Мария-Антуанетта - Эвелин Левер

Мария-Терезия, несмотря ни на что, продолжала управлять своей дочерью и желала знать все о ее жизни. Она поручила своему послу графу Флоримону де Мерси следить за Марией-Антуанеттой, быть ее наперсником. Кроме того, он должен был давать подробнейшие отчеты императрице о каждом поступке дофины.

Итак, без ведома двора и особенно дофины между императрицей и ее доверенным лицом во Франции установилась доверительная переписка, разумеется, помимо официальной. Не вдаваясь в тончайшие подробности, которые он передавал Марии-Терезии, Мерси не скрывал от канцлера Кауница существования переписки. «С сегодняшним курьером я передаю обширный рапорт о совершенно незначительных событиях, связанных с дофиной, — писал он 20 октября 1770 года. — Было бы гораздо проще давать немногословные отчеты, но Ее Величество требует мельчайших подробностей, и я заметил, что чем длиннее доклад, тем лучше». Со своей стороны, Кауниц радовался той роли, которая была предоставлена Мерси: «Я хочу, чтобы мадам дофина […] решилась смотреть на все вашими глазами». Через Мерси-посредника австрийский канцлер и императрица надеялись влиять на принцессу, дабы заставить ее в случае необходимости защищать их политику.

Надежды, которые они возложили на Мерси, оказались ненапрасными: он сумел наладить все каналы для своей системы информации. Само собой, Мерси мог свободно говорить с Марией-Антуанеттой. Однако он понимал, что его присутствие не должно привлекать внимания и тем более вызывать подозрения. Имел ли он союзника и помощника в лице аббата Вермона? Мерси договорился с аббатом — все, что принцесса будет доверять своему духовнику будет известно и ему. Однако это было еще не все. Он успешно выискивал интересующую его информацию в долгих разговорах с мадам де Ноай; и естественно, как и все послы, подкупал служанок дофины и ее супруга, так что ничего даже из личной жизни наследников не могло ускользнуть от Мерси.

Верный своему делу и императрице, Мерси недолюбливал короля, двор и вообще Францию. Он не скрывал своего презрительного отношения к престарелому Людовику XV, занятому больше собой и своими удовольствиями, нежели государственными делами. Думая о том, что вскоре король уже не сможет решать государственные дела, он представлял будущее этой страны в темных красках. В прошлом году он предсказал «упадок монархии, которая сможет подняться лишь при сильном монархе, силой своей воли извлекшем страну из того хаоса, в каком она сейчас пребывает». Мерси видел, насколько нынешний наследник не соответствует этим требованиям! Вряд ли такие перспективы могли обрадовать власти предержащие. Итак, надо было подготовить Марию-Антуанетту к той роли, которую ей придется исполнять.

Наивная и откровенная, дофина с радостью принимала Мерси. Он один мог говорить с ней от имени ее матери. Это был худощавый, высокий мужчина сорока трех лет, всегда элегантный и спокойный, он знал, как завоевать дружбу и доверие принцессы, несмотря на сдержанность и высокомерие, с которым дофина иногда отвечала ему. Однако за надменностью на самом деле скрывалось желание нежной дружбы и привязанности. Дофина и посол ничего не скрывали друг от друга. Она была слишком молодой, слишком наивной, слишком неискушенной, чтобы стесняться его, и видела в нем скорее отца и друга. Без особого труда Мерси стал ее личным советником.

Не понимая смысла всех дворцовых интриг, она полностью полагалась на прозорливость министра своей матери, который помогал ей выбрать правильную позицию в любых ситуациях.

«Маленькая принцесса, которую я встретил здесь в первые минуты, когда для нее все было новым и необычным […], покорила меня своим доверием, а мои знания, опыт, моя преданность ей покорили ее», — писал он позднее Марии-Терезии.

Будучи наставником принцессы, Мерси постоянно давал ей необходимые советы, он обязан был научить ее мыслить, оценивать людей и ситуацию, как того желали в Вене, мыслить именно так, а не иначе. И прежде всего было необходимо, чтобы она сумела подчинить своего нескладного мужа, чтобы полностью распоряжаться им, когда он, наконец, станет королем Франции.

Не представляя себя вне игры, Мария-Антуанетта довольно быстро привыкла к новой жизни и освоилась в королевской семье. Еще в Вене императрица рассказывала дочери, что интриги при дворе в Версале более тонкие и страшные, чем при австрийском дворе.

«Здесь всего лишь ребячество и ревность из ничего, однако там все гораздо опаснее», — писала она в своих «Правилах» для эрцгерцогини. Все, что могло казаться призрачным и туманным в ее глазах, быстро озарялось невероятным светом. Так, например, приветливый и милый король, «такой добрый к ней и ею нежно любимый», вовсе не был так уж идеален. Ее новые тетушки с большой радостью объясняли ей, какую роль при дворе играет блистательная мадам Дюбарри, которую дофина во время обеда накануне свадьбы нашла просто очаровательной. Не умолчав о происхождении этой женщины, перезревшие принцессы, обреченные на вечное целомудрие, внушили маленькой принцессе презрение к королевской любовнице.

«Слабость, которую он испытывает к мадам Дюбарри, достойна жалости, она глупейшее и пренеприятнейшее создание, которое только можно себе представить», — писала она матери 9 июля. Те же разговоры тетушки вели и с дофином. Скорее всего, именно после обработки неугомонными девицами, Мария-Антуанетта решила откровенно пренебрегать фавориткой. Что касается дофина, он незамедлительно отказался от охоты в Сен-Гюбере, куда король его давно приглашал.

Людовик XV, еще не заметивший молчаливого противостояния своих внуков, «продолжал быть добрым и любезным с дофиной. Она была милой с ним, все это выглядело довольно трогательно», — отмечал Мерси. Король так оценивал внучку: «Живая, но еще совсем дитя», и добавлял: «Они все такие в ее возрасте». Дофина действительно была еще ребенком. Опьяневшая от относительной свободы замужней женщины, она мечтала жить в свое удовольствие. Никакие серьезные занятия не привлекали ее.

Мерси был очень обеспокоен этим, более того, должность аббата Вермона была под угрозой. Аббат не мог исполнять свои функции воспитателя и духовника, поскольку дофина вообще отказывалась читать, герцог де ла Вогийон же пытался всячески избавиться от посланника Шуазеля, которого подозревал в шпионаже.

Со всем тактом Мерси вмешивался в обязанности мадам де Ноай и осторожно бранил принцессу, которая взялась за чтение лишь раз после своего приезда, и то под угрозой потерять его доверие. Она притворялась, что это интересует ее. Однако надолго привлечь ее внимание книгами было невозможно. Она предпочитала играть с собаками и маленьким внуком своей служанки. «Девочка всегда любила проводить время с детьми», — отвечала Мария-Терезия Мерси, который удивлялся такому увлечению. Без какого-либо кокетства она «с одинаковым интересом» относилась и к званым обедам и к игре у короля, где, удобно устроившись в кресле, откровенно хохотала за своим веером над теми, кого находила глупыми. Двор начал шушукаться. Дофина стремительно приобретала врагов. И Мерси должен был встать на ее защиту. «При столь шумном дворе сначала легко завоевать поддержку и одобрение, но трудно удержать их», — постоянно твердил он.