Проклятье музыканта - Наталья Калинина

Мы с Раулем, тихо посмеиваясь, замерли на пороге, наблюдая за «спектаклем». На плите стояла огромная плоская сковорода с готовящейся паэльей, над которой, споря, но при этом творя в четыре руки так дружно, словно давно слаженная команда, колдовали Давид и сеньора Пилар в одинаковых фартуках. За столом на высоком табурете восседала Лаура и со скучающим видом ела из глубокой пиалы оливки. Увидев нас, она улыбнулась и подошла поздороваться. Повара, увлеченные спором, даже не заметили нашего появления.

– Да погодите вы шафран сыпать! – громыхнул опять Давид, который никак не мог смириться с тем, что готовили не по его рецепту. – О-о-о, женщина! Послушайте мудрого мужчину, который этих блюд за свою жизнь уже столько приготовил!

– Давид, сынок, ты еще кашу за обе щеки наворачивал, когда я уже у плиты стояла! Будем считать, кто из нас больше блюд за свою жизнь приготовил?

– Так вы сами сказали, что готовите по одному рецепту тридцать лет, а я столько разных опробовал и нашел золотую середину!

– У-уйди от меня! – замахнулась на парня полотенцем сеньора Пилар. – Не лезь с советами, иначе я тебе эту паэлью на голову надену, клянусь!

Наблюдать за их перепалкой было смешно, потому что весовые категории казались несравнимыми: Давид был широк в плечах, как богатырь, сеньора же Пилар, невысокая и хрупкая, смотрелась Дюймовочкой рядом с ним. И угроза надеть огромную сковороду-паэлью на голову этому великану, исходящая от маленькой женщины, выглядела забавно. Но, однако, Давид в притворном ужасе поднял руки и картинно отошел от плиты.

– С вами, мама, спорить невозможно. Сдаюсь, но лишь из уважения к вам. Хотя скажу честно, что паэлья…

– Тс-с, ни слова больше! – перебила хозяйка и легонько хлопнула Давида полотенцем по руке. – Вон возьми миску с хлебом и отнеси на стол. Пора накрывать, скоро приедут… А, вы уже здесь?! И почему молчите?

– Наслаждаемся вашим спором, – усмехнулся Рауль. Подошел к матери и расцеловался с нею в обе щеки. Порция объятий и поцелуев досталась и мне, после чего сеньора Пилар, отойдя назад, критическим взглядом окинула сына:

– Господи, Рауль… Хоть бы в свой день рождения оделся нормально, а не в старье! Если у тебя нет денег на новые джинсы, мы с отцом тебе дадим. Выкинь ты уже наконец эти изношенные!

– Да они новые! – возмутился Рауль, хватаясь руками за бедра, будто опасаясь того, что мать стащит с него неугодные ей брюки и выбросит. Мы с Лаурой, переглянувшись, прыснули со смеху, зная, что это еще один из семейных споров, причиной которого было недовольство сеньоры Пилар стилем одежды сына. Джинсы на Рауле были недавно купленные, классической модели, темно-синие. Но недовольство матери спровоцировали светлые потертости на штанинах.

– Да какие ж они новые! – ткнула сеньора Пилар в них пальцем.

– Мама, это мода такая, сколько можно объяснять! – вступилась за брата Лаура.

Я, глянув через плечо свекрови, увидела, что Давид, воспользовавшись тем, что у плиты его оставили одного, торопливо, оглядываясь на хозяйку, толчет в ступке чеснок и добавляет его в миску к остаткам перетертых помидоров. Я поспешно отвернулась, чтобы смехом не выдать парня.

– Да что это за мода такая, что любые его штаны выглядят изношенней моих – времен Франко, в которых я огород пропалываю! И не стыдится ведь выходить на публику в драных джинсах! Клянусь, сын, увижу тебя еще раз на сцене в рванье, за ухо отведу в приличный магазин и одену так, как надо!

– И будет бедный Рауль выступать в костюме-тройке и в «бабочке», как оперный певец, – засмеялась Лаура.

Сеньора Пилар не успела ей ответить, потому что в этот момент увидела, как Давид выливает томат с чесноком в сковороду, и, не потерпев таких изменений в своем рецепте, возмущенно закричала:

– А ты что, паразит, делаешь?! Сказала же тебе отнести хлеб на стол! О-о, эти дети меня сведут с ума! А ну марш все с кухни! Погодите, куда же вы? Тарелки хотя бы захватите! Давид, к тебе относится! Брысь от плиты и бери тарелки. Рауль, возьми блюдо с хлебом. Лаура, ты достань из холодильника напитки, Анна – салат.

Раздав всем указания, сеньора Пилар устало вытерла лоб. Мы, посмеиваясь, выполнили ее распоряжения и, нагруженные тарелками и блюдами, двинулись с кухни. Но в коридоре столкнулись с отцом Лауры и Рауля, который вышел к нам со стороны террасы, неся в каждой руке по запылившейся бутылке с вином. Судя по всему, он вернулся из винного погребка.

– А, слышу уже, слышу, что все в сборе, – тепло улыбнулся сеньор Андрес, кивая нам, так как его руки были заняты. – Что, мать уже подключила к работе?

– Угу, а до этого, вместо поздравлений, раскритиковала мои джинсы.

– А чем они ей не угодили? – недоуменно спросил отец, окидывая сына взглядом.

– Вот и я не понимаю, – ответил Рауль. – Вроде на этот раз целые, без прорех.

– Ну, у нашей матери вкусы… излишне консервативные, – осторожно заметил сеньор Андрес, и с кухни тут же раздалось:

– Я все слышу! Андрес, где вино? Мы его в этом году дождемся или нет?

Мужчины понимающе переглянулись и усмехнулись. Можно было подумать, что всем в семье заправляет сеньора Пилар, но на самом деле «командование» на себя она брала лишь в те дни, когда в ее доме случались застолья. Она неизменно хотела, чтобы все вышло на высшем уровне, и к каждому семейному обеду готовилась так, словно это был торжественный прием. Но лиши ее этих хлопот, и ее жизнь утратила бы часть радости: сеньора Пилар любила готовить и собирать у себя гостей. Особенно сейчас, когда ее дети выросли и покинули родительский дом.

Время за вкусным обедом, шутками, разговорами, рассматриванием подарков летело со скоростью птицы. Как жаль! Этим днем я наслаждалась не меньше, чем любой из присутствующих. Эта семья была дружна и сплоченна. Родители свою любовь пронесли через всю жизнь, смогли не расплескать ее, и я, любуясь ими, их отношениями, желала, чтобы и мы с Раулем жили так же – в любви и согласии долго-долго.

Глядя на свекра, я в очередной раз подумала о том, что сын – его копия. Высокий рост (хотя Рауль все же был выше отца почти на голову), похожее сложение, чеканный профиль, светло-зеленые глаза. В молодости сеньор Андрес был настоящим красавцем, но и сейчас, будучи уже в возрасте, сохранял следы былой привлекательности. Седина в густых волосах, бывших когда-то иссиня-черными, придавала его облику благородности, цвет глаз не утратил яркости. Лаура же пошла в мать: невысокая, хрупкая, темноглазая, с нежными чертами лица. Я перевела взгляд на подругу и заметила, что она в очередной раз зевнула. То ли беременность на нее так действовала, то ли просто не выспалась. Перехватив мой взгляд, Лаура смутилась и пояснила: