Золотое солнце - Дмитрий Володихин

— Мы не можем. Так не по закону. — Видно, городскому на Торжке драку затевать не хотелось. Городской, да, масть у него, солдата, все едино купеческая. И так шумно, а деньги любят тишину. Вот он и выдал имперцу про закон. Эти любят закон больше себя. Аххаш Маггот! Прибрежные черви. В общем, красивый, породистый офицер дал себя уговорить. Не идти ж ему, видите ли, против закона. Повернули коней. Я засмеялся. Одному подавай закон, другому порядок, оба — трусы. Наш бы один против трех сделал иначе... Не трусы, конечно, просто рыбье дерьмо. Я смеялся. Я не хотел их оскорбить, мне не требовалось оскорблять их напрасно. Скорее всего они даже не слышали моего хохота. Просто все вышло так смешно!

Я вернулся на корабль скорее, чем эти двое успели подстроить какую-нибудь каверзу.

Оказалось, Крысы искали меня по всему городу. Старший абордажный мастер стаи только что испустил дух от неведомой болезни. Какая-то горячка. В любой стае правит совет пяти: старший абордажный мастер, старший корабельный мастер, старший вольный — тот, чьим языком на совете говорит команда, старший торговый мастер, старший мастер баллист и катапульт. Последний — самый слабый из всех, он говорит первым. Первый — сильнейший. Прежде, еще при моем прадеде, старших абордажных мастеров по старой памяти называли царями. Они водят вольный народ на чужие палубы, в десант, они берут города, они первыми вступают на корабль, когда следует отправляться в поход, и последними говорят на советах — их слово решающее. В походе только старший абордажный мастер может приказать принести в жертву черного козла или человека. Мы вольный морской народ, у нас нет царей. Но все же... Ах- хаш Маггот! Если бы кого-то и следовало так называть между нами, то именно старших абордажных мастеров. Такой мастер есть на каждом корабле. В каждой ватаге. Старший — только один на всю стаю. В тот год Черные Крысы пришли в Пангдам на семнадцати длинных кораблях под широким парусом. Из них — одна трофейная трирема лунных и одна трофейная квадрирема имперцев. Никто в морской гильдии вольного народа не выставляет столько, разве что Белые Чайки. Знающий человек скажет: семнадцать длинных кораблей с нашей командой — очень большая сила. И тут сгинул первый человек во всей стае. По обычаю, мы собрались за столом, на котором лежало его тело. Старший корабельный мастер Ганнор, старший вольный Милькар, мой брат, старший торговый мастер Бэль-Зеббал Кривой и я. Это был мой второй поход в звании старшего мастера баллист и катапульт. Мы не могли предать труп воде, пока не избран преемник. Кто-то из нас, четырех старших мастеров.

Первым отказался Кривой. Правильно, достойно поступил. Старый уже, слабый, дерьмо, скоро придет его черед гнить на берегу. Потом Милькар сказал: мол, нравится ему звание старшего вольного, он не хочет гнуть вольных людей. Рыбья моча! Он подходил лучше всех. Остались Ганнор и я. Кривой за него, брат за меня.

Конечно, Ганнор по всему выше меня. Все ждали, что я откажусь в его пользу, но я не хотел. Да, выше он, опытнее, но только пустой, Сила в нем не звенит, исчахла его Сила. А Первый должен чуять, как дикий зверь. И если этого нет, никакой опыт не поможет. Я могу, Милькар может, покойник, что лежал между нами, тоже мог. А Ганнор не способен. Тут бы дело решилось мечами, так наш морской закон говорит. Вышло иначе.

Что меня надоумило достать КУБ? Никогда не пойму этого. Словно под руку толкнули. Так же, как на Торжке, когда толкнули к хромому... Я выложил КУБ на стол, и тут их всех шибануло Силой. Испугались. Какая вещь! Мощь в ней какая! Кривой сразу сказал: против Малабарки спорить больше не стану. Видно, боги хотят даровать ему удачу. Ганнор молчит. Видно, что не согласен, голос, однако, подать не смеет. Дело вроде бы решается в мою пользу. Но не чисто, по-ржавому. Я говорю:

— Испытаем судьбу. Пусть боги покажут, кто из нас первый.

Кладу КУБ в руку Кривого. Он один среди нас не имеет прямого интереса в деле. Ганнор кивает, мол, согласен. Если бы я уже был Первым, то лучше поступить не смог бы. Всякий видит, кто из нас с Ганнором сильнее. Кривой спрашивает у меня:

— А кому посвящен твой Куб, кто его держит? К кому обращаться?

Я не знал тогда, да и сейчас не знаю, от кого пришла мне эта вещь. Ганнор мне сам помог:

— Когда гадают на одного из двух, все равно к кому обращаться. Не нужно произносить имени держателя Куба, жертва тоже не нужна. Ведь мы сами даем ему власть над собой. Мы даем решить нашу судьбу. Выходит, жертва тут и так — самая высокая.

Кто бы ни был Ганнор, но только не дурак. Все правильно. Мы посмотрели друг на друга. Кажется корабельному мастеру, что я дал ему шанс. Кажется мне, что шанса я ему не давал. Аххаш Маггот! Кто прав?

— Бросай на него, потом на меня, — говорю Кривому.

Ганнор опять кивает. Давай, мол.

Ему выпал «ацал», двойка. Мне — «хутель», четверка. Так КУБ принес мне звание старшего абордажного мастера Черных Крыс...

«Тулед», «ацал», «киит», «хутель», «махаф», «шагадес». Это знаки на шести гранях КУБА. Не буквы. И не рисунки. Тем более не руны, руны трех языков я понимаю хорошо и люблю, но это совсем не они. Я... до сих пор не знаю точно, как назвать шесть знаков на КУБЕ. Отчасти, совсем немного, цифры. Да, цифры. От единицы до шестерки. Но эти знаки гораздо богаче и сильнее простых чисел. Сказать про них: «Только цифры» — значит солгать. Символы. И одновременно — меры силы или качества. Обозначения способа жизни. Вот, например, «тулед»: длинный изогнутый клин, кривой меч без рукоятки. Очень хорошо для людей, любящих закон, порядок, одну женщину на всю жизнь, постепенное возвышение и размеренную работу. Хорошо, скажем, для имперцев. Или для наших рыбаков, что не ходят в море под широким парусом. Чуть-чуть похоже на «человек на берегу», но только «тулед» не тяжел, он просто скучен, и если это женщина, то она не будет сварливой стервой, но в постели окажется холодной и неумелой. В судьбе «тулед» не сулит ничего неожиданного, этим похож на «причал», но это «тулед», а не причал, это спокойное движение, а не стояние на берегу. Вообще, ни один из символов КУБА не подарит тебе надежды остаться с тем, что имеешь сейчас. Да убоятся люди «причала» браться за КУБ. Эта вещь столь сильна, что может дарить и отбирать судьбу, не спросив разрешения того, кто взял ее в руки... «Ацал» — символ торговцев, мелкого обмана, хитрости рыночного воришки, малого риска и малой добычи. Ты можешь получить кое-что, рискуя малым, когда выбросил «ацал». Ты и потеряешь малое... Скажем, попавшись, получишь плетей, но не положишь голову на плаху. Если вышел «ацал» на женщину, иди к проститутке, скорее всего купишь хорошую. «Киит» я не люблю — знак судьбы лунных людей, магов и старших богов; власти, которую дает потаенное знание; случайной смерти. Женщины «киита» приносят только дурное и всегда хотят подчинить себе мужчину. Недобрый знак. Зато «хутель» как раз по мне. Вольный народ, да степняки, да все те, кто презирает смерть, кто умеет поставить все, чтобы выиграть немногое, любят его. «Хутель» дарит золото с боя, велит пропить ровно половину, прочее же раздать или выкинуть в море. «Махаф» я понимаю плохо. Этот символ — для младших богов и странных существ, назначение которых в мире не знает никто. Мрачный символ. Тебе выпал «махаф», и ты станешь красив, как нелюдь, легок и неутомим, вся твоя жизнь пройдет как на лезвии бритвы. Ты не будешь нуждаться ни в чем. Ты все время будешь бояться нападения — Аххаш знает откуда — и худо кончишь скорее всего. Женщины «махаф» сплошь ведьмы... Символ сложный: четырехлепестковый цветок, на стебле два шипа, с которых капает яд. «Шагадес» зачаровывает вольных людей. В нем есть то, что манит и губит нас всех. Славная смерть. Ты получаешь очень много, сразу, быстро, так много, как и мечтать не мог. А потом все теряешь вместе с жизнью. Может быть, даже не успеешь воспользоваться выигрышем... Скажем, тебе достанется любовь богини, искуснейшей из богинь, но наутро она удушит тебя... если только не раньше. Или, например, я. Вся моя жизнь на Лунном острове — бегство. Я должен прожить ровно год среди врагов, не имея ни единого друга, ни единой монеты, ни единого шанса. Я способен уцелеть на протяжении одной луны. Может быть, полутора лун. Если очень постараюсь — проживу два. Но год? Невозможно. Вся моя тактика — оттянуть конец. «Шагадес» способен даровать мне год жизни, даровать победу, через год корабль Черных Крыс будет ждать меня там же, где я прыгнул в море. Я доплыву до него, заберусь на борт. Допустим, так. Потом меня поздравят, нальют вина, но не примут обратно в ватагу, а свяжут и бросят в море на верную смерть. Тут нет никакого смысла. Люди не могут понять «шагадес». Зато «шагадес» заставляет их поступать помимо всякого смысла. Говорят, господин этого символа — сам Незримый Владыка, Тот, кто выше и сильнее богов, Тот, кто не имеет имени и лица, Тот, кто никогда не показывается людям, но вмешивается во многое... Не один вольный человек боится и втайне мечтает о «шагадесе». Очень простой символ — вдавленный круг, и больше ничего.