Японский резидент против Российской империи. Полковник Акаси Мотодзиро и его миссия 1904-1905 гг. - Инаба Чихару

Установлению тесных контактов Циллиакуса с российской революционной эмиграцией помогли обстоятельства. К концу XIX в. «штабы» крупнейших российских революционных и лево-либеральных движений переместились из России в Западную Европу. Почти сразу вокруг них сложились и центры по печатанию противоправительственной литературы, предназначенной для отправки в Россию. На границе с Германией полиция изымала почти всю печатную продукцию, которую революционеры и сочувствовавшие им пытались нелегально ввезти на территорию империи. На очередь дня встал «скандинавский» маршрут — границу со Швецией можно было пересечь без серьезного досмотра, ну а между Финляндией и Россией она и вовсе была почти прозрачной. К тому же от Хельсинки до Петербурга было рукой подать. В такой ситуации в глазах российских революционеров необычайно возросли роль и значение деятелей финской оппозиции. Начались поиски контактов с ними, на которые сами финны с готовностью откликнулись.

Еще в августе 1900 г. по просьбе российских революционеров-эмигрантов они учредили «российский комитет», который не только переправлял в Россию подпольную литературу, но отчасти и сам ее печатал. Циллиакус, отвечавший в комитете именно за транспортировку нелегальных газет, брошюр и листовок, в декабре 1903 г. предпринял объезд западноевропейских центров русской эмиграции для упрочения связей и активизации деятельности комитета, который отныне стал именоваться «финляндским бюро прессы». В общем, описанная выше встреча Циллиакуса с Акаси в феврале 1904 г. в Стокгольме не была простой случайностью{30}.

Судьба финского оппозиционера

Конрад Виктор Циллиакус родился в Хельсинки в 1855 г. в семье крупного чиновника. Он был вторым ребенком профессора права и вице-спикера финского Сената, высшего после русского генерал-губернатора органа управления Великим княжеством, который совмещал в себе функции кабинета министров и верховного суда. Поскольку семья имела немецкие корни, дома у Циллиакусов разговаривали по-немецки и по-шведски чаще, чем по-фински. Конни получил прекрасное образование. С детства помимо финского он свободно владел немецким и шведским языками, к которым впоследствии добавились французский и английский. Казалось, блестящая чиновная карьера ему обеспечена.

Однако, окончив юридический факультет Хельсинкского университета и проработав несколько лет помощником судьи, в 1889 г. 34-летний Циллиакус сменил профессию и превратился в журналиста. Последующие пять лет он проработал в США специальным корреспондентом одной из финских газет, а затем два года в том же качестве провел в Токио. В эти годы наряду с газетными репортажами он выступил как публицист, переводчик и писатель, автор путевых заметок, романов и публицистических очерков. В бытность в Японии, в которой он провел около двух лет, он перевел на шведский язык знаменитую японскую сказку «Урасима Таро», а вернувшись в 1896 г. на родину, также по-шведски опубликовал специальный «Обзор и исследование Японии». Отметив прогресс, достигнутый этой страной за последние десятилетия благодаря использованию западных технологий, он утверждал, что японские западные заимствования касались только материальной сферы. В стремлении Токио утвердиться на азиатском континенте Циллиакус усмотрел лишь его реакцию на колониальную политику мировых сверхдержав. Независимо от степени основательности этих наблюдений, в предвоенные годы Циллиакус был одним из немногих скандинавов, которые побывали и близко познакомились с Японией. В глазах современников и соратников он, несомненно, являлся настоящим экспертом по японским делам.

Переход Петербурга к форсированной насильственной русификации Финляндии вызвал негодование Циллиакуса, возмужавшего в условиях американских свобод, и толкнул его в ряды финской оппозиции. Со страниц основанной им газеты «Фриа Урд» («Свободное слово») он резко критиковал политику царизма в Финляндии и призывал соплеменников оказывать ей активное противодействие. Правда, главные надежды на освобождение своей родины он всегда связывал с воздействием внешних сил. В 1903 г., почувствовав, что полицейские преследования неминуемы, Циллиакус эмигрировал в Стокгольм, а осенью следующего года, порвав с оппозиционерами-либералами, организовал собственную Финляндскую партию активного сопротивления.

Вслед за Всероссийской октябрьской (1905 г.) политической стачкой самодержавие пошло на уступки, в том числе и в финляндском вопросе. Финские оппозиционеры получили возможность вернуться на родину. В самом Великом княжестве русификаторский напор заметно ослаб, в Хельсинки появился однопалатный представительный законосовещательный орган. Однако «весна» продолжалась недолго, и с 1908 г. гонения на сторонников финского суверенитета возобновились с прежней силой. В итоге в декабре того же года Циллиакус снова выехал в Стокгольм. На этот раз его попытки оживить контакты с российскими революционерами-эмигрантами к успеху не привели, и уже в 1912 г. он заключил, что освободиться от гнета царизма Финляндия может только при поддержке западных великих держав. Едва началась Первая мировая война, Циллиакус явился к военному атташе Германии в шведской столице с идеей наступления немецких войск на Петербург через территорию Финляндии. Если Германия снабдит финских оппозиционеров оружием, вооруженное восстание в Финляндии и полная деморализация российского гарнизона в Хельсинки неизбежны, утверждал он. Германии достаточно лишь организовать военную подготовку финской молодежи{31}.

Вероятно, Циллиакус обладал даром убеждения. Во всяком случае, как и десятилетием раньше в случае с Японией, его план вермахт одобрил, и начиная с 1915 г. в Германии заработали курсы военного дела для молодых финнов. По общему счету начальную военную подготовку на них прошло около двух тысяч человек, в основном студентов. В гражданской войне, начавшейся вскоре после обретения Финляндией суверенитета, это «войско Вильгельма» воевало на стороне «белых», которые в итоге и победили.

Таким образом, мечта финских оппозиционеров о независимой Финляндии сбылась, цель жизни была достигнута. Вернувшись на родину, Циллиакус отошел от дел и посвятил остаток дней написанию мемуаров, в том числе о годах русско-японской войны{32}. Скончался он летом 1924 г. в Хельсинки, в 68 лет, тихо и незаметно, всеми забытый, в доме престарелых{33}.

Идея создания единого революционного фронта и реакция на нее Токио

Во второй половине марта 1904 г. Акаси вернулся в Стокгольм и вновь встретился с Циллиакусом. На этот раз неугомонный финн изложил ему план созыва межпартийной конференции. Она, по его словам, была необходима как для усиления пропаганды противников самодержавия, так и для объединения и координации их практической антиправительственной деятельности. В подкрепление своих доводов финн предъявил письмо из Лондона от видного эсера Н.В. Чайковского, в котором тот горячо поддерживал идею единого революционного фронта. Вообще именно эсерам Циллиакус отводил ключевую роль в деле организации и проведения будущей конференции. От Японии, утверждал он, требуется лишь финансовая поддержка этого начинания.

Очевидно, что российское антиправительственное движение и его проблемы интересовали Акаси не сами по себе, а только в той степени, в какой они могли содействовать успеху Японии на полях Маньчжурии. Поэтому первоначально он весьма сдержанно отнесся к новой инициативе Циллиакуса. Однако финн сумел настоять на необходимости им обоим немедленно начать предварительные конфиденциальные переговоры с лидерами российской революционной эмиграции. В результате очень скоро японский полковник стал считать предприятие Циллиакуса «своим» и принял деятельное участие в его реализации. Теперь же Акаси твердо обещал лишь прозондировать почву в Токио — решение о финансировании межпартийной конференции он, разумеется, не мог принять самостоятельно. На том и порешили{34}.

22 марта 1904 г. Акаси отправился в свой первый продолжительный вояж по Европе. «Я особенно нуждался в поддержке своего плана со стороны кого-либо из старших японских должностных лиц в Европе, а в Стокгольме в тот момент находился лишь секретарь, поверенный в делах», — объяснит он позже цель этой поездки в своем отчете{35}. Посетив по дороге японские миссии в Берлине и Вене, через неделю он прибыл в Лондон. Здесь он встретился с Чайковским (тот подтвердил свое положительное отношение к идее межпартийной конференции) и с японскими дипломатами. Хаяси и Утсуномия также нашли план Циллиакуса целесообразным и, в принципе, согласились его финансировать, правда, отметив, что последнее слово остается за министром иностранных дел Комура. Одобрение Хаяси было особенно ценно — среди японских посланников в западноевропейских столицах именно он считался тогда старшим и наиболее авторитетным. Утсуномия со своей стороны обещал запросить Генштаб. Заехав на обратном пути в Париж, 8 апреля Акаси вернулся в Стокгольм.