Бродяга. Путь ветра - Владислав Четырко

— Ян, занятие окончено, — прозвучал откуда-то из-за облаков голос Мастера, разрушая видение. Рав Халиа был слишком погружен в свои мысли, и произошедшего с Яном не заметил. Лишь подумал с сожалением: к такому бы усердию да хоть малую толику способности…

Лиу встретила его на выходе из зала — тихо подошла сбоку и шепнула:

— У тебя обязательно получится! Только старайся — и ты тоже увидишь…

Ян посмотрел в ее глаза — большие, до краев полные жалости и желания уделить бедолаге частицу собственного успеха.

— Спасибо, — ответил он нехотя, и, не желая говорить дальше, отправился в Обитель.

Больше уроков в этот день не было, только самостоятельные занятия в библиотеке Школы — любимом месте Яна. Однако и здесь легче не стало. Сквозь книжные страницы и грани кристаллов видел он озаренное радостью лицо Лиу — и понимал: ему эта радость недоступна.

А когда солнце нырнуло за башню Торинг-Фора, Ян выскользнул из Обители и отправился в Кузницу.

Совершив сложное движение пальцами левой руки, Антар извлек из ларца тонкий обруч-диадему. Обруч, оказавшись в руках Мастера, на мгновение вспыхнул — и потускнел снова.

— Подойди, взгляни поближе…

Смотреть, собственно, было не на что. Ни знаков, ни камней — гладкая поверхность серебра, в четверть пальца толщиной, была тусклой от времени. Ян смотрел внимательно и долго, как учил Мастер Наблюдатель, но в конце концов вынужден был спросить:

— Что это?

— Иллэнквэллис, — коротко ответил Антар.

Просто — «серебряный обруч», недоуменно отметил про себя Ян.

— Имя его говорит мало, как и вид. Но… думаю, что с его помощью можно кое-что восполнить. То, чего тебе недостает.

Ян дернул плечом: за годы, проведенные в школе, мысль о собственном бессилии и бесталанности стала привычной, однако упоминание об этом не стало менее болезненным.

— Главное — умение видеть, — задумчиво продолжил Кузнец, словно не заметив движения Яна. — И у тебя оно есть. А вот способность накапливать и отдавать Силу… на севере ее по капле из многих выдавливают, чтобы наполнить одного. Там у тебя был бы шанс — один из восьми. И все же — хорошо, что Гэлвэн послал тебя именно сюда.

— То есть этот обруч может сделать из меня…

— Сделать — нет. Помочь стать — да. Более того: кроме обруча, тебе не понадобится ничего — ни заклинаний, ни жезлов, ни эликсиров. Только Сила — и способность представить то, чего ты хочешь добиться.

Говоря это, Кузнец смотрел в глаза Яна — и, увидев, как они загорелись, поспешил добавить:

— Не торопись: нужно, чтоб ты понимал, что выбираешь. Прежде всего: никто не знает, откуда этот обруч, кто, зачем и как его выковал — он передавался из рук в руки так долго, что остались одни легенды. Второе: доводилось слышать, что надевший его рискует потерять рассудок. И последнее — из того, что знаю я: надев его, снять уже не сможешь…

Потерев подбородок, Антар добавил:

— В свое время я на это не решился. Подумай.

Ян подумал.

Потом протянул руку:

— Я попробую.

Ян прислушивался к своим ощущениям, тщетно пытаясь уловить перемены. Серебро приятно холодило лоб, расплетая спутавшиеся мысли и унимая страх… Вес обруча почти не ощущался — странно, в руке он казался тяжелым… Больше ничего Ян не чувствовал, и уже собрался было сказать об этом Мастеру.

Именно тогда это и произошло.

В голове взорвалась вселенная образов, знаков, звуков и красок, и время изменило ход, рассыпавшись на мириады потоков.

Ян увидел комнату Кузницы — но иначе: стены, потолок, все вещи в ней и сам Антар были прорисованы сетчатым голубым узором на фоне черноты, и вспышкой алого поверх нее — рукоять висящего на стене меча, и рука — жгут сапфировых нитей — тянулась к ней… Но тут видение померкло, сменившись другим. Или, точнее, — множеством других.

Ян разделился на сотни частей. Он шел по пещерным лабиринтам и летел в поднебесье, сражался на полях небывалых битв, пальцы его сжимали незнакомое и в то же время поразительно привычное оружие и инструменты, ни вида, ни названия которых он не ведал…

Он был ветром и волной, пламенем и камнем — «Йисс э Льатта, Тэйн э Кэташ». Сила — чистая, первозданная — наполняла его, и вместе с ней приходило знание.

Имена… сотни наречий, тысячи голосов вливались в него — звонкое серебро и гулкая медь, шелест камыша и журчание рек.

Лица… мужские и женские, человеческие и не совсем… Радостные, скорбные, безразличные, живые, мертвые…

И в какой-то момент Ян понял, что за всем этим теряет себя самого. Просеивается песком сквозь пальцы. Тает туманом, и ветер уносит клочья…

«Я — есть!» — выкрикнул он беззвучно.

Смех ветра, издевательский шепот песка.

«Я хочу быть… я хочу быть собой! Быть по-настоящему!»

Слова улетели в безбрежную, удушливую пустоту и тишину, окружившую его, и послышался голос:

— Будь!

И рука — наверное, рука Антара? — приподняла его, выталкивая наверх, к свету и воздуху. Странно, успел отметить Ян: рука старого кузнеца не была так страшно обожжена…

Встав, Ян взял с пола упавший меч и аккуратно повесил его обратно на стену. Оружие ему больше не понадобится. Никогда.

Подошел к перерубленному пополам столу.

— Простите, Мастер…

— Ничего, Йиссен. Новый сделаю — невелика беда… главное, что ты в порядке, — тихо ответил Антар, смахнув со лба крупные капли пота.

Ян наклонился, поднял половинки столешницы и сложил вместе. Потом, не дав им распасться, быстро провел по стыку ладонью.

— Не надо новый. Я привык к этому.

Занятие Чистой Силы шло как обычно. Тишина стояла почти ощутимая, плотная. Сосредоточенная. И когда в зале раздался негромкий голос, никогда прежде здесь не звучавший, многие настолько удивились, что оглянулись, оставив свои упражнения.

— Учитель Рав, вы не могли бы подойти?

— Ты… увидел? — удивленно склонил голову наставник, сразу заметив, что зерно на плите Яна так и не сдвинулось.

— Да, — ответил тот. — Зерно — на месте…

Неподъемная мраморная глыба дрогнула, словно весенняя льдина, и заскользила вправо.

— … Не на месте была плита, — закончил Ян, не отрывая взгляда от зерна, оставшегося неподвижным. И лишь когда плита замерла, мальчик коротко глянул в ту сторону, где сидела, позабыв о лежащем перед ней яблоке, Лиу. В ее глазах ясно читалось изумление, восхищение — и что-то еще… что-то, Яну совсем не понравившееся.

Тишина вернулась в класс, сгустившись больше прежнего.