Однажды на берегу океана - Крис Клив

— Но почему ты считаешь, что наши читатели отупели?

— Не в этом дело. Просто я думаю, что те, кто читал нас раньше, теперь вообще перестали читать журналы. Они перешли на нечто более серьезное, и ты бы сделала то же самое, если бы просто играла в эту треклятую игру. Может быть, ты не осознаешь, как ты выросла, Сара. Ты уже могла бы издавать национальную газету.

Я вздохнула:

— Как это волнующе. Я смогла бы помещать фотки девушек «топлес» на каждой странице.

У меня вдруг зачесался отсутствующий палец. Я взглянула на полицейскую машину. Офицеры надевали форменные фуражки. Я постучала по зубам краешком мобильного телефона.

— Давай сходим куда-нибудь выпить после работы, Кларисса. Пригласи своего нового друга, если хочешь. А я приду с Эндрю.

— Серьезно? Хочешь выйти на люди. С мужем? Что, в этом сезоне все не так ужасно?

— Ужасно было пять лет назад.

Кларисса склонила голову к плечу и пытливо на меня посмотрела:

— Что ты хочешь мне сказать, Сара?

— Я ничего тебе не говорю, Клар. Ты мне слишком дорога, поэтому я ничего тебе не говорю. На самом деле я просто задаю себе вопросы. И думаю: может быть, кое-что из того, что я выбрала для себя пять лет назад, было не так уж плохо?

Кларисса сочувственно улыбнулась:

— Отлично. Только не жди, что я не стану щупать его колени под столом только потому, что он — твой муж.

— Только попробуй, Кларисса, и я назначу тебя редактором раздела гороскопов для подростков на всю оставшуюся жизнь.

Телефон у меня на столе зазвонил. Я посмотрела на часы на дисплее мобильного. Десять часов двадцать пять минут. Забавно, как в памяти остаются такие мелочи. Я взяла трубку. Звонила дежурная. Голос у нее был скучный и недовольный. В редакции Nixie дежурство на входе приравнивалось к исправительным работам. Если кто-то из девушек, работавших в редакции, вел себя слишком вызывающе, ее на неделю ссылали на ресепшн.

— Тут двое полицейских.

— О, они сюда пришли? И чего они хотят?

— Ладно, тогда угадайте с трех раз, зачем я набрала ваш номер.

— Они хотят со мной поговорить?

— Вас не зря назначили боссом, Сара.

— Иди к черту. Зачем они хотят со мной поговорить?

Пауза.

— Наверно, я могла бы их об этом спросить.

— Если нетрудно, спроси.

Более продолжительная пауза.

— Говорят, что хотят снять порнушку в нашем офисе. Говорят, что они не настоящие полицейские и что кое-что у них просто невероятных размеров.

— О, ради бога! Скажи им, что я сейчас спущусь.

Я положила трубку и посмотрела на Клариссу. Волоски у меня на руках опять зашевелились.

— Полиция, — проговорила я.

— Расслабься, — сказала Кларисса. — Тебя не обвинят в заговоре с целью свержения власти из-за публикации серьезной статьи.

На телеэкране за спиной Клариссы появился Джон Стюарт[18]. Он смеялся. Его гость тоже смеялся. На сердце у меня немного полегчало. Тем летом приходилось находить повод для смеха, притом сколько было мест, над которыми поднимался черный дым. Ты смеялся или надевал костюм супергероя или пытался испытать такой оргазм, о котором почему-то умалчивала наука.

Я спускалась по лестнице в вестибюль, шагая все быстрее и быстрее. Два офицера полиции стояли, держа фуражки в руках, почти вплотную друг к другу. Их большие кожаные ботинки выглядели довольно нелепо на моем мраморном полу. Тот офицер, что был моложе коллеги, жутко покраснел.

— Извините, пожалуйста, — сказала я, строго взглянув на дежурную, а она с озорством улыбнулась мне из-под идеально подстриженной белокурой челки.

— Сара О’Рурк?

— Саммерс.

— Прошу прощения, мэм?

— Мое профессиональное имя Сара Саммерс.

Полицейский постарше смотрел на меня абсолютно серьезно.

— Дело личного характера, миссис О’Рурк. Мы могли бы где-либо побеседовать?

Я поднялась с полицейскими в комнату для переговоров на втором этаже. Стены там розовые и сиреневые, длинный стеклянный стол.

— Хотите кофе? Или чая? Только я не могу гарантировать, что получится именно кофе или чай. Наша кофейная машина немного…

— Может быть, вам лучше сесть, миссис О’Рурк? — сказал офицер с лысиной.

В розоватом свете флуоресцентных ламп лица полицейских неестественно блестели. Они походили на персонажей черно-белого кино, подкрашенных с помощью компьютера. Тому, что выглядел старше, было, пожалуй, лет сорок пять. Молодому блондину с короткой стрижкой, наверное, двадцать два — двадцать четыре года. У него были красивые губы. Пухлые, сочные. Он не был красавцем, но меня почему-то заворожила его осанка и то, как он при разговоре опускал глаза. Ну и конечно, люди в форме всегда производят впечатление. Наверное, многие гадают, как будут относиться к полицейскому, сними тот форменную куртку.

Офицеры положили на крышку стола, изготовленную из тускло-лилового стекла, свои фуражки и стали медленно поворачивать их чистыми белыми пальцами. Оба остановились в один и тот же момент, словно отработали эти повороты и остановки вращения фуражки на тренировках.

Оба смотрели на меня. Мой мобильник, лежащий на столе, звонко чирикнул. Пришло текстовое сообщение. Я улыбнулась. Решила, что Эндрю мне ответил.

— У меня для вас неважные новости, миссис О’Рурк, — сказал наконец лысоватый офицер.

— Что вы имеете в виду?

Вопрос прозвучал более агрессивно, чем мне хотелось. Полицейские воззрились на лежащие на столе фуражки. Мне нужно было просмотреть текстовые сообщения. Я протянула руку к мобильнику и заметила, что оба офицера взглянули на культю моего обрубленного пальца.

— О. Это? Я потеряла его в отпуске. На пляже.

Полицейские переглянулись и снова устремили взгляды на меня. Заговорил опять старший по возрасту. Его голос вдруг зазвучал хрипловато.

— Нам очень жаль, миссис О’Рурк, — произнес он с хрипом в голосе.

— О, пожалуйста, не извиняйтесь. Все хорошо, правда. Мне совсем не больно. Это всего-навсего палец.

— Я не это имел в виду, миссис О’Рурк. Боюсь, нам велено передать вам, что…

— Понимаете, честно говоря, к отсутствию пальца можно привыкнуть. — Я посмотрела на искалеченную руку и сжала и разжала кулак. — Сначала кажется, что это большая потеря, а потом учишься пользоваться другой рукой.

Я подняла глаза и увидела, что они смотрят на меня, побледневшие и серьезные. За окном потрескивали трубочки неоновой вывески. На стенных часах скакнула минутная стрелка.

— Самое смешное, что я его до сих пор чувствую, представляете? Мой палец, в смысле. Тот, которого нет. Иногда он вдруг чешется. Я пытаюсь его почесать, а его нет. А во сне, бывает, палец снова вырастает, и я так радуюсь, что он у меня есть, хотя я давно научилась без него обходиться. Глупо, правда? Его у меня нет, понимаете? А он чешется.

Молодой офицер сделал глубокий вдох и посмотрел в свой блокнот:

— Ваш муж был обнаружен без сознания в вашем доме вскоре после девяти часов сегодня утром, миссис О’Рурк. Ваш сосед услышал крики, позвонил в службу «999» и сказал, что какому-то мужчине, по всей видимости, плохо и нужна помощь. По вашему адресу выехала полиция. Они вынуждены были взломать входную дверь и в девять пятнадцать поднялись в комнату наверху, где и обнаружили Эндрю О’Рурка. Он был без сознания. Наши офицеры сделали все, что смогли. Приехала «неотложка», врачи пытались оказать помощь вашему мужу, но я с прискорбием вынужден сообщить вам, миссис О’Рурк, о том, что смерть вашего мужа была констатирована на месте… сейчас уточню… в девять часов тридцать три минуты утра. — Полицейский закрыл блокнот. — Нам очень жаль, мэм.

Я взяла со стола мобильник. Новое сообщение действительно пришло от Эндрю.

«КАК ЖАЛЬ», — написал он мне.

Он попросил у меня прощения.

Я отключила звуковой сигнал телефона, и сама я не могла вымолвить ни слова. Молчание длилось целую неделю. Оно дребезжало, когда я мчалась в такси домой. Оно выло, когда я забирала Чарли из детского клуба. Оно потрескивало, когда мне позвонили родители. Оно ревело у меня в ушах, пока агент из похоронного бюро растолковывал мне, в чем преимущества дубовых гробов по сравнению с сосновыми. Молчание виновато покашливало, когда позвонил редактор из Times, ведавший публикацией некрологов, чтобы уточнить кое-какие детали. И вот теперь молчание пришло вместе со мной в холодную гулкую церковь.

Как объяснить четырехлетнему супергерою, что такое смерть? Как предупредить о внезапных наплывах тоски? Я и сама еще с этим не смирилась. Когда полицейские сообщили мне о смерти Эндрю, мой разум отказался принять эту информацию. Я, пожалуй, очень обычная женщина, и весьма неплохо подготовлена к тому, чтобы сражаться с каждодневными неприятностями. Прерванный секс, суровые редакторские решения, кое-как работающая кофеварка — такие вещи мой разум принимает легко. Но чтобы мой Эндрю был мертв? Это все еще казалось физически невозможным. Было время, когда Эндрю для меня значил больше семи десятых поверхности земного шара.