Кукольных дел мастер - Генри Олди

А Юлия Руф хотела, чтобы Борготта находился рядом.

Еще ничего в жизни она не желала с такой страстью. Раненый требует болеутоляющего, жаждущий мечтает о глотке воды, нищий грезит о кредитке, оброненной миллионером — все это не шло ни в какое сравнение с чувством, гложущим сердце женщины. Она еле сдерживалась, чтобы не уподобиться вехденам. Ясно рисовалось: детина грудой тряпья валяется в углу, на нем — бесчувственный Флакк, а помпилианка несется на снегоглиссере в порт — угонять первый подвернувшийся корабль.

И — вдогонку за нелепым, смешным невропастом.

Надеждой на выход из тупика.

Она не врала Лючано, когда показывала запись своего обезрабливания. Честные кадры, без монтажа и спецэффектов; память о пережитом кошмаре. Она просто не сказала главного. Скрыла цель, какую преследовала, решаясь на мучительный эксперимент. Мутация «клейма», победа над природной шизофренией — не главное. Такая женщина, как дочь имперского наместника на Квинтилисе, если и стремилась сорвать звезду с неба, то непременно самую яркую.

Юлия намеревалась стать первым антисом Помпилии.

Идея искусственного создания антиса-помпилианца принадлежала Айзеку Шармалю. Он вообще был богат на экстравагантные идеи, этот молодой гематр. В научной работе «Принцип невозможного» он теоретически допускал возможность полного обезрабливания и намечал стратегические цели процесса. В частности, согласно его выкладкам, «клеймо», ограниченное насильственным путем, начнёт искать новые пути самореализации.

У слепых — превосходный слух.

У безногих — сильные руки.

А у помпилианца на безрабье?

Утратив возможность влиять на роботов-симбионтов, но сохраняя внутреннюю активность, «клеймо» предположительно должно было скачком ускорить эволюцию носителя — и взорвать тупик, не позволяющий рабовладельцам иметь собственных антисов.

«Если „клеймо“ в исходном состоянии доминантно влияет на психофизический микрокосм людей, превращая свободных в рабов, а помпилианца — фактически в колонию многоклеточных организмов, управляемую главной личностью и способную как к росту, так и к сокращению, — писал Шармаль-младший, — отчего бы „клейму“ в итоге направленной мутации не оказать доминантное влияние на собственный микрокосм, усилив его параметры до макрокосмических? Превратив корпускулярный организм в волновой, а свободного — в антиса?»

Дальше шли зубодробительные выкладки, доступные лишь специалистам.

К сожалению, теория оказалась далека от практического воплощения. Из добровольцев лишь Юлия сумела пройти весь курс обезрабливания до конца. Но вместо исполина, владыки космических пространств, она стала уродом. Монстр; неизлечимо больная психопатка. Одни воспоминания о последствиях кризисных приступов — парад на Октуберане, фанатики на Террафиме — доводили ее до истерики.

Она привыкла.

Смирилась.

И вдруг — Лючано Борготта.

— М-м… э-э… Вы слышите меня?

— Я чудесно слышу вас. А вот вы, пожалуй, меня слышать не желаете. Повторяю: я требую, чтобы мне дали связаться с моими людьми.

— Сейчас узнаю, — детина с видимым облегчением встал, намереваясь уйти. — Может, антенну починили…

Горный инженер Флакк выскочил из кабинета первым.

— Эдам?

— Да, хозяин.

— Пусть готовят мою личную яхту. Я хочу вылететь не позднее, чем через два часа.

— Да, хозяин.

— Маршрут Китта — Тамир. Я хочу в течение суток быть на Тамире.

— Да, хозяин. Я велю штурману рассчитать «маневровую цепь». Вы знаете, что это опасно?

— Знаю. Перед отлетом предоставишь мне штурманский расчет. Я сам исчислю уровень опасности.

— Разрешите вопрос?

— Спрашивай.

— Какова должна быть степень риска, чтобы вы отменили полет?

— Я лечу в любом случае. Еще вопросы есть?

— Нет, хозяин.

— Тебя подклеить?

— Нет, хозяин. Спасибо. Я в чудесной форме.

Голем замолчал.

Они стояли у ворот виллы: голем Эдам и банкир Лука Шармаль. Неподалеку ждал распоряжений великан-привратник — киноидный модификант, подвергшийся ряду сложнейших операций согласно требованиям работодателя. Он не сомневался, что ему велят сопровождать банкира. Если Шармаль-старший (слуги шептались, что при такой удаче быть ему Шармалем-единственным) прервал заседание руководителей центров финансовой ответственности, велел готовить личную яхту и в течение минуты дважды произнес: «Я хочу…» — значит, случилось чудо.

Дурное или доброе, неважно.

Когда начинаются чудеса, хозяина надо беречь.

За все время работы привратника трижды «спускали с цепи» — снимали с поста у ворот, чтобы он сопутствовал хозяину. И всякий раз банкир приказывал готовить к отлету личную яхту, сделанную по особому заказу на верфях Элула. С виду похожа на сегментарный куб, яхта была способна выполнить до семи РПТ-маневров подряд — «маневровую цепь». Для этого сегменты корабля располагали, вращая на внутренних осях, согласно предварительному расчету штурмана. В целях безопасности угловые сегменты неизменно оставались угловыми, бортовые — бортовыми, а центральные — центральными.

Малые гематрицы, зафиксированные на гранях сегментов, таким образом складывались в единую, большую гематрицу, обеспечивавшую ювелирную точность курса. Жалованью штурмана мог позавидовать иной поп-кумир.

А стоимость яхты служила источником легенд.

— Ты остаешься, — бросил пожилой гематр привратнику, хотя тот его ни о чем не спрашивал. — Со мной летит Эдам. Этого достаточно.

Да, подумал привратник. Конечно.

Он хорошо знал возможности голема.

Когда голем удалился танцующей походкой, банкир еще некоторое время оставался на месте. В сравнении с элегантным, стройным Эдамом он выглядел старше своих лет. Но и сейчас, в одиночестве, Лука не помолодел.

— Мы оба проиграли, — сказал он.

Привратник навострил уши. Вряд ли обращались к нему. Просто Шармаль-старший, разговаривающий сам с собой, выглядел очень уж непривычно. Будь привратник собакой, он бы заскулил, виляя хвостом. Но он был человеком, хотя и киноидом.

— Мы оба проиграли, Айзек. Ты прятал детей Эми. Я отказывался их искать. В итоге они нашлись сами. А мы с тобой оба — за скобками. Я хочу любить, Айзек. Я очень хочу любить. Кого мне нанять, чтобы он помог мне правильно любить?

«Я хочу веселиться, — почудилось киноиду. — Я очень хочу веселиться». Привратник мог поклясться, что слышит голос Шармаля-младшего. Впрочем, голоса отца и сына всегда были похожи.

Глава вторая

Сатрап заказывает невропаста

Еще мгновение (час? год? вечность?) назад его не было. А теперь — вот он, есть. Тело вернулось. И сознание вернулось. Словно где-то щёлкнул таинственный переключатель, пробудив Лючано Борготту от небытия к жизни.

Глаза открылись сами.

Он узнал человека, склонившегося над ним.

Острое чувство déjà-vu: только что этот мужчина хлопотал над упавшим, облачен в хламиду медика. И вот — снова рядом. Сменил бело-зеленое одеяние врача на вехденскую рубаху из хлопка, с орнаментом по краю круглого ворота. Когда успел?

— Доброго огня, Фаруд. Коллапсар тебе в печенку! Где я?

Лючано сосредоточился, собираясь задать главный вопрос:

— И вообще, какого…

— Самого лучшего, — усмехнулся полковник Сагзи. — Ты в гостях.

— В гостях? У кого?

— Можешь гордиться. Ты приглашен лично Пиром Саманганом, сатрапом Андаганского округа. Мы находимся в его загородном доме.

— Как я сюда попал? Не помню, чтобы синьор сатрап меня приглашал.

— В космопорте тебе стало плохо. К счастью, мы оказались рядом и поспешили доставить тебя сюда.

— Почему не в больницу?

Все прекрасно он понимал. Увы, дурацкие, никому не нужные вопросы сыпались из Лючано, как из прохудившегося рога изобилия. Вербальный понос — следствие нервного потрясения.

— А тебе нужно в больницу?

Замолчав, Тарталья прислушался к своим ощущениям.

— Нет, — он сел на кровати и спустил босые ноги на пол. — Я есть хочу.

Как ни странно, голод заметно притупился, но не исчез полностью.

— Что, опять? — изумился Фаруд. — Ну ты и проглот! Ладно, сейчас распоряжусь. Деловые переговоры надо вести на сытый желудок.

— О чем говорить будем?

— Сатрап Пир хочет тебя заказать.

Должно быть, «дорогой гость» изменился в лице, потому что Фаруд, едва заметно улыбнувшись, поспешил уточнить:

— Я имею в виду заказ услуг невропаста. Готов поработать по специальности?

На пару секунд рассудок превратился в кипящий котелок. «Вехдены не лгут. Значит, правда», — отметил Лючано, и сам себе не поверил. «Стоило для этого меня похищать?! Обратились бы по-человечески…» — хотел возмутиться он, и промолчал. «Осторожно! Берегись! Подвох!» — орали на два голоса маэстро Карл с Добряком Гишером. Про подвох Лючано знал и без шумных альтер-эго. «У меня дефект! Я могу причинить боль заказчику…» — нет, и о дефекте он предупреждать тоже не стал. Кому интересно, нормальный он кукольник или дефективный? Начнет кочевряжиться — упрямца без лишней суеты спустят в утилизатор.