Бледная Холера - Иоанна Хмелевская

Но фамилия Чистый и эта квартирная сделка все-таки как-то сочетались. Уже по переезде в Мокотов, моя приятельница высказалась так:

— Как считаете, если год не мыться, будешь таким же чистым в финансовом отношении? Может, я продержусь?

— Запаршивеешь, — озаботился муж.

Тот дурацкий разговор почему-то застрял у меня в памяти. Теперь этот Чистый портил мне стройную картину. Ведь уже тогда годков ему было куда побольше, чем мне, причем из статистики известно, что срок жизни у мужчин короче. Одно могу сказать: будущую жертву я себе уже нашла.

Теперь оставалось убедить Кшися перейти на мой компьютер. Но достаточно было разок посмотреть на его рабочее место, как становилось понятно, что задача эта будет куда как потяжелее. Вряд ли он вообще согласится. Однако силы я в себе чувствовала колоссальные.

Пожалуй, слово «стерва» вполне бы ко мне подошло.

* * *

Я позвонила комиссару Роберту Гурскому и предложила встретиться. Сначала Роберт обрадовался, но потом в его смущенном тоне появилась некая подозрительность. А может, мне показалось? Может, это была простая осторожность?

— Думаю, пока не стоит... Простите, я не то хотел сказать. Нам лучше встретиться как бы случайно, без договоренности...

Я удивилась:

— Можно и так, но в чем причина? Что-то случилось?

— Случилось, ха-ха, — разозлился Гурский. — Вечно что-то случается. У нас тут очередная закавыка. Я просто в бешенстве. Не могу я афишировать наше с вами знакомство. Не вправе. В любой момент... ладно, не будем об этом. Давайте я вам позвоню как-нибудь.

— А если меня не будет дома?

— Сотового у вас разве нет?

— Есть, да не складывается у меня с ним роман, вечно звонки пропускаю.

— Тогда вот что. По ночам-то вы дома бываете? Что вы в семь утра на месте, я в курсе.

— Откровенно говоря, лучше ночью. Но если телефон зазвонит в семь утра, я сниму трубку. В виде исключения. Буду знать, что это вы. Только поторопитесь, пожалуйста. У меня срочное дело!

— У меня тоже, — пробурчал Гурский и повесил трубку.

Ловкач. Так ведь и не спросил, что мне от него надо.

Ему сейчас не до меня, сообразила я. Не стоит проявлять настырность. Все-таки за минувшие четыре года мы не раз встречались и по-дружески беседовали. Я и сейчас бы мирно подождала, пока у него выпадет свободная минутка, но на другой день, ровно в семь утра, зазвонил телефон. Я умудрилась мгновенно проснуться и сразу схватила трубку.

— Где ты, бляха-муха, шлындраешь, курица разукрашенная?! — свирепо зарычала трубка. —- Я без ключей, стою тут как пятьдесят поросят!!!

Оригинально. Вряд ли это Гурский. Интересно, с чего это ранняя пташка сравнивает себя с поросятами? Да еще с целой полусотней...

Однако начало фразы мне понравилось гораздо меньше.

— Ну уж кто угодно, только не курица, — оскорбленно ответила я и положила трубку.

Эта курица разукрашенная, да еще в семь утра, вывела меня из себя. Я энергично взялась за дело. В конце концов, мир тесен.

Уже второй мой звонок принес кое-какие плоды.

— Чистый? Влодзимеж? Ты что, не знаешь? — удивился мой собеседник. — Первый заместитель генерального прокурора. Папочка у него при социализме был шишка. Какие-то спецслужбы: госбезопасность, милиция, армия, что-то такое... В нужный момент переметнулся, так что сыну карьеры не испортил.

А, вот он, Чистый с Партизанской, который старше меня. Все совпадало.

Третий человек, которому я в то утро позвонила (утонченный, интеллигентный и сдержанный в словах), определил прокурора Чистого как «алчную мразь».

Четвертый звонок не дал ничего.

Пятый мой информатор порылся в памяти.

— Подожди, подожди... Байгелец... Как же его... Артур, что ли?

— Подходит.

— Я его знаю. Засранец из высшего света. В автогонщики рвется. Только гонщик из него как из стельной коровы балерина. Чайник — это для него комплимент. Раздолбай и пропойца. А что?

— Да ничего. А папочка кто?

— С папашей не знаком. Одно скажу: на паперти родитель не стоит, это уж точно.

Шестого человека не было на месте, седьмой высказался мрачно и зло:

— Уже сроки аукциона назначили. Не терпится. Хоть бы конца сезона дождались. Наверное, боятся, как бы недосмотра не вышло и лошадки случайно не выиграли. А настоящие коневоды на аукцион просто не успеют. Да поразит мерзавцев мор!

Я целиком разделяла его мнение, но лошади сегодня утром меня не интересовали. И я набрала очередной номер, восьмой по счету.

— Кто? Анджей Байгелец? Ну как же. Президент двух банков и трех акционерных обществ. Уже успел обокрасть управление здравоохранения — кажется, в Седлеце, Финансовый советник в министерстве и вообще темная личность. Газеты надо читать, пани Иоанна. Радио есть, телевидение... Нет, как раз телевидение старается помалкивать.

Вот так-то. Без газет и без радио я раскопала, кто с кем договаривался тогда на паркинге. Теперь уж Гурский от меня живой не уйдет!

* * *

Конечно, я и понятия не имела, что как раз в этот момент Роберт Гурский совещался со своим начальником инспектором Бежаном и оба громко скрежетали зубами. Гурский опять разочаровался в жизни.

— Понимать-то я тебя понимаю, — говорил Бежан сочувственно. — Тем более сам тебя в это дело впутал. Только я знать ничего не знал. Закончили бы нормально расследование, чтобы пьяный отморозок людей по ночам не давил, но стену башкой не прошибешь. Теперь только на чудо надейся.

— Уйду я! — прорычал Гурский. — Не могу больше! Несчастный случай, скажите пожалуйста! Потерпевший сам себя размазал по дереву и оттащил к озеру...

— А ты не заметил, что этот гнус базарит по личному мобильнику?

— Конечно, не заметил. Проконтролировать все надо было, следов ведь до черта. И была бы жертва в серьезном подпитии, так ничего подобного! Так, бокал пива выпил. Но кто поверит в такое пьянство?

— Никто, — подтвердил Бежан. — Кроме Яворского. Вот уж зараза! Даже заключения патологоанатома не прочел, сразу накатал «утонул в пьяном виде». Интересно, как к этому Войчеховский отнесется?

В Гурском шевельнулась надежда.

— Может, Войчеховский проявит бдительность? Давай глянем, что у нас есть... Кровь потерпевшего, стекло, краска... А что, если отыскать эту машину?

— Валяй, но без лишнего шума. Яворский уже дело закрывает, хотя из лаборатории еще ничего не получил. Ты эти бумажки береги как зеницу ока. А когда придут результаты экспертизы, из рук не выпускай. Ребята с этим делом подзатянут, я их сам просил не торопиться. И проследи, чтобы Яворский не перехватил.

— Я бы поверил в примитивный мордобой, — продолжал свои рассуждения Гурский, но только не в несчастный случай.

Он и в воду-то не полностью погрузился. Если бы не этот звонок по мобильнику. И если бы меня не было на месте преступления. Но я сам все следы видел. И труп я осмотрел, и по машине ребята начали работать. По правде говоря, я все-таки заметил, как этот фрукт по телефону говорил. Подумал еще, может, ему жена звонит? Мне-то что за дело! А у него раз — и прямо пена изо рта. Сворачиваемся, завязываем, очистить площадку! Даже причину не потрудился сообщить, скотина. Кто же ему, дьявол, звонил? — Последние слова Гурский почти выкрикнул.

— Сдохнет, а не скажет, — сухо ответил Бежан. — А ты не высовывайся, расспроси потихонечку, полегонечку. Официально ты занимаешься другим делом. Нападение на парковке за кабаком...

— И тут, холера, ни черта не выйдет, опять все на тормозах придется спускать...

* * *

Не желая, чтобы у Гурского были неприятности по службе, я принялась звонить ему домой. Его все не было и не было. Трубку он снял только на следующий день в десятом часу вечера.

— На улице Фогеля в прошлую пятницу Артур Байгелец убил Мариуша Данеляка, — заявила я без лишних куртуазностей. Очень уж меня разозлили эти дозвоны и перезвоны. — Байгелец расплющил Данеляка об дерево и попытался утопить в озере. А в воскресенье его батюшка вступил в переговоры с заместителем генпрокурора. Прямо у меня на глазах.

Гурский молчал. Я уж испугалась, что нас разъединили. Может ведь этот проклятый телефон испортиться в самый неподходящий момент?

— Алло, вы на месте?

— На месте, — сдавленным голосом ответил Гурский. — Вы это серьезно?

— Нет, это я так шучу. Что-то захотелось, знаете ли, посмеяться. Вот и звоню вам, чтобы повеселиться от души.

На том конце провода снова воцарилась тишина. Потом Гурский ожил:

— Вот теперь-то мы непременно поговорим! Но лучше не по телефону. Думаю, мне надо вас навестить. Если вы не против, прямо сейчас. Правда, я только что с работы...

В голосе его слышалась нескрываемая радость, к которой, однако, примешивалась не менее очевидная горечь.

— У меня есть пельмени. Покупные, конечно, но неплохие. Кроме того, имеется пиво, красное вино и чай.