The absence of the eye of God (СИ) - ".depressive.scum."

Заглянув в арку, девушка увидела небольшое помещение: в нём было много кухонных тумб, на которых лежали какие-то приборы, пакетики со специями, фрукты и ещё что-то незнакомое, но скорее, то, что необходимо для приготовления чего-то очень вкусного. Решив не заходить туда, где легко всё испортить, Люмин сделала пару шагов назад, после чего решила выйти во внутренний двор.

На часах было примерно около шести утра, когда девушка только поднялась со своей кровати, поэтому не было ничего удивительного в том, что сейчас солнце уже почти полностью показалось из-за горизонта. Территория на улице была небольшой; ограждена высоким забором, чтобы никто из вне не мог не то что бы проникнуть, но и даже посмотреть. На земле, буквально в пару метрах от дверей-сёдзи лежали деревянные копья, мечи и просто не выточенные палки, по всей видимости, для тренировок. Сбоку от Люмин находился потухший костёр, над которым висела пустая тара, скорее всего, здесь можно было что-то приготовить. Чуть дальше середины ограждённой территории, стояло пару деревянных манекенов, на которых можно было потренироваться.

Подул прохладный ветерок, от чего на открытых участках белоснежной кожи девушки пробежали мурашки. Но, казалось бы, сама Люмин даже не ощутила этого, всё-таки после климата Снежной смешно реагировать на такое. Девушка так и оставалась в домашней одежде: в слегка большеватой белой футболке и в синих, с белыми полосками, шортах на резинке — все равно ещё все спали. Правда так думала лишь Люмин, и она пока не знала, что за ней появился наблюдатель.

Подойдя к разбросанному тренировочному оружию, девочка взяла деревянное копьё, после чего направилась к одному из манекенов. Копьё легло в её руку так, будто она держит это оружие всю свою жизнь, и если бы вместо манекена сейчас оказался настоящий противник, его бы это точно напугало. Однако Люмин не выглядела, как пугающий враг — наоборот, она была как фарфоровая кукла: невысокого роста, но выше, чем местные девушки её возраста; бледная, каждый синяк или царапина отчётливо видны на её коже; янтарные глаза, напоминающие чем-то кор ляпис (руду, которую добывают окрестностях Ли Юэ), которые смотрят либо сквозь тебя, либо в самую душу, третьего не дано; худоба, никак не сочетающаяся с силой, приёмами и навыками, которые она обрела будучи ученицей Седьмого; светлые волосы по плечи, которые то и делали, что попадали ей в лицо при любом движении; отсутствие знаний об этом мире и в целом о житье, что заставляет постоянно её спрашивать и интересоваться, — и с этой всей комбинацией эта девушка способна на убийство живого человека.

Наблюдая за ней стороны — как она с лёгкостью атакует деревянный манекен, который каждую секунду разворачивается в разные стороны с невероятной скоростью; и осознавая то, сколько силы и упорства в этом маленьком теле, Тарталья почему-то начинал совершенно по-другому смотреть на свою ученицу. Сейчас мужчина ловил себя на мысли, что она его привлекает в сексуальном плане. И хотелось бы ему сказать, что сейчас за него говорит его утреннее возбуждение, но нет, сейчас за него говорит тёмная сторона, которая ходит с ним за ручку с его четырнадцати лет, и хотела бы увидеть полное опустошение в этих янтарных глазах. Поначалу Тарталья ненавидел сильных людей, и желал любыми способами уничтожить эту уверенность в их глазах, тем самым утверждаясь засчет их сломанных судьб. Но к годам двадцати он переосмыслил всё, что с ним случилось и то, чего он сам успел натворить — и возненавидел самого себя. Не потому что ему стало жалко тех людей, чьи судьбы изменились из-за его вмешательства, а потому, что понял одно — это его слабость.

Он боится быть слабее других, потому что так он может снова увидеть в себе четырнадцатилетнего подростка, который когда-то сбежал с поля боя.

Выйдя из укрытия и медленно приближаясь к девушке, Тарталья старался не думать об этом. Он может признаться себе в том, что явно был бы не против, если бы эта девушка в одну из ночей оказалась бы на его кровати, но только в этом не было никакого смысла по одной простой причине. Обычно испытывая влечение к телу какой-нибудь девушки, Чайльд почти себе не отказывал в том, чтобы затащить её в постель, но при таком раскладе ситуации у него всегда было одно правило, которое он никогда не нарушал: одна девушка — одна совместная ночь. И даже если некоторые особы были уж слишком навязчивые, это все равно не заставляло Тарталью нарушить своё правило. Так было меньше проблем: не возникало привязанности, обязательств и остальной лапши, которой девушки так любят связывать своих возлюбленных, даже если у них только секс.

Случай с Люмин был практически таким же, за исключением некоторых вещей, которые и заставляют Чайльда даже не пытаться что-то предпринять. Первое — если это каким-то непонятным образом произойдёт, он не сможет больше её тренировать, и находиться в Ли Юэ она тоже не сможет, пока он здесь. И как он объяснит Царице, что одну из учеников он отправил назад в Снежную? (это кстати ещё один из принципов, не спать ни с кем, кто имеет отношение к Фатуи). Второе — девочке всего семнадцать лет, и пока у Тартальи голова ещё способна вспоминать немного о морали, он не притронется к ней в таком ключе. И третье — это сексуальное влечение больше вызывано тем, что его тёмная сторона хочет немного поиграться с фарфоровой куклой. Точнее её сломать. И опираясь больше всего на третье, чтобы не натворить ещё больших ошибок, Чайльд забудет о том, что почувствовал сегодня утром.

— Доброе утро! — с привычной улыбкой на губах подошёл Тарталья, останавливая рукой крутящийся манекен. — Почему не спишь в такую рань?

Люмин не выглядела напуганной, наоборот, кажется она ждала, пока её наставник наконец-таки покажется.

— Доброе.. надеюсь, я вас не разбудила. — слегка опустив голову, проговорила девушка. — Для меня это привычное время подъёма.

— Не волнуйся, для меня тоже. — будучи ещё ближе, Люмин выглядела более очаровательней. Тарталья никогда бы не подумал о том, что кому-то может пойти безэмоциональность, но, как оказалось, может.

Но даже с такими мыслями его лицо никак не менялось и не выдавало его нового положения. Скорее потому, что скрыть влечение намного проще, чем нечто больше. А Тарталья никогда никого не любил, кроме членов своей семьи.

Не говоря больше ничего, мужчина подошёл к деревянному инвентарю, лежавшему на земле, после чего наклонился и взял оттуда что-то наподобие меча. Девушка быстро сообразила, что к чему, и, переметнувшись от своего наставника на другую сторону, встала в стойку. На первый взгляд эта стойка не имеет ничего общего с настоящим боем, и в каком-то смысле это правда, потому что там нет времени на подобное, но с другой стороны, такая поза давала некоторые преимущества: девушка стояла на одной ноге, колено второй ноги было чуть ниже груди, а стопа приложена к коленке первой; в руках было деревянное копьё, направленное не на лицо противника, а на его живот. Такое положение позволяет легко атаковать сразу сверху и снизу, если враг подошёл самостоятельно, или же быстро отойти назад, защищая себя копьём. Однако сейчас эта поза говорит: нападайте первым.

Будь бы это настоящий бой, Чайльд в жизни не пошёл бы первым на противника с такой стойкой, даже с его самоуверенностью и любовью к трудностям. Но, держа в голове, что это всего лишь тренировка, мужчина, не раздумывая направился вперёд, атакуя первым. Девушка с лёгкостью заблокировала его атаку, начиная крайне быстро замахиваться копьём, пытаясь достать хотя бы одним из ударов до тела противника. Но даже с тем учётом, что копьём получается атаковать быстрее, чем защищаться мечом, у Люмин так и не вышло задеть мужчину, даже оставить маленькую царапину. Зато на таком расстоянии она заметила тёмно-красный, почти уже сошедший, след на шее. До неё сразу же дошло, что это осталось после укуса, благодаря которому ей тогда удалось выбраться, но несмотря на этот факт, она почему-то постоянно цеплялась взглядом за этот след. И каждый раз когда это происходило, девушка, сама не понимая почему, смущалась, из-за чего пропускала удары Тартальи.