Конец света отменяется - Илона Волынская

– И что? – напряженно переспросила Кисонька.

– С ума ты сходишь, вот что! – хладнокровно объявила сестра. – Мотя – псих наследственный, а ты заразилась. Кто она вообще такая, эта мама, чтоб мы ее боялись?

– Что ж мы тогда удираем? – ворчливо спросила Кисонька.

– Потому что ситуация у нас идиотская. Мотя поет тебе о любви, это ненаказуемо. Нельзя у нас, как в Америке: по решению суда запретить приставучему козлу приближаться к тебе ближе, чем на сто метров! Наоборот, если мы ему в ответ на его любовь нехорошее сделаем, получим серьезные проблемы. Лучше уехать и переждать, авось его неземное чувство за недельку выветрится. Или он отвлечется на что-нибудь…

– На американского продюсера, который так и не приехал в аэропорт, – буркнула девочка. – Мамочка сына своего утешает и ненавидит весь мир, который сговорился против ее мальчика.

– Думаю, у нее есть проблема поважнее, – Мурка зло улыбнулась. – Я попросила Вадьку сообщить номер ее машины водителю того «Фиата», что она стукнула. Там, помниться, еще машины побились… Не водитель, так страховщики до нее доберутся!

– Ну что вы шепчетесь! – ворчливо высказалась Катька. – Спать не даете! – И, решив, что раз не дают, то и не надо, спустила ноги на пол. Любимец и символ их детективного агентства, боевой белый гусь Евлампий Харлампиевич, дрых в плетеной кошачьей корзинке возле ее кровати. Сейчас он приоткрыл круглый черный глаз, поглядел на хозяйкины ноги и призадумался – то ли тоже вылезать, то ли подремать еще.

– А неплохо вчера посидели! – вспоминая вечер у компьютера и ведро попкорна, перемешанного с мамиными пирожками, улыбнулась Катька.

Мурка улыбнулась в ответ. Ночевка в чужом доме – все равно что маленькая турпоездка. Совсем другая жизнь! В одной комнате Вадькиной «двушки» жил сам Вадька, другую делили мама с Катькой, ну и, конечно, Евлампием Харлампиевичем. На самом деле с Вадькиными-Катькиными заработками в агентстве давно можно было продать эту квартиру и купить трехкомнатную, но… Как объяснить маме, откуда взялись деньги? У Вадьки хоть комната есть, вся забитая техникой, а у Катьки – только письменный стол с висящим над ним расписанием уроков. Мурка поглядела на расписание: сама б умерла – не повесила, но у Катькиной мамы не забалуешься – учет и контроль! Потом посмотрела на расписание еще раз. Сползла с качающегося дивана и подошла поближе. Заинтересованная Кисонька последовала за ней.

– Катька, – задушенным голосом поинтересовалась Мурка. – Это вот какой день недели?

– Понедельник! – возмутилась Катька. – Неприятный такой, сразу после воскресенья.

– Ага, неприятный, нудный, поэтому тут и написано – «понудельник»! – ехидно сообщила Мурка.

– Вторник тебе, видно, тоже не нравится, потому как у тебя он «вторкик», – подхватила Кисонька. – Не иначе как от английского «kick»[5]. Ногами тебя пинают по вторникам!

За «понудельником» и «вторкиком» следовала «седа», в соседней колонке красовалась «потица», за ней – «сдубота» (Мурка предположила, что это такой специальный день, чтоб грянуться с дуба), и последним шел «воскесун». Среди разнообразия совершенно новых дней недели гордо сиял «четверг», написанный без единой ошибки, даже буква «г» на конце не потерялась! Аж обидно, из него ведь тоже много интересного соорудить можно!

– Ну и что? Мне это расписание училке не сдавать! – пожала плечами Катька.

– Катька, тебе сколько лет? – вкрадчиво поинтересовалась Кисонька.

– Одиннадцать с половиной! – сообщила Катька, явно гордясь почтенным и заслуживающим уважение возрастом.

– Ну и сколько тебе будет, когда ты писать научишься? Шестьдесят?

– Постель собирай, раз такая правильная, – решительно, а главное, очень по существу возразила Катька и запустила в Кисоньку подушкой. Они еще немножко покидались подушками втроем. Мурка счастливо улыбалась – классно-то как! И будет классно целую неделю! Они с девчонками поселятся в одной комнате, парни – в другой! Море, солнце и никаких Мотей, никаких расследований и никаких взрослых! Даже от самых лучших родителей надо иногда отдыхать.

Мурка вооружилась зубной щеткой и направилась в ванную. Евлампий Харлампиевич шлепал впереди, и, когда девочка взялась за ручку, гусь обернулся и обдал ее уничтожающим взглядом.

– Ах, простите! – немедленно рассыпалась в извинениях Мурка.

Гусь подцепил дверь клювом и исчез внутри. И принялся возиться, треща перьями. Не иначе как клюв чистил.

Мурка решила пока заглянуть в Вадькину комнату. За дверью открывалась привычная картина. Несмотря на ясное утро, горела настольная лампа и светился монитор. На столе выстроилась батарея пустых чашек, а глаза у парня под очками были красные, как у перебравшего крови вампира.

– Опять всю ночь не спал? – возмутилась Мурка. – Раньше к экзаменам готовился, а теперь что?

Вадька широко, по-собачьи, зевнул.

– Менуаоная-интеет-оимпиада! – сквозь зевок прогудел он, захлопнул рот, будто муху зубами поймал, и уже связно повторил. – Международная-интернет-олимпиада по проге. По программированию. Я думал, на следующей неделе последние задачи сделаю, но раз мы уезжаем, пришлось всю ночь сидеть. Там крайний срок сдачи – четверг, – и он ткнул пальцем в прилепленную над столом желтенькую бумажку-«напоминалочку». На ней большими буквами было написано: «Последний день – червер!»

Мурка засмеялась. Четверг от семейства Тихоновых тоже не ушел!

– Хоть первое место займешь? – спросила она.

– С ума сошла – это ж международная олимпиада! Тут бы хоть в первую двадцатку войти. Лучше, конечно, в первую десятку. Ну, одно из призовых мест, конечно, лучше всего… В общем, может, и пробьемся! – бодро закончил Вадька.

– Бездарность ты моя! – засмеялась Мурка.

– Почему? – изумился парень.

– Потому что пробиваешься сам, – строго пояснила она. – А настоящий талант ждет, когда ему помогут! Ты разве не знал?

– Нет, – помотал всклокоченной башкой Вадька. – И, не понял ничего, снова с хрустом зевнул. – Хорошо, что ваш папа эту поездку придумал! Никаких экзаменов и, главное, никаких расследований, а то я уже звереть начал, а мама… – он невольно понизил голос, точно боялся, что Надежда Петровна подслушивает под дверью. – Мама стала задавать очень… неудобные вопросы. Я, конечно, все на лицей валю, мы там часто допоздна засиживаемся. Но, честное слово, мне уже надоело врать! – Его физиономия стала мечтательной. – Неделя без расследований – и без взрослых! А здорово ваших родителей достало, если они вас одних отпустили! – вдруг задумчиво добавил он.

Мурка пожала плечами – должны же родители когда-то понять, что они с сестрой самостоятельные, ответственные люди и в присмотре не нуждаются!

– Ты вещи-то собрал?

– Да! – Вадька гордо кивнул на сумку с ноутбуком.

– А, пардон, плавки с футболками? – поинтересовалась Мурка.

Вадькина физиономия стала растерянной.

– Я сейчас чего-нибудь… – он распахнул шкаф и близоруко уставился в его недра. – Только не пойму, где тут что…

– Пойду твою маму позову, – вздохнула Мурка.

– Не надо, я сам! – вскинулся Вадька.

– Ты вон спишь на ходу! – отмахнулась девочка.

– Я не на ходу, я… на стою! – сквозь душераздирающий зевок пробубнил Вадька, действительно стоявший у шкафа.

Мурка отправилась на кухню просить маму одного взрослого человека собрать ему в дорогу носки и трусы.

Там весело свистел чайник и шкворчала яичница под тертым сыром – со старым луком, молодой зеленью и черными гренками.

– Мой сыночек опять в Интернете всю ночь торчал, а теперь глаза продрать не может? – поинтересовалась Вадькина мама, ловко расставляя тарелки, наливая чай и нарезая хлеб – кажется, все одновременно.

– Не ругайте его, он программу для олимпиады писал! – горячо вступилась Мурка.

– А можно, я его еще лет пять-шесть поругаю, а уже потом передам тебе в полное владение? – съехидничала та.

Мурка смутилась. Надежда Петровна захихикала совершенно в Катькином стиле. А они еще гадали, в кого малая такая вредная!

– Если бы я полагалась на своего сына, он бы спал в ноутбуке, ел свой ноутбук и на пляж вышел, прикрываясь ноутбуком! Я давно все собрала! – Надежда Петровна кивнула на торчащий в углу кухни толстый, слегка потертый чемодан.

Обычно если Вадька куда-то ехал, так с рюкзаком. Мама собрала Катькины и Вадькины вещи вместе? Это же неудобно! Они в разных комнатах будут жить, пока шмотки поделят, замаются!

– Зови Вадьку завтракать, вот-вот машина придет, мне ваш папа звонил, – велела Надежда Петровна.

– Как у них там ночь прошла? – торопливо спросила Мурка.

– Тихо, – осведомленная о Кисонькиных проблемах, Надежда Петровна пожала плечами. – Вы сказали этому певуну, что уезжаете? – В ее голосе звучало неодобрение – никто в городе не одобрял Матвея Соболева.

– Нет, конечно, – немедленно отреклась от такой глупости Мурка.