Ма(нь)як - Ирина Желтова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие такие? Да все мужчины таковы! Вы хоть одного мне найдите, который думал бы иначе, чем я!
— В том-то и беда, — вздохнул Маат. — Но есть надежда, что твой пример, а также примеры многих других, чья кровь пролилась и еще прольется в этой комнате, заставит все-таки мыслящую часть мужской половины планеты о чем-то задуматься.
— Бред! Даже если каждый день вы будете калечить по десятку мужчин, за сто лет вы не покалечите даже и полумиллиона! Это смешно, ваша деятельность не имеет никакого смысла!
— Как знать, как знать, — задумчиво протянул Маат. — Ну что? Вы согласны на мои условия? Проводим кастрацию прямо сейчас или даем вам шанс и откладываем ее на месяц?
— Вы просто чокнутый ублюдок. Вы что, не понимаете, что я пойду в милицию и через месяц вас благополучно повяжут?
— Бог в помощь, — примирительно произнес Маат и сунул Сергею палку в рот. — А теперь потерпите немного, будет больно.
* * *
Николай закурил — это была уже десятая сигарета за последние полчаса — и принялся обводить ногтем узор на лежавшей перед ним фотографии. Фотографии лба очередной жертвы. Изображения пера и фаллоса алели на лбу фотографа Сергея, найденного без сознания на обочине одной из трасс Подмосковья. Он не поведал следователям ничего нового, чего бы они уже не слышали десятки раз от самых разных людей за последние два месяца, что Маат взялся за секатор и каленое железо. Николай устало уронил голову на стол. К расследованию подключили прокуратуру: число жертв множилось в геометрической прогрессии и достигло сотни — беспрецедентная цифра для любого маньяка. Причем более половины из них находили уже мертвыми и изрядно покалеченными — с отрезанными пальцами рук и ног, вырванными кишками, торчащими из глоток окровавленными фаллосами. И у всех на лбу красовалось одно и то же клеймо — знак качества Маата. Перо и фаллос, перо и руки, перо и перечеркнутый мозг, перо и знак доллара, перо и открытый рот, перо и корова… Вариаций было не так много и если поначалу разгадать значение второго символа было очень трудно, то, пообщавшись с парой спасшихся из лап маньяка, следователи научились с легкостью трактовать каждый символ, за которым скрывался тот или иной человеческий порок. Точнее пороком это представлялось одному лишь Маату — казалось, эта неуловимая тварь хотела избавить человечество от его базовых свойств и качеств, его сущности.
Николай встал и медленно подошел к двери, крикнув охране:
— Ну где там Сурненков? Я уже полчаса его жду!
— Так у вас в кабинете… — заикаясь, произнес молодой охранник. — Вы же закончили допрос?
— Ах, ну да, — Николай махнул рукой и вышел из каморки.
Дело Маата настолько поглотило его, что он думал о нем постоянно даже при расследовании других эпизодов. Неуловимый убийца снился ему по ночам, и Секачев боялся, что теперь с передачей дела в прокуратуру, его отстранят от расследования.
Иван сидел в его кабинете, с головой зарывшись в бумаги, и не сразу услышал, как вошел Николай и опустился на стул рядом с ним. На столе перед Сурненковым лежала кипа фотографий всех жертв Маата — мертвых и выживших.
— Пальчиков опять нет? — произнес Николай почти с утвердительной интонацией: ни на одной из ста жертв не было обнаружено ни одного отпечатка.
— Пальчиков нет. География все расширяется. Мне начинает казаться, что это дело рук целой подпольной группировки. Ну не может один человек находиться практически одновременно и во Владивостоке, и в Подмосковье.
И тут Секачева осенило:
— Надо с Интерполом связаться. Может, за рубежом есть похожие жертвы. Так мы подтвердим твою версию. Если это орудует какая-нибудь Аль-Каида…
— Я уже отправил запрос, — виновато усмехнулся Иван. — Извини, Коль, но в таком деле лучше перебдеть. Пока молчат, но что-то мне подсказывает… Это ведь труп Лизы? — он вытащил из кипы фотографий одну и помахал ей в воздухе.
Николай кивнул.
— Тебя тогда на другое дело вызвали, мне Чалых помогал. Ровнехонько через месяц после освобождения он ее и оприходовал.
— Ствол пробил?
— Числится в украденных, — вздохнул Секачев. — Кругом тупик, куда ни ткнись. Безупречная работа. Идеальные преступления. Мы обрыскали, кажется, уже все подвалы, подходящие под описание выживших жертв…
— Так за Лизой наблюдение что ли не устанавливали? Пустили дело на самотек?
— Не ожидали, что так выйдет, — виновато опустил голову Николай. — Я поглядывал за ней, но тут повалили новые жертвы одна за другой и я, стыдно признаться, подзабыл про нее. Вспомнил уже, только когда труп ее обнаружили и меня опять вызвали. Кроме нее еще пятерых из отпущенных прошляпили. Завтра выходит срок у одного товарища, которому Маат приказал стать идейным вегетарианцем. Но, по-моему, он продолжает лопать мясо. С сегодняшнего вечера я приставлю к нему охрану. Да и сам послежу сутки. Мы столько шансов уже упустили, но завтра я получу свое! — и он достал из кармана и открыл новую пачку сигарет.
— Получается, в стране орудует группа лиц, вооружившаяся Прокрустовым ложем и пытающаяся теперь кроить людей по своему лекалу? Хотел бы я поговорить с кем-нибудь из них. Как бы организовать мое попадание в их лапы…
— Ты у нас кристальной честности человек. По бабам не шляешься, на деньги не падок. Разве что мясо вот ешь… Попробуй приманить их этим! Ходи почаще в кафе, заказывай бифштексы, толкай громкие речи о пользе мяса, оправдывай деятельность скотобоен, и Маат рано или поздно до тебя доберется.
— Я читал досье нашей последней жертвы. Сергей — в высшей степени порядочный человек, не замеченный ни в каких порочащих его связях. Маат выжег у него на лбу фаллос, но по утверждению самого Сергея, у него было в жизни всего две женщины.
— Ты читал протокол допроса, да? Маату важно не количество женщин. Ему сам факт важен. Мужчина возбуждается при виде женщины, и это, на его взгляд, порочно и неправильно, и требует искоренения. Сергей сам не понимает, что ему теперь делать и как жить. Он любит эту свою Маринку, но знает, что если что-то не изменит в себе за месяц, то последует за Лизой и остальными. Да, не делай такого лица, я дал ему почитать все дело. Он по-настоящему напуган. Это первый человек, который отнесся
