Черноморский Клондайк - Михаил Серегин

Море плавилось на солнце, снежная белизна мрамора била в глаза. Кругом суетился не догадывающийся о грозящих ему испытаниях народ. Храм Посейдона, как и сам бог морской стихии, казался вечным.

Флот Митридата обуздывал коварных пиратов, мешавших торговле на Черном море. Посейдон Сосиней и Афродита Навархида хранили корабли от напастей, взирая с горы Митридат на понтийскую армаду.

«Митридат, Митридат…»

Имя понтийского царя отравленной стрелой проникло в мозг.

Яд пробежал по телу, заставив профессора резко выпрямиться. Его застывший взгляд медленно двигался по горе исторических документов, бумаг и книг, которые он беспощадным образом сгрудил, освобождая место для своей коллекции. Горечь досады затопила душу Арсения Адольфовича.

Сколько он ни бился над тайной Митридатовой казны – все впустую.

Он исследовал бездну документов и свидетельств, ездил в Грецию, Италию и Турцию, где дни и ночи рылся в архивах, стремясь разгадать тайну пропавших сокровищ. Он выдергивал из мрака обрывки писем, добывал из пепла лет исторические детали, складывал их, подгонял одну к другой, чтобы перед ним наконец заблистал хотя бы слабый огонек надежды. Он загорался и сдавался, неистовствовал и покорялся, отметал записи и свидетельства и снова бдил над ними, окрыленный какой-нибудь догадкой.

Так проходили годы. Арсений Адольфович, удивляясь собственному упорству, метался между веком Митридата и нынешним веком. Если бы его обследовал какой-нибудь психоаналитик, то отозвался бы о его мышлении как об импульсивно-компульсивном. Мысль профессора бежала по кругу, по замкнутому кругу.

Как ни было ему горько прощаться с Афродитой да и со многими другими находками, все эти огорчения лежали в верхнем пласте его сознания.

В глубине же слабо мерцал таинственный факел, освещавший выбитое в стене имя Митридата. При каждом его упоминании, при любом намеке на возможность разгадать злополучный секрет сокровищ пламя факела вспыхивало с новой силой, грозя расплавить мозг и душу профессора.

Вот и сейчас, обозревая горы бумажного хлама, испепеляемого на протяжении многих лет его недремлющим взглядом, он почувствовал в груди знакомое жжение. Нет, если так и дальше пойдет, он заработает инфаркт!

Думы профессора помимо его воли волнами омывали берег с названием «Митридат». Этот берег, подобно Вифинии или Каппадокии, лежал по ту сторону моря. На этой стороне мучился неразгаданностью древней тайны он, Арсений Адольфович Миллер, человек, для которого прошлое обладало большей реальностью, нежели современность.

Арсений Адольфович мрачно усмехнулся. При всей непохожести судеб, его и Митридата объединяла жажда могущества. Митридат добивался превосходства над Римом, Арсений Адольфович – превосходства историка, эрудиция и упорство которого заслуживали щедрого вознаграждения, например, Митридатовой казны. Профессор прятался за ширмой исторического интереса, чтобы не признаться самому себе, что прежде всего его интересует богатство и власть. И здесь он мало чем отличался от невежественного Хазара. Просто он, Арсений Адольфович, понял, что черпать золото и серебро можно из прошлого.

Он отказывался сравнивать себя с Хазаром, который незаконно сбывал найденные в раскопах древности через вице-мэра и отстегивал профессору определенную часть, зато с восторженным упоением проводил параллель между жизнью своей и Митридатовой. Митридат был умным, жестоким и подозрительным. Арсений Адольфович – здесь он готов был себя немного покритиковать – тоже не отличался добродушием, будучи при этом интеллектуалом. Митридат знал двадцать два языка, Арсений Адольфович – шесть, в том числе древнегреческий и латынь. Митридат не мог успокоиться, борясь за первенство на морях, в Греции и Малой Азии, и он, Арсений Адольфович, не знал покоя, разгадывая тайну царских сокровищ.

За три войны, которые он вел против Рима, Митридат, демонстрируя высокое полководческое искусство, побеждал таких римских полководцев, как Кассий, Маний Аквилий, Оппий. Он сталкивался с Луцием Лицинием Лукуллом и Корнелием Луцием Суллой, оказывая и тому и другому стойкое сопротивление. Даже после того, как в итоге третьей десятилетней войны его войска были разгромлены Гнеем Помпеем, Митридат не сдался, хотя и бежал к своему зятю, армянскому царю Тиграну Второму. Бежал лишь затем, чтобы залечить раны и собраться с силами для новых сражений.

Арсений Адольфович проявлял столь же завидное упорство и силу воли.

Митридат прославился не только как бесстрашный и опытный военачальник, но и как хитрый удачливый дипломат. Свою дочь он выдал замуж за армянского царя, а собирая войска для борьбы с Римом после победы в войне, спровоцированной проконсулом Лицинием Муреной, Митридат сумел создать коалицию из скифов, сарматов, фракийцев, германцев, а также пиратов-киликийцев.

Внимание Арсения Адольфовича сконцентрировалось на последнем периоде жизни Митридата. Этот период мог бы составить содержание возвышенной трагедии, повествующей о борьбе героя-одиночки против мощного многочисленного врага и предательства близких. И все же Арсения Адольфовича интересовал больше меркантильный аспект этого исторического действа. Его занимал вопрос о казне. Оставил ли Митридат сокровища у своего зятя или привез их с собой в Пантикапей? Или богатства пребывали в ином секретном месте? Были ли они разграблены, растащены или так и сгинули одним махом, пропали без вести?

Попав в привычное колесо, извечная мысль профессора вхолостую завращалась, не неся никакого разрешения. Он смежил веки. Наэлектризованные блеском неведомых сокровищ зрачки распались на миллионы светящихся точек. В затылке ухал тяжелый молот. Арсений Адольфович откинул голову на спинку кресла, представляя себе несметные сокровища, помассировал голову, но боль не затихала. Тогда он медленно поднялся, открыл ящик стола, достал пузырек с успокоительным. Приняв лекарство, снова уселся в кресло.

Серебряная монета жгла ладонь. На лицевой стороне была изображена голова не то бога, не то царя. На оборотной – рог изобилия с двумя звездами по сторонам. Галина сунула монету в карман рубашки.

Оглянулась. В дверях стоял неслышно вошедший в дом Иннокентий.

– Красивая монета? – с усмешкой спросил он.

– Что? – прикинулась, что не расслышала, Галина.

– Монета красивая?

Иннокентий подошел к Галине и, схватив одной рукой оба ее запястья, другой быстро достал из ее кармана монету.

– Да, ничего, – улыбнулся он, отпустив девушку и держа монету двумя пальцами. – Здесь голова Гелиоса, а здесь, – перевернул он монету, – рог изобилия со звездами Диоскуров.

Галина глаз не опустила. Она смотрела даже с вызовом.

– Лучшее средство защиты – нападение? – снова усмехнулся Иннокентий. – Прав был Аристотель: добродетель – удел немногих людей. Платон тоже был прав, говоря, что для того, чтобы набраться мудрости, нужно иметь досуг, то есть не работать. Но как совместить обе эти истины? Не противоречит ли одна другой?

– Что ты хочешь этим сказать? – напряженно глядела на него Галина.

Распотрошенный мешочек с находками лежал на столе.

– Ты решила предпочесть Платона, причем любым путем.

Ты не хочешь работать – и это для тебя главное. А то, какой ценой достичь этого, – ерунда. Можешь даже обворовать приятеля!

– Я просто посмотрела, – закусила губу Галина.

– И решила сунуть в карман? – недоверчиво качал головой Иннокентий.

– Ну, с кем не бывает! – театрально вздохнула она.

– Ты поэтому пригласила меня у тебя поселиться? Чтобы, дождавшись удобного случая, ограбить меня?

– Перестань драматизировать. Никто не собирается тебя выставлять вон. – Она подошла к Иннокентию и, задрав голову, безбоязненно посмотрела ему в глаза. – Оставайся. Ты принес базилик?

– Принес, целый ворох базилика. Странно, что ты еще про него не забыла, – насмешливо взглянул на нее Иннокентий.

– Ну так сними ведро с плиты и налей ванну, – лукаво улыбнулась Галина.

– А ты в это время займешься моим мешком?

– Нет, обещаю. Прости.

Она стыдливо потупилась. Иннокентий махнул рукой и пошел на кухню.

В проеме между мраморными колоннами на цвета слоновой кости стене подрагивают два темных силуэта. Картинка приближается. В тишине высоких покоев гулко звучат чьи-то шаги. Из охристого тумана выплывают профили – сосредоточенный, словно высеченный из камня профиль восточного деспота, и горбоносый, но при этом кажущийся более мягким, – молодого мужчины в хитоне.

Митридат Шестой Эвпатор (скрежеща зубами):

Помпей жаждет моей крови. Он уже празднует победу. Я потерял все свои владения.

Тигран Второй Армянский (стараясь держаться твердо): Ты можешь рассчитывать на мое гостеприимство.

Митридат: Ты говоришь так, как будто волен распоряжаться собой. Римляне не простят тебе твоего упорства под Тигранокертом.