Мотылек - Поппи Адамс

Я говорю Виви, что приготовлю нам чаю, иду в дом и ставлю чайник на плиту. Мы забудем о мебели. Мы будем сидеть, пить чай и болтать, вспоминать прошлое и веселиться. Она расскажет мне много забавных случаев из своей жизни в Лондоне, а я буду внимательно слушать ее, заново все переживая вместе с ней. И мы будем смеяться. Нам надо наверстать упущенное – и времени на это у нас вполне достаточно! Вивьен была права. Она всегда права. Начинает свистеть чайник – сначала слабо и несмело. Это была ее идея, что нам надо вновь поселиться вместе, и ее возвращение под конец наших жизней вполне естественно. Мы будем преданными друг другу, неразлучными подругами и единомышленницами.

Чайник срывается на отчаянный пронзительный визг, и я убираю его с плиты.

4

Чайник Белинды

После нашей ссоры из-за мебели мы с Вивьен еще не разговаривали. Я полностью сосредоточилась на процессе заваривания чая, а потому не смотрю на то, как она прохаживается взад-вперед мимо открытой двери в кухню, разговаривая при этом по своему мобильному телефону, или на то, как водитель носит коробки от машины на второй этаж дома. Однако на меня произвел впечатление тот факт, что у Вивьен есть такой телефон и что она идет в ногу со временем.

Уголком глаза я вижу, как Саймон, песик Виви, с уверенным видом заходит в кухню. Он останавливается рядом со мной и начинает моргать, явно намереваясь втереться в доверие. Я не обращаю на него внимания, и, словно признав, что ему недостает качеств, нужных для того, чтобы изменить мое отношение к нему, он отступает и ложится рядом с плитой – сначала крутится на выбранном месте, а затем падает на пол.

Я гоняю воду по стенкам заварника, держа его левой рукой за ручку и совершая размеренные круговые движения, а правой рукой накрыв чайничек сверху. Я дожидаюсь, когда тонкий фарфор прогреется, и рассматриваю рисунок из мелких, красиво переплетенных полевых цветов, покрывающий заварник от дна до крышки. Я постепенно разгоняю водоворот в нем, чтобы вода достигла верхней части стенок. По правде говоря, я понятия не имею, почему заварник надо прогревать и улучшается ли от этого вкус чая, но если мать с детства учила вас разным маленьким заповедям, а ей раньше то же самое внушала ее мать, отказаться от такой привычки в пожилом возрасте непросто.

У чайника элегантная форма – он скорее высокий, чем толстый. И хотя он принадлежал маме Мод, мы всегда называли его чайником Белинды. Я не знаю подробностей – с самой Белиндой я не была знакома, – но история гласит, что Белинда в своем завещании отписала чайник маме в благодарность за то, что та ей помогала делами, советами или просто умением слушать. Ко всему этому мама была предрасположена от природы: сколько я себя помню, она всегда играла в деревне роль советчика и посредника-миротворца. К примеру, она написала заявление с просьбой прислать больше военнопленных для уборки урожая на ферме Певерилла, а некоторое время спустя погасила ссору, вызванную тем, что лошадь Шарлотты Дэвис повалила надгробья на кладбище при церкви Святого Варфоломея. Она же предотвратила кровопролитие, когда Майкл угостил младшую дочь Экстеллсов сигаретой с марихуаной. Мод давала советы, исправляла ошибки и исполняла роль третейского судьи. По воскресеньям, после церкви, она угощала жителей Балбарроу кофе, два раза в год приглашала всех выпить чего-нибудь, а летом на месяц открывала для деревенских наши сады. Одним словом, мама любила людей, хорошо их понимала и обожала окружать себя компанией, помогая другим или развлекая их. Виви часто шутила, что если бы нашу маму лишили возможности делать добро своим ближним, она долго не протянула бы.

Можно сказать, что Мод была почти идеальной женщиной. Ей всегда хватало мудрости, смекалки и доброты. Будучи высокой, выше своего мужа, она при этом выглядела элегантно в любых вещах, от одежды для работы в саду до домашнего халата. В ее гардеробе имелось множество цветастых платьев средней длины, длинное вечернее платье с блестками, высокие и низкие сапожки, а также шляпы и перчатки на любой случай. И эти случаи она никогда не упускала.

Папа Клайв же, наоборот, не был ни общительным, ни хорошо воспитанным, однако ему не давали возможности скрыться от всего мира. Он уныло плелся за Мод на все деревенские сборища и смущенно улыбался, когда она игриво представляла их как «леди и бродягу». Как я уже говорила, Мод всегда одевалась безукоризненно, тогда как Клайв непременно выходил в свет в одном из двух своих извечных костюмов серого цвета. Костюмы висели на нем мешком – ближе к старости он ел намного меньше, чем раньше, – и были потертыми на воротнике и на манжетах. Иногда мне казалось, что он специально одевался так убого. Однажды – клянусь, это правда! – он отправился в гости в соседнюю деревню в домашних тапочках. Папа сказал, что в них меньше дыр, чем в его туфлях, но мама весь день поддразнивала его – она словно наслаждалась его наплевательским отношением к этикету, которому она сама так безоговорочно подчинялась. После нескольких тостов мама становилась душой компании, и я несколько раз обращала внимание на то, как папа с обожанием наблюдает за ней издалека, завороженный очарованием и жизненной энергией жены. Но сам Клайв – он никогда не пил, утверждая, что от алкоголя у него обостряется подагра, – также был весьма известен в округе. Особенно большим успехом он пользовался у дам, принимавших его невольное несоблюдение приличий за тайное бунтарство, которое в благопристойном Дорсете пятидесятых годов являлось чем-то невиданным.

Я кладу в чайник Белинды два новомодных чайных пакетика – две недели назад Майкл привез их мне вместо обычного листового чая, объяснив, что в наше время можно не возиться с заваркой и таким образом экономить немало времени. Как вы можете догадаться, сначала мне инстинктивно захотелось отказаться от новинки, но я все равно опробовала ее и обнаружила, что пользоваться пакетиками намного удобнее, особенно с моими искалеченными болезнью пальцами. Раньше мне было очень трудно донести чай в ложке до заварника, не рассыпав его по столу, особенно по утрам, когда мои пальцы скрючены от боли. А после того как я насыпала в отделение для заварки столько чая, сколько мне нужно, еще ведь следовало поставить все на место, что также было непросто и каждый раз занимало несколько минут, при этом немало чаинок попадало в сам заварник. В итоге крепость чая зависела больше от моей неспособности поместить чай куда следует, чем от моих вкусовых предпочтений, и нередко приходилось начинать весь процесс заново. Но теперь у меня появились пакетики, и я никогда больше не вернусь к листовому чаю. Майкл тем временем пытается убедить меня, что в заварниках уже нет необходимости. Я делаю вид, что согласна с ним, – просто потому, что не хочу спорить, но, между нами говоря, Майкл в этом смысле профан. Он понятия не имеет о том удовольствии, которое приносит правильно выполненный ритуал заваривания чая.

Я заливаю чайник Белинды кипятком и накрываю его крышкой, чтобы напиток настоялся. Возможно, сегодня стоило взять листовой чай. Тогда у меня была бы сложная задача, на которой я смогла бы сосредоточиться, на время отбросив мысли о том, что сейчас делает и о чем думает Вивьен. Она наверху, – издавая какие-то шаркающие звуки, ходит между комнатой, расположенной прямо над кухней, и своей старой спальней, которая над кладовой. Шофер заносит в дом последние ее вещи.

Я достаю из серванта две чашки с блюдцами и беру из холодильника молоко, расставляю все это рядом с дышащим паром заварником и сажусь ждать. Пока Вивьен не придет, я не стану разливать чай по чашкам, иначе он остынет.

Я хотела бы сказать об одном странном и необычном ощущении, которого я никак не ожидала. Я чувствую, что наши с Вивьен взаимоотношения возрождаются, однако – ив этом как раз заключается странность – становятся точно такими же, какими они были полвека назад. Как будто мы по-прежнему юны, как будто детство вновь нахлынуло на нас бурным потоком и теперь пытается наверстать прошедшие годы. Я, как когда-то давно, покорно жду, каким будет ее решение: захочет ли она забыть нашу небольшую размолвку и возобновить процесс воссоединения. Именно Вивьен устанавливает правила и границы, идет на риск, а я стою позади, на подхвате – на случай, если она будет нуждаться во мне. Я почти забыла, какую роль Вивьен всегда мне отводила.

Наши сестринские взаимоотношения немного изменились, когда спустя два года после того несчастья нас отослали в школу для девочек леди Мэри Вишем. Вечером перед отъездом мы выслушали мамино напутствие.

«Я хочу, чтобы вы присматривали друг за дружкой, и если у одной из вас возникнут какие-нибудь сложности, – говорила она, переводя суровый взгляд с меня на Вивьен и обратно, – каждая должна помнить о том, что у нее есть сестра, к которой можно обратиться и которая обязательно выслушает».