Разрушенное святилище - Дэн Ченслор

Он захохотал, широко раскрывая рот, так что видно стало напряженное синеватое основание языка, и обернулся к солдатам, призывая оценить свою шутку. Но те не нуждались в поощрении и уже смеялись, хлопая по плечам и подталкивая друг друга.

Бледно-голубые, почти бесцветные глаза Сатурна потемнели от раздражения, хоть за зимы службы он должен был уже свыкнуться с подобным ритуалом приема, более того, сам с удовольствием насмехался над другими вербовщиками, приводившими такое же невзрачное пополнение. Неожиданно для всех вперед выступил мускулистый темноволосый парень, окинувший стражу надменным взглядом из-под черных бровей. Сжав кулаки, он хрипло пообещал:

— Смейтесь, пока смеется. Дайте время, мы сравняемся с вами, тогда повеселимся вместе.

Рогвард, опасаясь, что брату несдобровать после таких непочтительных слов, поспешил стать рядом, с лицом таким же гневным и жестким. Сразу стало видно, что плечом к плечу стоят братья, настолько они были похожи в объединившем их чувстве противостояния всем остальным.

Капитан против ожидания не рассердился, а подойдя ближе и некоторое время пристально вглядываясь в их лица, серьезно заметил, обращаясь к сержанту.

— Оба хороши, но лишь один солдат по призванию. Другой будет слишком много думать, приказ сам по себе для него ничего не значит. Могу и ошибаться, решать тебе.

Отойдя в сторону, он распорядился принять лошадей, сопровождающие спешились, и Сагурн с несколькими солдатами повел селян в город. Они прошли под аркой ворот, углубившись в стену толщиной не менее десяти локтей, в конце которой стояли вторые ворота, такие же мощные, как и первые.

Городской гомон показался Рогварду оглушительным и он, поморщившись, взглянул на брата. Однако тот с интересом вертел головой по сторонам, впитывая новые впечатления и, казалось, наслаждаясь ими. Младший попытался последовать его примеру, оглядывая столицу, незаметно для себя увлекаясь видом незнакомой жизни.

Первый ярус занимали в основном небольшие хижины, сделанные из тонких длинных прутьев астеранта, кустарниковыми зарослями которого в изобилии была покрыта равнина перед столицей.

Старик в коротких черных штанах, подпоясанных залохматившейся веревкой, вошедший в город перед ними, уже добрел до своего дома, свалив с плеч огромную вязанку. Задумчиво обрывая малиновые цветы, он откладывал в стоpoнy плоды, окутанные мягкими пушистыми нитями, которыми набивают подушки.

Астерантовый каркас покрывался глиной, хорошо сохраняющей тепло и предохраняющей от холодных ветров с гор. Почти возле каждой хижины мастеровые занимались своей работой.

Гончар крутил колесо, обеими руками придавая влажной глине необходимую форму, кожевник замачивал звериные шкуры в деревянных чанах, издающих отвратительный запах дубильного состава, осторожно постукивал по долоту плотник, вырезая мисы и блюда.

Бросался в глаза возраст мастеров — всем далеко за сорок, помощниками вертелись возле них дети и иногда женщины.

Один из солдат заметил.

— Видал, Сагурн, столичное ополчение уже собрали.

Сержант молча кивнул головой. Они шли мимо открытых дверей кладовых, вделанных в толщу охранной стены, где солдаты в серых формах и помогающие им молодые женщины в платьях такого же цвета пересматривали столичные запасы продовольствия.

Через равные промежутки были установлены лестницы, ведущие на верх крепостной стены, где были сложены камни, приготовлены метательные машины па случай наступления врага и расхаживали часовые.

Визалиус толкнул брата.

— Вода!

Он остановился, не сразу поняв, куда тот указывает, но тут же солнечные блики, танцующие по дрожащей поверхности водоема бросились в глаза. Другие тоже заметили вожделенный источник, останавливались, наталкиваясь друг па друга, однако не осмеливаясь без разрешения утолить жажду.

Сагурн некоторое время наблюдал их волнение, очевидно ожидая, что кто-нибудь не выдержит и, нарушая дисциплину, кинется к водоему.

Однако долгая дорога кое-чему всех научила, а потому ополченцы только повернули головы в его сторону, умоляя самим выражением лиц разрешить напиться. Наконец сержант мах-нул рукой, и толпа мужчин бросилась к бассейну, возле которого уже пили лошади и лежали разморенные жарой собаки.

Несколько женщин набирали воду деревянными ведрами, но заметив бегущих, быстро отошли в сторону. Юноши падали на колени, зачерпывая воду горстями, погружая лица в прохладную голубизну, обливая пропитанные пылью и потом тела.

Рогвард, почувствовав сильный толчок, клюнул носом и едва не свалился с берега. Повернув голову, он увидел громилу Дария, которому показалось, что не хватает места, чтобы развернуть плечи. Ни в селе, ни в дороге ему старались не противоречить, опасаясь последствий его бешеного нрава.

Но сейчас Визалиус, понимая, что решается вопрос главенства, да и привыкнув не оставлять брата без помощи, ударил верзилу неожиданно и сильно так, что он рухнул в воду, нелепо размахивая руками.

Вспыхнувший было смех немедленно замер, когда раздался рев сержанта, и все увидели, что Дарий не показывается на поверхности.

— Разрази тебя Нергал, ты утопил сильного солдата, одного из лучших! Каких трудов стоило довести его сюда и ты убил его, — голосил Сагурн.

На мгновение Визалиус замер, но недаром он единственный в селе, за исключением брата, купался и плавал в ледяном горном озере, дна которого ни один из них не смог достичь.

Он бросился в водоем и вскоре протянутые руки подхватили появившегося из воды Дария, бессильно висящего на спине спасителя. Он страшно кашлял, давясь водой и страхом, однако очутившись на берегу и немедленно обретя прежний нрав, кинулся на Визалиуса.

Тут же раздался свист сержантской плети, охватившей ноги нападающего, и он рухнул на камни.

Сагурн, нависая над ним огромным телом, прошипел:

— Здесь я наказываю и прощаю. Запомни это, повторение принесет тебе большие неприятности. А теперь поднимайся.

С удовлетворением поняв, что тот усмирен, сержант выпрямился, погрозил плетью Визалиусу, ничего не сказав, и рявкнул, чтобы заканчивали водопой.

Каменная труба, по которой сверху спускалась вода из невидимого источника, вдруг захрипела, забулькала и выплюнула дохлую маленькую мохнатую собачонку, по своему виду явно умершую не сегодня и даже не вчера.

Селяне, привыкшие к своей чистой горной воде и уже утолившие жажду, с отвращением отшатнулись, тогда как подошедший капитан разразился своим устрашающим хохотом.

— В той воде, что вы выпили, — выталкивал он слова через смех, — утопла не одна собака. — Неожиданно, с нарочитой серьезностью приблизив свои выпученные глаза с красными прожилками к стоявшим близко, он прошептал, — там и люди водятся, на самом дне, его-то не достать.