней озабоченности на суровом начальственном лице минут пятнадцать проводил инструктаж. На первый взгляд, занятие это совершенно бессмысленное. Действия, которые приходится выполнять морякам на вахте, повторяются изо дня в день и отработаны ими до автоматизма. Все отлично знают, что надо делать, а что нет и в чём состоит их основная задача. Но любой командир, имеющий опыт практического руководства хотя бы небольшим воинским коллективом, согласится с тем, что лишний раз посмотреть бойцам в глаза, напомнить обязанности и проверить знания инструкций никогда не помешает.

Для начала я проинформировал присутствующих, что вахту надо нести бдительно, со всей возможной ответственностью, ни на какие посторонние занятия не отвлекаясь. Что в то время, когда остальной экипаж корабля будет заслуженно отдыхать, именно на них, на вахтенных в отсеках, ложится обязанность по обеспечению жизнедеятельности и безопасности всей подводной лодки.

Поупражнявшись ещё немного в изречении банальностей, я перешёл к конкретике. Вахтенным концевых отсеков – первого и седьмого соответственно – я указал на необходимость постоянного слежения за показаниями глубиномеров, чтобы при изменении глубины больше чем на два метра тут же следовал доклад в центральный пост. Если этого не делать, напомнил я, могут произойти не совсем приятные вещи: в случае выхода из строя глубиномера центрального поста, на который ориентируется «сидящий» на горизонтальных рулях боцман, можно очень просто и вниз улететь. А под нами, между прочим, глубина больше километра! Тут для иллюстрации сказанного и усиления воздействия на психику я вкратце повторил историю, рассказанную мне как-то нашим заслуженным аксакалом, старшим мичманом Гаврилко. Вам, уважаемый читатель, перескажу своими словами, по возможности не сильно отклоняясь от оригинала.