Кукловод - Сергей Шхиян

— Вы это, наверное, говорите? Он ничего обо мне не спрашивал? — с плохо скрываемой тревогой спросила она.

— Совершенно так, будьте в этом благонадежны, простите, я даже не имею честь знать вашего имени…

— Имени? Мне зовут Машей, как и маменьку, — сказала княжна. — Вернее будет сказать, так как я уже взрослая, Марьей Николаевной.

— Очень приятно было познакомиться, — шаркнул я по полу босой ногой и взял ее под руку. — А теперь, дорогая Марья Николаевна, вам лучше уйти к себе, если вы не хотите чтобы нас тут застали вдвоем!

— Да, да, я сейчас уйду. Так братец наверное ничего обо мне не говорил?

— Не говорил, — начиная раздражаться, повторил я, пытаясь вытеснить ее к порогу. — Покойной ночи!

— Ах, какой тут покой! — огорченно сказала княжна. — Если бы вы только знали!

Однако узнать что-либо я не успел, в дверь опять постучались.

— Какой ужас! — прошептала барышня. — Если меня здесь застанут, я погибла! Спрячьте меня, ради Бога! Я вас умоляю!

Что я в тот момент подумал, передать литературным языком невозможно, а наиболее эмоциональные эпитеты мне теперь стыдно повторять даже про себя.

— Лезь в шкаф! — забыв всякие приличия, зашипел я и в мгновение ока, засунул гостью в большое отделение шкафа, где было сложено мое оружие.

Прикрыв дверцу, я метнулся к дверям и слегка ее приоткрыл, придерживая ногой, и высунул в коридор руку:

— Давай сюда!

— Чего давать? — спросила Аннет.

— А, это ты, Анюта, тебе чего? — не слишком любезно ответил я.

— Может быть, вы, барин, меня впустите в комнату или так, и будем разговаривать через дверь? — сердито сказала она.

— Ко мне нельзя, — сдуру сказал я, забыв, что такое женское любопытство, потом добавил не слишком убедительный довод, — я не одет!

— Ничего, я на вас смотреть не стану, — ехидно сказала она. — Обещали меня ночью беречь, вот я и пришла!

— Знаешь что, Анюта, давай лучше я тебя поберегу как-нибудь в другой раз, сейчас мне принесут квас и нехорошо, если тебя здесь увидят.

— Ничего я не боюсь, мне скрывать нечего, я девушка честная!

— Конечно честная, кто бы в этом сомневался, только на чужой роток не накинешь платок, зачем тебе лишние разговоры!

— У тебя там уже кто-то есть? — легко перейдя, с холодного вы, на сердечное ты, подозрительно спросила она.

— С чего ты взяла! — чуть быстрее, чем следовало, ответил я. — Я же сказал, что не одет и мне должны принести…

— Слышала я про квас! Тогда я посижу возле двери, как же такого барина оставлять без присмотра. Коли вы так такой трус, и боитесь, что вас честная девушка без одежды увидит!

— Это твое дело, хочешь сидеть сиди, только смотри яичко не высиди! — разозлился я. — Говорю тебе, ко мне нельзя, значит нельзя. Я спать хочу! Принесут квас, можешь отослать его назад, я ложусь!

— Хорошо, — послушно ответила она. — Мне в колидоре не так боязно, как в девичьей.

Похоже, что в этом доме жили одни ненормальные. Я прекратил разговор, захлопнул дверь и запер ее на задвижку. На лбу от всего происходящего даже выступила испарина. Что теперь делать с княжной Марьей я не представлял даже приблизительно. Самовольная, импульсивная горничная увидев ее не преминет поднять шум, а после этого начнется такое! Главное было бы за что страдать!

Не успел лязгнуть засов, как тихо скрипнула дверца шкафа и оттуда вылезла сама виновница происшествия.

— Тише ты! — забыв даже думать о светском этикете, зашипел я. — Лезь назад в шкаф!

— Там нечем дышать, и пахнет горелым порохом, а меня от этого запаха тошнит! — обижено сказала она. — Я лучше на кровати полежу.

— Делай что хочешь, — обреченно сказал я, — но учти…

Что ей нужно учесть, я не придумал и вместо этого махнул рукой.

— А это кто приходил? — спросила девушка, забираясь на кровать.

— Анюта, она теперь сторожит возле дверей! Тебе это понятно?!

— Понятно, — спокойно ответила она. — А какая Анюта Пирогова или Савельева?

— Не знаю, та, что горничная, в которую твой братец влюблен!

— А, значит Пирогова. И что ей нужно?

— Видимо того же что и тебе! — окончательно отказавшись от церемоний, ответил я. — Ты можешь ответить, зачем явилась сюда среди ночи?

— Конечно, могу, я же вам говорила, хотела спросить о брате, — явно не поняв моего раздраженного тона, ответила девушка.

— Вот и Анюта тоже хотела что-то спросить, а я не пустил ее в комнату, — дал я задний ход, не понимая чего тут больше: невинной дурости или раскованности. — А теперь скажи, как ты отсюда выйдешь, если она всю ночь будет стоять под дверью?

Княжна подумала и тотчас все решила:

— А я никуда выходить не буду, посплю тут.

— Тут?! А если нас застукают? Ты представляешь, что будет, если твои родители узнают, что ты ночевала в одной постели с мужчиной?!

— Ничего не будет, скажу, что перепутала комнаты, — спокойно ответила она.

— Ну, блин, вы даете! — только и смог сказать я. — И они поверят?

— Конечно, поверят. Папенька у меня добрый, настоящий ангел, а маменька всегда мою сторону держит. Да вы не бойтесь, я тихо сплю, вы меня и не услышите!

Что мне оставалось делать, когда я даже не смог понять, кто она, наивная дурочка или прожженная авантюристка.

— Хорошо, если так, давай будем спать, — вынуждено согласился я. — Задуть свечу?

— Не нужно, мне без света будет страшно. А вы, Алексей Григорьевич, — впервые назвала она меня по имени, — правда колдун?

— Колдун? — удивился я, начиная понимать, чем моя скромная персона вызвала такой ажиотаж у местного женского населения. — С чего ты решила, что я колдун?

— Ну, так, люди говорят. И маменьку вылечили, и ваш человек рассказывал…

— Какой еще человек? — проигнорировав «маменьку» спросил я. — У меня никаких человеков нет, я сам по себе!

— Как же нет? А тот, что с вами приехал! Он много чего о вас рассказал.

— Вы говорите о крестьянине, что увязался за мной? Он же обычный врун! Я познакомился с ним два дня назад! — сердито сказал я. — Тоже, нашли, кому верить! Я ему завтра все уши оборву!

— Не хотите говорить, не говорите, — обиделась княжна. — Только напрасно, мне можно любую тайну доверить. Вот вы же никому не скажете, что я у вас в комнате ночевала?

— Ясное дело не скажу, — машинально ответил я, с ужасом представляя, сколько турусов на колесах мог нагородить мой философствующий возничий.

— Ну, вот видите! — обрадовалась княжна. — И я умею хранить секреты! Если вы, например, меня поцелуете, я о том никому, до самой смерти не расскажу!

— Зачем мне вас целовать? — осторожно спросил я, начиная опасаться, что так просто наше совместное лежание не кончится. Княжна вблизи оказалась не такой уж некрасивой. Обычная молодая девушка с нежной, правда, очень бледной кожей и грустными глазами.

— Не знаю, зачем мужчины барышень целуют, наверное, вам это нравится, — объяснила она.

Сказав это, княжна Марья приподнялась на подушке и посмотрела мне прямо в глаза. Не могу сказать, что в них была одна только невинная чистота. Глаза смотрели довольно лукаво.

— А вас уже кто-нибудь целовал? — задал я обычный мужской вопрос, машинально, на всякий случай, прощупывая, почву для дальнейших отношений.

Барышня состроила гримасу и уклонилась от прямого ответа:

— Не знаю, кажется, нет.

— Что значит, «кажется»? — искренне удивился я. — Я что-то себе не могу представить человека, который не знает, целовался он или нет!

— Ну, зачем вы так говорите, я, правда, не знаю, — она как-то загадочно улыбнулась, отчего ее лицо стало милым и женственным. — Однажды я спала, а ко мне в комнату вошел Жорж Щербинин.

— Это еще кто такой? — перебил я.

— Вы не знаете Щербининых? Довольно известный род. Конечно, по знатности им далеко до Урусовых… Они к нам приезжали всем семейством, Жорж был тогда кавалерийским юнкером. Интересно где он сейчас?

Я внимательно смотрел на княжну и никак не мог понять, нравится она мне или нет.

— Ну и что сделал Жорж, когда вошел?

— Не знаю, я ведь так и не проснулась, но мне кажется, что он меня поцеловал, — словно вспомнив что-то приятное, отвела взгляд княжна Марья.

— И что вам еще тогда показалось? — перешел я на ее язык. — Вам не показалось, что он еще и прилег рядом с вами?

— Я так крепко спала… Впрочем может быть и прилег. Он такой милый и скромный юноша… Мне так не хотелось просыпаться и его отталкивать… А ведь сон не может быть грехом? Я, правда, на всякий случай, потом свечку Матери Заступнице поставила.

— Понятно, — сказал я, вполне представляя, какой сон ей тогда приснился.

Недаром говорят, что девятнадцатый век был самым ханжеским в обозримой истории. Однако не проснуться, когда рядом с тобой в постели лежит «скромный» юнкер, на мой взгляд, было большим перебором.