Искажение - Герман Канабеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поиск выдал четыре профиля в соцсетях: Вконтакте, Инстаграм[1], Телеграм, Одноклассники. Во Вконтакте стоял псевдоним – Вакса-мусорщик, в Инстаграме а. vaksin, в Телеграме – vaksa.mysorshik, в Одноклассниках – Александр Ваксин.
Александр Ваксин – программист 1С, почти на всех фотографиях – в строгом костюме при галстуке, много фото с рабочего места в офисе, редкие фотографии у моря и немало с женой. Неплохая машина, двое детей: мальчик и девочка. Александр Ваксин гладко выбрит, светлые волосы аккуратно зачесаны на пробор. Слишком усредненный, слишком прилизанный, обтекаемый. «Не бывает таких людей, – думал Горчинский. – Он словно намеренно хочет казаться среднестатистическим, глаза только вот никуда не денешь. Нельзя доверять человеку с такими глазами, слишком прозрачные, будто и не глаза, а жижица за тонким стеклом».
В Инстаграме Александр Ваксин поддерживал именно тот образ, в котором его впервые увидел Горчинский: синий комбинезон, грязная шапка, совершенно невозможная самодельная маска из куска марли, белые кроссовки. Фотографировал Вакса-мусорщик в основном добычу из мусорных баков. Обработанные фильтрами Инстаграма объедки и другие отходы жизнедеятельности выглядели как объекты современного искусства. Горчинский подумал, что подобное даже могло бы быть представлено в какой-нибудь модной галерее. Во Вконтакте и Телеграме Вакса-мусорщик был более разнообразен. Те же фото, что в Инстаграме, но уже с развернутыми постами под ними. Горчинский насчитал пять разных тегов к постам: #красный, #зеленый, #синий, #белый, #черный.
Под тегом #красный на фото доминировал красный цвет. Казалось, что Вакса-мусорщик специально собирает мусор красного цвета, раскладывает его и фотографирует, но он утверждал в своих постах, что ничего не делает намеренно. То же самое с другими тегами, за исключением #черный. Здесь Вакса-мусорщик наоборот подчеркивал, что черный цвет – уже его рук дело, это его мусор. На фотографиях под этим тегом не было ничего, кроме нескольких туго завязанных черных мусорных пакетов.
Горчинский развернул текст под фотографией, где стояли все пять тегов разом. «Редкий случай, – писал Вакса-мусорщик, – когда я нахожу все цвета в мусоре из одной квартиры. Эти люди самые омерзительные свиньи. Их мусор пахнет гнилью и разложением. У них нет никаких вкусовых привычек, они жрут все подряд. В их мусоре нечем поживиться. Мясо они обгладывают до костей и не брезгуют продуктами с душком. Вещи они выкидывают уже превратившиеся в тряпье. Обувь с дырами на подошвах, но, что удивительно, и вещи, и продукты не были дешевыми. Это не так, когда находишь синий мусор. В синем видно, что эти люди нуждающиеся, и потому не выбрасывают ничего, что может еще быть съедено или что еще можно носить. Здесь же – в разноцветном мусоре таится особый вид жадности. Будто эти хотят успеть, пока живут, сожрать, выпить и сносить все, что только можно, словно боятся недополучить, упустить. Хотя черного цвета мусор даже у них бывает редко. Черный практически не встречается. Я не беру в расчет черный цвет мусорных пакетов, меня интересует только содержимое. Мало, очень мало черного цвета. Но я привношу гармонию, черный цвет создаю я. В моих черных мусорных пакетах исключительно черный мусор. Не скажу, что именно в пакетах, но дам вам одну подсказку: черный мусор мне помогают делать те, кто выкидывает мусор разноцветный. Эти – самые прожорливые жадные свиньи. В этом есть ирония и справедливость».
Горчинский закрыл пост и вернулся к наблюдению за кухней Ваксы-мусорщика. Тот закончил стучать по клавиатуре ноутбука и теперь с удовольствием, что было видно по не сходящей с лица улыбки, перечитывал написанное. «Сегодня созрел очередной черный мусор. Мне требуется для этого две недели. В черном, конечно, бывают и другие оттенки, но важна общая гамма», – писал Вакса-мусорщик. Он закрыл ноутбук, зацепил за крюк три черных пакета и вышел из квартиры. Горчинский перешел на камеры в подъезде. Вакса-мусорщик спускался, как спускаются по лестнице дети, – перепрыгивал через две ступеньки разом, возвращался, снова перепрыгивал, скатывался по перилам, приплясывал, старался наступать только в середину плиток на полу. Перед тем как выйти из подъезда, он на несколько секунд остановился, перевел дыхание, прислушался и только потом открыл дверь. Горчинский включил автоматическое слежение по маршруту Ваксы-мусорщика.
Предрассветные краски уже прогнали ночь с горизонта. Птицы еще молчали, но уже был слышен хрустальный утренний звон просыпающегося города. Город в это время суток особенно красив, он глубже из-за теней, из-за мягкого света, из-за уже бесполезного и тусклого блеска еще горящих фонарей, добавляющего в общую картину немного сказочности. Почти нет людей, и кажется, что город без них по-настоящему живой; еще немного солнца – и он задержит дыхание до заката, чтобы не чувствовать запах человеческой жизни. Горчинский сделал кофе и вернулся к наблюдению.
Вакса-мусорщик дошел до помойки, выбросил три черных пакета в один бак и начал шерудить крюком в другом. Наконец, он выудил туго набитый пакет, вскрыл его и достал из кармана телефон. Горчинский подключился к камере телефона. В пакете преобладали все цвета. Вакса-мусорщик сделал фотографию и стал рыться в пакете, будто хотел найти что-то конкретное. Выудил какую-то бумагу. Горчинский переключился на ближайшую к помойке камеру и приблизил изображение. В руках Вакса-мусорщик держал оплаченный счет за коммунальные услуги. Он сфотографировал адрес и, скомкав, выкинул счет.
Вакса-мусорщик дошел до дома по адресу на счете. Набрал на домофоне код. Дверь открылась. «Интересно, он знает все инженерные комбинации от всех домофонов?» – подумал Горчинский. Вакса-мусорщик поднимался на нужный этаж по лестнице также играючи, будто ребенок. Горчинскому показалось, что он в подобную игру играл в детстве, представляя, что он то ли спецназовец, то ли полицейский, крадущийся в лабиринте с пистолетом в руках. Вакса-мусорщик сел на корточки, прислонился спиной к стене и, сложив ладони так, будто держит в руках пистолет, прислушался, принюхался и, резко вскочив, в три прыжка оказался возле нужной двери. Он достал из кармана маркер и поставил на двери черную точку. Сымитировал бросок гранаты и, стремительно сбежав по лестнице, выскочил из подъезда.
Дома Вакса-мусорщик снял свои лохмотья, принял душ, еще немного посидел на кухне, над чем-то размышляя, и отправился спать. Горчинский подключился к камере на телевизоре в спальне. Вакса-мусорщик скользнул под одеяло к жене. Та подвинулась к нему ближе. Он обнял ее и заснул, как показалось Горчинскому, со счастливой улыбкой безмятежного ребенка.
Горчинский вышел из системы. Хрустальный звон тихого утра уже сменился незаметным, если не прислушиваться, гулом заполняющегося людьми города. Горчинский подошел к окну. Внизу стоял высокий мужчина в классическом черном костюме при галстуке и в шляпе. Он смотрел в окно Горчинского. Несмотря на
