Заманчивые обещания - Сюзанна Симмонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошлой ночью Шайлер Грант утверждала, что кто-то ударил ее машину несколько раз, а затем нарочно столкнул с дороги. Трейса не особенно волновало, так ли это, пока женщина в черном была для него незнакомкой.
А теперь волновало.
Трейс опустился на корточки, чтобы его глаза оказались на уровне бампера «ягуара». Он провел рукой по его поверхности. Там, вне всяких сомнений, были вмятины и царапины, что соответствовало утверждению его клиентки.
— Будь я проклят, если она не сказала правду, — вполголоса пробормотал Трейс.
Глава 5
«У него синие глаза».
Не светлые, блеклые и тусклые голубые, но того первобытного, яркого, ослепительно синего цвета, каким воины когда-то раскрашивали свои лица, прежде чем ступить на тропу войны.
Он высокого роста — по меньшей мере на несколько дюймов выше шести футов, — широкоплечий, мускулистый, средних лет. Все это Шайлер успела разглядеть прошлым вечером в свете фонаря.
Но, стоя в дверях библиотеки, Шайлер поняла, что именно она упустила из виду прошлой ночью — его несомненную мужественность. В нем чувствовалась невозмутимая уверенность в себе, почти открытая самонадеянность и, несомненно, откровенная призывная мужская сексуальность.
Незнакомец — уже не совсем незнакомец, после их неожиданного столкновения на дороге — ждал ее в библиотеке Грантвуда. Это их первая решающая встреча.
А ведь он уже одержал победу.
И это сделало его опасным в глазах Шайлер.
Шайлер привела себя в боевую готовность — то есть «сделала» лицо и поискала, чем занять руки. В итоге она решила вытянуть одну вдоль туловища, а другую засунула в карман пиджака.
Секунду-другую она просто рассматривала мужчину, поднявшегося из-за итальянского библиотечного столика эпохи неоклассицизма, сделанного из бронзы и итальянского же мрамора. Шайлер облизнула губы и произнесла:
— Вы…
Последовала короткая, едва уловимая пауза.
— Я, — подтвердил он звучным баритоном.
И тут до нее дошло — он уже знает, кто она такая.
— Вы совсем не удивлены, увидев меня здесь.
— Нет, не удивлен.
Она прошла в глубь комнаты — ее каблучки бесшумно ступали по ковру эпохи Людовика XVI — и остановилась неподалеку от столика, который, судя по деловым бумагам, лежащим на нем, использовался в качестве рабочего стола.
— Откуда вы узнали, кто я?
Шайлер увидела, как не то улыбка, не то некое неодобрение скользнуло по лицу мужчины.
— Я прочел надпись на визитке, которую вы мне дали прошлой ночью.
— А я и забыла, что мы обменялись координатами, — сказала она. Его визитка все еще лежала у нее в сумочке.
Трейс сделал все возможное, чтобы изобразить безразличие, и пожал плечами:
— А я не забыл.
— На обеих напечатано ваше имя, — пришла Шайлер к запоздалому заключению, сама не понимая, забавляет ее или раздражает сложившаяся ситуация.
— Почему бы нам теперь не познакомиться официально? — предложил мужчина, выйдя из-за стола и приблизившись к ней. — Трейс Баллинджер.
Она протянула ему правую руку. Ее голос и манеры были подчеркнуто деловыми.
— Шайлер Грант.
Соответственно случаю его рукопожатие было весьма крепким.
— Я вижу, вы успешно добрались до дома прошлой ночью.
— Вы тоже, — заметила она.
— Немного измучился, но все-таки доехал. — Трейс Баллинджер удивленно посмотрел на нее. — Кстати, а что случилось с машиной и водителем, которых я отправил в аэропорт встретить вас?
— Я отпустила их… его.
Внимательный взгляд синих глаз остановился на ней.
— Почему?
После вчерашнего происшествия ее ответ будет звучать довольно легкомысленно.
— Хотела сама вести машину.
— Да? — Вопрос был риторическим.
Шайлер вытащила руку из кармана пиджака.
— В Париже я всегда сама вожу машину.
— Нью-Йорк не Париж. — За его раздражением скрывалось явное неодобрение.
Шайлер прекрасно это знает.
— Вчера вечером вам чертовски повезло.
Это она тоже знала.
Следующие слова, которые слетели с его уст, были уже не предложением, а приказом:
— В следующий раз предоставьте вести машину профессиональному шоферу.
Если следующий раз и наступит, в чем Шайлер сильно сомневалась, она сделает только так, как сама пожелает. А если Трейсу Баллинджеру это не нравится, он может идти к чертям собачьим!
Послышался тихий стук в дверь. Трейс пригласил:
— Войдите.
Это была миссис Данверз с кофейными принадлежностями и тарелкой печенья на подносе.
— Как вы просили, мистер Баллинджер, — сказала она, придвигая ему тележку.
Он улыбнулся экономке:
— Вы точны как часы. Спасибо, миссис Данверз.
— Пожалуйста, сэр. Я прослежу, чтобы вас с мисс Грант не беспокоили, — пообещала та, выходя из комнаты.
Когда дверь за пожилой женщиной закрылась, Трейс Баллинджер снова улыбнулся.
— Мы можем устроиться с большим комфортом, — предложил он Шайлер, указывая на стул напротив своего. — Хотите чашечку кофе?
— Да, спасибо.
Поверенному Коры на удивление хорошо давалась роль радушного хозяина.
— Сливки? Сахар?
— Ни того, ни другого. — Шайлер всегда пила кофе на европейский манер: очень черным и несладким.
— Печенье?
— А это какое?
— С арахисовым маслом и шоколадной стружкой.
— Нет, спасибо.
Спустя некоторое время Шайлер, потягивая кофе, приступила к разговору:
— Насколько я знаю, вы были поверенным тети в течение восьми лет, мистер Баллинджер.
Трейс Баллинджер непринужденно закинул ногу на ногу, доел печенье, находившееся у него в руке, стряхнул крошки с лацканов своего кожаного пиджака и ответил:
— Это так.
Она пристально посмотрела на него:
— Вы являетесь партнером «Даттон, Даттон, Маккуэйд и Мартин»?
— Да.
Шайлер продолжила свой допрос с пристрастием:
— Вы каждый месяц приезжали в Грантвуд для встречи с моей тетей?
Он был явно немногословен:
— Вначале.
— А потом?
Казалось, он чувствует себя абсолютно непринужденно.
— Потом Кора попросила меня приезжать чаще.
Шайлер полюбопытствовала:
— Почему?
Он потер подбородок.
— Наверное, потому, что ей было одиноко. Шайлер молча поднялась со стула с чашкой кофе в руках и повернулась спиной к Трейсу Баллинджеру, изучая эклектичную коллекцию картин, занимавшую всю стену от пола до потолка по традиции девятнадцатого века и состоявшую из портретов, пейзажей, натюрмортов, большого бразильского полотна и рисунка вавилонской башни.
Убедившись, что она вновь обрела спокойствие, Шайлер повернулась к мужчине и, понизив голос, произнесла:
— Ей, безусловно, было одиноко.