Михаил Строгов - Жюль Верн

Такое впечатление производила эта девушка на первый взгляд. Михаила Строгова, человека тоже энергичного по природе, черты эти не могли не поразить, и он, хотя и старался не докучать своей соседке навязчивым взглядом, продолжал внимательно за ней наблюдать.

Одета юная путешественница была и крайне просто, и вместе с тем очень опрятно. Богатой, по всей видимости, она не была, однако напрасно вы стали бы искать в ее одежде признаков небрежности. Весь ее багаж помещался в кожаной сумке, запертой на ключ, которую за недостатком места она держала на коленях.

На ней была длинная накидка-безрукавка темного цвета, изящно отороченная на шее синей каймой. Под накидкой такая же темная полуюбка прикрывала платье, доходившее ей до лодыжек и украшенное по подолу неброской вышивкой. Полусапожки из тщательно обработанной кожи с весьма крепкими подошвами, словно специально выбранные в предвидении долгой дороги, плотно облегали ее маленькие ножки.

Кое-какие мелочи ее одежды напомнили Михаилу Строгову покрой рижского платья, и он подумал, уж не из балтийских ли краев происходит его соседка.

И куда направлялась эта девушка — одна и в том возрасте, когда поддержка отца с матерью или покровительство брата напрашиваются как бы сами собой? И стало быть, до приезда сюда она успела проделать долгий путь из западных губерний России? Едет ли девушка только до Нижнего Новгорода или цель ее путешествия находится за восточными границами империи? Ждет ли ее там кто-нибудь из родственников или друзей? Не вернее ли, напротив, предположить, что по выходе из вагона она и в новом городе окажется столь же одинокой, как и в этом купе, где о ней — как она, конечно, считает — никто не заботится? Все это было вполне возможно.

Действительно, в манерах молодой путешественницы весьма явственно проявлялись привычки, которые обычно приобретаются в одиночестве. То, как она вошла в вагон и как устраивалась на своем месте ввиду предстоящей дороги, как мало суеты создавала вокруг, стараясь никого не стеснить и не побеспокоить, — все говорило о привычке жить одной и рассчитывать только на себя.

Михаил Строгов наблюдал за ней с большим интересом, однако, будучи сам человеком сдержанным, не стал искать повода заговорить с ней, хотя до прибытия в Нижний Новгород оставалось еще несколько часов. Лишь один раз, когда сосед девушки — тот самый торговец, что так неосмотрительно смешивал сладости и шали, — крепко заснул и его тяжелая голова, мотаясь с плеча на плечо, начала угрожать соседке, Михаил Строгов весьма резко встряхнул его и дал понять, что тому следует держаться прямо и соблюдать приличия.

Торговец, человек по природе грубый, забрюзжал было насчет «людей, которые лезут не в свое дело», но Михаил Строгов бросил на него столь недвусмысленный взгляд, что грубиян тотчас откинулся в противоположную сторону и избавил девушку от неудобного соседства.

Та па мгновение остановила на молодом человеке взгляд, и он прочел в нем тихую, сдержанную благодарность.

Но случилось событие, которое позволило Михаилу Строгову составить о характере этой девушки более полное представление.

Верст за двенадцать до Нижнего Новгорода, на крутом повороте железнодорожного пути, поезд очень резко тряхнуло. После чего он целую минуту мчался по склону насыпи.

Кубарем летящие пассажиры, вопли, всеобщее смятение и беспорядок в вагонах — вот что последовало в первый момент. Приходилось опасаться серьезной аварии, поэтому еще до полной остановки поезда дверцы распахнулись. У растерявшихся пассажиров в голове была лишь одна мысль: выбраться из вагонов и искать спасения на путях.

Михаил Строгов подумал прежде всего о своей соседке; но в то время как пассажиры купе, толкаясь и переругиваясь, устремились наружу, молодая девушка спокойно оставалась на своем месте, разве что чуть побледнев с лица.

Она ждала. Михаил Строгов тоже решил подождать.

Она даже не пошевелилась, чтобы выйти из вагона. Он тоже не двинулся с места.

Оба оставались невозмутимы.

«Какой сильный характер!» — подумал Михаил Строгов.

Однако опасность вскоре миновала. Удар, а затем и остановка поезда произошли из-за разрыва бандажа у багажного вагона; еще немного — и поезд, сойдя с рельсов, мог сорваться с насыпи в ров. Но все обошлось часовой задержкой. Наконец путь был расчищен, поезд двинулся дальше и в восемь с половиной вечера подошел к вокзалу Нижнего Новгорода.

Прежде чем кто-либо успел выйти из вагона, в дверях появились полицейские и началась проверка пассажиров.

Михаил Строгов показал свою подорожную, выписанную на имя Николая Корпанова. И никаких сложностей не возникло.

Что касается остальных пассажиров купе, которые все ехали до Нижнего Новгорода, то и они, на их счастье, подозрений не вызвали.

Девушка протянула контролерам не паспорт, поскольку его в России уже не спрашивают, а разрешение, скрепленное особой печатью и имевшее, по-видимому, специальное назначение.

Полицейский внимательно его прочел. Потом пристально посмотрел на владелицу, чьи приметы были указаны в бумаге.

— Ты из Риги? — спросил он.

— Да, — ответила девушка.

— Направляешься в Иркутск?

— Да.

— Каким путем?

— Через Пермь.

— Хорошо, — заключил полицейский. — Позаботься отметить разрешение в полицейском управлении Нижнего Новгорода.

Девушка в знак согласия кивнула.

Слыша эти вопросы и ответы, Михаил Строгов испытал сразу и удивление и жалость. Как! Эта юная девушка едет одна в далекую Сибирь! И это теперь, когда помимо обычных опасностей на страну обрушились все ужасы мятежа и нашествия! Сумеет ли она добраться? Что ее ждет?…

Когда проверка закончилась, дверцы вагонов открылись, но не успел Михаил Строгов сделать и шага, как юная рижанка, сойдя первой, исчезла в толпе, запрудившей вокзал.

Глава 5

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ИЗ ДВУХ ПУНКТОВ

Нижний Новгород, расположенный при слиянии Волги и Оки, является главным городом губернии с тем же именем. Именно здесь Михаил Строгов собирался оставить железную дорогу, которая тогда в этом городе и заканчивалась. А значит, чем дальше лежал его путь, тем менее скорыми, а затем и менее надежными становились средства передвижения.

Население Нижнего Новгорода, обычно насчитывающее от тридцати до тридцати пяти тысяч жителей, теперь перевалило за триста тысяч, то есть удесятерилось. Этим ростом город был обязан знаменитой ярмарке, которая на три недели располагалась в его стенах. Когда-то подобными наездами торгового люда славился Макарьев, но уже с 1817 года ярмарка переместилась в Нижний Новгород.

Обычно сонный и угрюмый, город на это время становился очень оживленным. В азарте торговых сделок братскими чувствами проникались купцы, представлявшие не менее десятка разных европейских и азиатских народов.

Михаил Строгов покинул вокзал в достаточно поздний час, однако множество народа толпилось еще на улицах обоих городов, на которые делит Нижний Новгород течение Волги [42], причем верхний из них, построенный на уступе скалы, окружен одной из тех крепостей, что в России называют «кремлем».

Если бы Михаилу Строгову пришлось сделать в Нижнем Новгороде остановку, то едва ли он смог найти здесь гостиницу или даже сколько-нибудь приличный трактир. Все было переполнено. Но так как продолжать путь немедленно он все равно не мог — ведь предстояло пересесть на волжский пароход, — следовало побеспокоиться насчет хоть какого-нибудь пристанища. Однако прежде он решил выяснить точное время отправления и зашел в контору той Компании, чьи пароходы ходили между Нижним Новгородом и Пермью.

Там он, к великому своему разочарованию, узнал, что «Кавказ» — так назывался пароход, отправлялся в Пермь лишь завтра в полдень. Семнадцать часов ожидания! Какая досада для человека, который страшно спешит! Но приходится смириться. Что он и сделал — он не любил терзаться понапрасну.

К тому же в нынешних обстоятельствах никакой экипаж — телега или тарантас, дорожная карета или почтовая одноколка, — равно как и никакая верховая лошадь не смог бы доставить его быстрее, будь то в Пермь или в Казань. Оставалось дожидаться парохода — средства более скорого, позволявшего наверстать упущенное время.

И вот теперь Михаил Строгов шагал по городу и справлялся, без особого, впрочем, беспокойства, насчет какого-нибудь постоялого двора. Сам ночлег его не очень заботил, и, если бы не терзавший его голод, он, вероятно, так и прослонялся бы по городу до утра. Поиски эти имели целью скорее ужин, чем постель. И вдруг нашлось и то и другое — под вывеской «Город Константинополь».

Трактирщик предложил ему комнату хоть и бедно обставленную, но вполне приличную, где на стенах рядом с образом Божьей Матери висели изображения святых в обрамлении из позолоченной ткани. Утка с острой начинкой, тонувшая в густой сметане, ячменный хлеб, простокваша, корица в сахарной пудре, кувшин кваса, напитка вроде пива, широко распространенного в России, — все это было подано разом, хотя для утоления голода хватило бы и ужина поскромнее. Так или иначе, но он поужинал — притом куда плотнее, чем его сосед по столу, «старообрядец» из секты «раскольников», который, блюдя обет воздержания, выбрасывал из тарелки картошку и остерегался класть в чай сахар.