Война послезавтра - Василий Головачев

— Дома я!

Обедали на веранде.

Геннадий Терентьевич ожил, разговорился, обрадованный встречей с внуком, Афанасий слушал, неторопливо хлебая овощной суп, и задавал вопросы. Больше всего его интересовала судьба бывших школьных и уличных приятелей, с которыми он провёл самые лучшие детские годы.

— Петро Лившиц здесь? Я его после школы не видел ни разу.

— Петро, по слухам, важный деятель, в Министерстве образования в Москве окопался.

— Это на него похоже, замашки у лопоухого были отцовские — везде командовать парадом, он лучше всех историю знал. А Вовка Зыс?

— Приезжал как-то, директор завода в Нижнем Тагиле.

— Ух ты, молодец, добился своего. Помню, он ещё в пятом классе рвался отечественное производство поднимать. А Олежка Щедрин где, не знаешь? Сколько мы с ним чижей по огородам похоронили! Я проехал мимо его дома, никого не увидел, думаю вечерком зайти. Валик Баранов?

— Умер.

— Да ты что? Он же здоровый был бугай.

— У них мор на всю семью пошёл, все перемёрли.

— А Олег?

— Олег приезжает часто, в отличие от тебя, ко мне заглядывал, про тебя спрашивал. Он МИФИ окончил, где-то в метеорологах вроде бы подвизается, а где — не помню. По-моему, где-то в Подмосковье. Хороший парнишка, вежливый, уважительный. Батя его тоже ко мне захаживает, учительствует в нашей средней школе, географию преподаёт.

— Он и тогда географию преподавал, когда нас в белый свет выпускали. — Афанасий помрачнел. — Вместе с отцом.

Геннадий Терентьевич молча встал, ушёл в дом и вернулся с графинчиком, на дне которого плескалась прозрачная жидкость, и двумя стаканчиками.

— Давай по глоточку, помянем родимых.

Афанасий сжал зубы так, что они заныли.

Отец умер от рака десять лет назад, а мама ушла за ним следом через год, не смогла пережить потерю любимого человека.

— Вечная память, Жорушка и Аннушка!

Старик прослезился.

Глоток водки обжёг нёбо, колючим шариком скатился по пищеводу в желудок.

Голова затуманилась почти мгновенно, на душе стало легче.

— Хапилин вернулся, — вспомнил Геннадий Терентьевич, отняв от носа корочку хлеба. — Помнишь, рыжий такой, даже летом в кепке ходил.

— Да уж. Кепка у него была знатная.

— Солидный такой стал, потолстел, главным редактором нашей районной газетёнки работает.

— Это здорово, — оживился Афанасий. — Давно рыжего не видал. Он и в школе всегда что-то писал, во всех литературных конкурсах участвовал. К нему первому пойду. А из девчонок кто остался?

— Оля Яшутина, на деревообработке мастер. Лариса Гришенок — аптекарь, Зина Бадыкина — парикмахерша. Да ты сам всё узнаешь, коли по улице пройдёшься. Соседку нашу помнишь?

— Какую? Верку Гудко, что ли?

— Поближе, я же говорю — соседку.

Афанасий наморщил лоб.

— Со мной вроде никто из соседних не учился.

— Я и не утверждаю, что учился, она годков на восемь помоложе тебя, во второй класс пошла, когда ты десятый заканчивал.

— А-а… Дунька Ходченкова, что ли? Мы её Одуванчиком звали.

— Не узнаешь теперь Одуванчика, вытянулась, красавицей стала.

Афанасий остался равнодушным.

— Все растут, чему удивляться. Ну, что, сходим к Сашке Вавину, напросимся в баньку?

— А пошли, уберу только со стола.

Старик подхватился с места, Афанасий тоже встал, помог ему унести посуду, переоделся в спортивное, и они отправились к дому Вавиных, стоящему за колодцем, в полусотне метров от дома Геннадия Терентьевича, на другой стороне улицы. Отец испокон века дружил с главой дружной семьи Вавиных, а вместе с ним и остальные члены семьи Пахомовых передружились с ними, несмотря на разницу в возрасте. Сам Александр Васильевич, худенький и светленький, начавший рано лысеть, почти не менялся с возрастом, и все звали его Сашкой, хотя ему пошёл уже шестой десяток. Жена у Александра была намного осанистей, высокая, статная, бесконечно добрая, и выглядела на тридцать пять, за что её звали Шурочкой все соседи.

Афанасия они встретили как родного сына после долгой разлуки, отчего ему стало неловко. Впрочем, уже через пару минут он почувствовал себя своим среди своих и с удовольствием принялся расспрашивать друзей отца, с не меньшим удовольствием отвечая на их вопросы.

— Ну, вы тут пообщайтесь, а я побегу, — встал из-за стола Геннадий Терентьевич. — Дела остались. Афоня, жду к ужину.

— Он у нас поужинает, — категорично заявила Шурочка.

— Ну и ладно, — согласился старик. — Тогда и я к вам присоединюсь, вкусненького чего-нибудь принесу.

Беседовали недолго, баня была уже готова, поэтому Вавин первым напомнил гостю, что пора париться. Однако тут появился ещё один гость, встретить которого Афанасий даже не надеялся.

В сенях раздался звонок.

Шурочка открыла дверь, мужчины, выходившие во двор, где стояла банька, приостановились и увидели молодого человека приятной наружности, светловолосого, с бледноватым смущённым лицом.

— Здрасьте, Александра Григорьевна, — сказал он радостным голосом. — Не будете сердиться, если я в баньку напрошусь?

— Не буду, — с улыбкой отступила в сторону хозяйка.

Гость заметил в сумраке сеней мужчин, наморщил лоб.

— Лопни мои глаза! — с расстановкой проговорил Афанасий. — Никак Олежка Щедрин!

— Он, — кивнул Вавин.

— Афоня? — удивился Олег. — Вот так встреча! Ты тут каким ветром?

— Каким и ты.

Друзья, присматриваясь друг к другу, сцепили руки, потом обнялись.

— Как я рад! — пробормотал Олег. — Ты не представляешь. Давно хотел позвонить, узнать, где ты обитаешь и всё такое.

— Я тоже рад, — искренне сказал Афанасий. — Сколько же мы с тобой не виделись?

— Лет пять.

— Обалдеть можно! А ты ничуть не изменился.

— Да и ты тоже не сильно.

— Молодые ещё меняться, — засмеялся былобрысый Вавин. — Поживёте с моё — поменяетесь.

— Ты же не постарел? — хмыкнул Афанасий.

— Я заговорённый, меня бабка после пожара, когда я чуть не сгорел на сеновале, с того света вытащила, вот я и законсервировался. Ну, неча в сенях трещать, пошли в баню, коли и ты за этим пришёл, веселей будет.

С улицы донёсся треск мотоцикла, крики.

Шурочка поморщилась.

— Башибузуки!

— Кто это носится? — спросил Афанасий.

— Мазурина Вовку помнишь? — спросил Вавин. — Кыриком в детстве звали. Батя его два года назад помер от пьянства, ну Вовка и приезжает сюда из Нижнего с друзьями на лето. Житья нет, если честно, каждую ночь такие концерты устраивает! Ладно, пошли.

Взяли простыни, полотенца, залезли в баню, принялись расспрашивать друг друга, кто где работает, вспомнили школьные годы, выслушали с десяток анекдотов хозяина, нахохотались и утомились, три раза посетив парилку.

Афанасий вышел из бани такой умиротворённый и расслабленный, что даже визг и рёв мотоцикла, прилетавший с улицы, воспринимал как данность. Родная земля, простые радости, простые речи, искреннее расположение соседей радовали так, будто он заново родился. И ничто не могло поколебать хорошего настроения.

Расположились за столом, под навесом, в саду Вавиных.

Хозяин взялся за пиво, Афанасий с Олегом попросили чаю, к которому Шурочка напекла вкуснейших лепёшек на меду, называя их шанежками. Вспомнили друзей, забавы и развлечения, детские игры и школьные соревнования. Олег спортом не занимался, был тихим и скромным, отчего часто получал затрещины и зуботычины, пока не подружился с Афанасием, который славился недетской силой и мог набить морду любому забияке.

— Ты мне так и не ответил, где работаешь, — сказал Афанасий, наслаждаясь деревенской обстановкой, компанией и отсутствием каких-либо забот. — Дед говорил, что якобы ты метеоролог.

— Ну… метео… охраняю синоптиков, — отвёл глаза не менее расслабленный Олег.

— Ты — и охрана? — удивился Афанасий. — Это же несовместимые понятия. И где сидят твои синоптики? В каком центре?

— В Подмосковье, в Королёве.

Афанасий отложил лепёшку, разглядывая необычно смущённое лицо старого школьного приятеля.

— В Королёве, говоришь? Это интересно. А как твоя охранная организация называется?

— ВГОР, — пробормотал Олег, снова отводя глаза. — Военизированная государственная охрана… России.

Афанасий закашлялся, хлебнул чаю, не спуская глаз с лица Олега.

— Не может быть… такого не бывает… Может быть, это другая охрана, геофизическая? И не охрана, а оборона?

Олег вытаращил глаза.

— Ты… откуда?!

— От верблюда. — Афанасий залпом допил чай. — Два дня назад твоё начальство предложило мне перейти к вам.

— К-какое начальство?

— Полковник Черняк.

Олег громко сглотнул, пожевал губами, ища слова, выдавил ответ:

— Я об этом ничего не знаю…