Тысяча И Одна Ночь. Книга 3 - без автора

А потом мы проспали до утра, и я хотел выйти, но вдруг она подошла и сказала, смеясь: "Ой, ой! - ты думаешь, что входят в баню так же, как выходят из неё. Ты, наверное, считаешь меня такой же, как дочь Далилы-Хитрицы. Берегись таких мыслей! Ты ведь мой муж по писанию и установлению, а если ты пьян, то отрезвись и образумься! Этот дом, где ты находишься, открывается лишь на один день каждый год. Встань и посмотри на большие ворота".

И я подошёл к большим воротам и увидел, что они заперты и заколочены гвоздями, и, вернувшись к ней, я рассказал ей, что они заколочены и заперты, а она сказала: "О Азиз, у нас хватит муки, крупы, плодов, гранатов, сахару, мяса, баранины, кур и прочего на много лет, и с этой минуты ворота откроются только через год. Я знаю, что ты увидишь себя выходящим отсюда не раньше чем через год". - "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха!" - воскликнул я. И она сказала: "А чем же здесь тебе плохо, если ты знаешь ремесло петуха, о котором я тебе говорила?"

И она засмеялась, и я также засмеялся и послушался её и сделал, что она сказала. И я стал у неё жить и исполнял ремесло петуха: ел, пил и любил, пока не прошёл год - двенадцать месяцев. А когда год исполнился, она понесла от меня, и я получил через неё сына.

А в начале следующего года я услышал, что открывают ворота. И вдруг люди внесли хлебцы, муку и сахар. И я хотел выти, но она сказала мне: "Потерпи до вечерней поры, и как вошёл, так и выйди". И я прождал до вечерней поры и хотел выйти, испуганный и устрашённый, и вдруг она говорит: "Клянусь Аллахом, я не дам тебе выйти, пока не возьму с тебя клятву, что ты вернёшься сегодня ночью, раньше чем запрут ворота".

Я согласился на это, и она взяла с меня верные клятвы, мечом, священным списком и разводом, что я вернусь к ней, а потом я вышел от неё и отправился в тот сад. И я увидел, что ворота его открыты, как всегда, и рассердился и сказал про себя: "Я отсутствовал целый год и пришёл внезапно и вижу, что здесь открыто, как прежде. Я обязательно войду и погляжу, прежде чем пойду к своей матери, - теперь ведь время вечернее", и я вошёл в сад..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала сто двадцать пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Азиз говорил Тадж-аль-Мулуку: "И я вошёл в сад и шёл, пока не пришёл в ту комнату, и я увидел, что дочь Далилы-Хитрицы сидит, положив голову на колени и подперев щеку рукою, и цвет её лица изменился и глаза впали. И, увидев меня, она сказала: "Слава Аллаху за спасение!" - и хотела подняться, но упала от радости; и я устыдился её и опустил голову. А потом я подошёл к ней, поцеловал её и спросил: "Как ты узнала, что я приду к тебе сегодня вечером?" - "Я не знала об этом, - сказала она. - Клянусь Аллахом, вот уж год, как я не ведаю вкуса сна и не вкушаю его! Каждую ночь я бодрствую в ожидании тебя, и это со мною случилось с того дня, как ты от меня ушёл и я дала тебе платье из новой ткани и ты обещал, что сходишь в баню и придёшь. Я просидела, ожидая тебя, первую ночь и вторую ночь и третью ночь, а ты пришёл только после такого долгого времени. Я постоянно жду твоего прихода, таково уж дело влюблённых. Я хочу, чтобы ты рассказал мне, почему ты отсутствовал весь этот год".

И я рассказал ей. И когда она узнала, что я женился, её лицо пожелтело, а потом я сказал: "Я пришёл к тебе сегодня вечером и уйду раньше, чем взойдёт день". И она воскликнула: "Недостаточно ей того, что она устроила с тобой хитрость и вышла за тебя замуж и заточила у себя на целый год! Она ещё взяла с тебя клятву разводом, что ты вернёшься к ней этой ночью, раньше наступление дня, и её душа не позволяет тебе повеселиться у твоей матери или у меня! Ей не легко, чтобы ты провёл у когонибудь из нас одну ночь, вдали от неё, так каково же той, от кого ты ушёл на целый год, хотя я и знала тебя раньше, чем она. Но да помилует Аллах дочь твоего дяди Азизу! С ней случилось то, что не случилось ни с кем, и она вынесла то, что никто не вынес, и умерла обиженная тобою. А это она защитила тебя от меня. Я думала, что ты меня любить, и отпустила тебя, хотя могла и не дать тебе уйти целым и с жирком и была в силах тебя заточить и погубить".

И она горько заплакала, и разгневалась, и, вся ощетинившись, посмотрела на меня гневным взором. И когда я увидел её такою, у меня затряслись поджилки, и я испугался её, и она стала точно ужасная гуль, а я стал точно боб на огне. А потом она сказала: "Нет мне больше от тебя проку, после того как ты женился и у тебя появился ребёнок; ты не годишься для дружбы со мною, так как мне будет польза только от холосгого, а женатый мужчина - тот не принёс нам никакой пользы. Ты продал меня за этот вонючий пучок цветов! Клянусь Аллахом, я опечалю через тебя эту распутницу, и ты не достанешься ни мне, ни ей!"

Потом она издала громкий крик, и не успел я очнуться, как пришли десять невольниц и бросили меня на землю; и когда я оказался у них в руках, она поднялась, взяла нож и воскликнула: "Я зарежу тебя, как режут козлов, и это будет тебе самым малым наказанием за то, что ты сделал со мною и с дочерью твоего дяди раньше меня".

И, увидев, что я в руках её невольниц и щеки мои испачканы пылью и рабыни точат нож, я уверился в своей смерти..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала сто двадцать шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Дандан рассказывал Дау-аль-Макану: "И юноша Азиз говорил Тадж-аль-Мулуку: "И, увидев, что я в руках её невольниц и щеки мои испачканы пылью и рабыни точат нож, я уверился в своей смерти и воззвал к этой женщине о помощи, но она стала лишь ещё более жестока и приказала невольницам скрутить меня. И они скрутили меня и, бросив на спину, сели мне на живот и схватили меня за голову, и две невольницы сели мне на колени, а две другие взяли меня за руки, она же встала с двумя невольницами и приказала им меня бить. И они били меня, пока я не обеспамятел и не ослаб мой голос, а очнувшись, я сказал про себя: "Поистине, умереть зарезанным лучше и легче, чем эти побои!" И я вспомнил слова дочери моего дяди, которая говорила: "Да избавит тебя Аллах от её зла!" - и стал кричать и плакать, пока не прервался мой голос и у меня не осталось ни звука, ни дыхания. А потом она наточила нож и сказала невольницам: "Обнажите его!"

И вдруг владыка внушил мне произнести те слова, которые говорила дочь моего дяди и завещала мне сказать. "О госпожа, - воскликнул я, - разве ты не знаешь, что верность прекрасна, а измена дурна?" И, услышав это, она воскликнула и сказала: "Да помилуй тебя Аллах, о Азиза! Да воздаст ей Аллах за её юность раем! Клянусь Аллахом, она была тебе полезна и при жизни и после смерти и спасла тебя от моих рук при помощи этих слов. Но я не могу отпустить тебя так и непременно должна оставить на тебе след, чтобы причинить горе этой распутнице и срамнице, которая спрятала тебя от меня". И она крикнула невольницам и велела им связать мне ноги верёвкой, а затем сказала им: "Сядьте на него верхом!", и они это сделали. И тогда она ушла и вернулась с медной сковородкой, которую подвесила над жаровней с огнём и налила туда масла и поджарила в нем серу (а я был без чувств), и потом она подошла ко мне, распустила на мне одежду и перевязала мои срамные части верёвкой и, схватив её, подала её двум невольницам и сказала: "Тяните за верёвку!" И они потянули, а я потерял сознание, и от сильной боли я оказался в другом, нездешнем мире, а она пришла с железной бритвой и оскопила меня, так что я стал точно женщина. И затем она прижгла место отреза и натёрла его порошком (а я все был без памяти), а когда я пришёл в себя, кровь уже остановилась.

И женщина велела невольницам развязать меня и дала мне выпить кубок вина, а потом сказала: "Иди теперь к той, на которой ты женился и которая поскупилась отдать мне одну ночь! Да помилует Аллах дочь твоего дяди, которая была виновницей твоего спасения и не открыла своей тайны. Если бы ты не произнёс её слов, я наверное бы тебя зарезала! Уходи сейчас же, к кому хочешь! Мне нужно было от тебя только то, что я у тебя отрезала, а теперь у тебя не осталось для меня ничего. Мне нет до тебя охоты, и ты мне не нужен! Поднимайся, пригладь себе волосы и призови милость Аллаха на дочь твоего дяди!"

И она пихнула меня ногой, и я встал, но не мог идти, и я шёл понемногу, пока не дошёл до дому и, увидя, что двери открыты, я свалился в дверях и исчез из мира.

И вдруг моя жена вышла и подняла меня, и внесла в комнату, и она увидела, что я стал как женщина. А я заснул и погрузился в сон и, проснувшись, увидал себя брошенным у ворот сада..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала сто двадцать седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что везирь Дандан рассказывал царю Дау-аль-Макану: "И юноша Азиз говорил Тадж-альМулуку: "И когда я веч ал и очнулся, я увидал, что был брошен у ворот сада. Я поднялся, стеная и охая, и шёл, пока не пришёл к моему жилищу, и, войдя в него, я нашёл мою мать плачущей по мне, и она говорила: "Узнаю ли я, дитя моё, в какой ты земле?" И я подошёл и кинулся к ней, а она посмотрела на меня и, узнав меня, увидала, что я нездоров и моё лицо стало жёлтым и чёрным.