Истина и наука - Рудольф Штайнер

Здесь будет целесообразно указать в нескольких словах на рассуждения Юма о понятии причинности. Юм говорит, что понятие причины и действия берут свое начало исключительно в нашей привычке. Мы часто наблюдаем, что за определенным событием следует другое, и приучаем себя мыслить оба события в причинной связи, так что, когда мы замечаем первое, мы ожидаем, что наступит и второе. Но это понимание исходит из совершенно ошибочного представления о причинном отношении. Если я встречаю в течение ряда дней, в момент выхода из ворот моего дома, всегда одного и того же человека, то я, правда, постепенно привыкну ожидать следования во времени обоих событий; но мне вовсе не придет в голову констатировать здесь причинную связь между появлением в том же месте меня и другого человека. Я буду искать для объяснения непосредственного следования приведенных фактов существенно других частей содержания мира. Мы определяем причинную связь именно вовсе не по следованию во времени, а по содержательному значению означенных как причина и действие частей содержания мира.

Из того, что мышление проявляет лишь формальную деятельность при осуществлении нашего научного мира, следует, что содержание каждого познания не может быть твердо установленным a priori до наблюдения (мышление должно разобраться в данном), но должно без остатка проистекать из последнего. В этом смысле все наши познания эмпиричны. Но и совершенно непонятно также, как могло бы быть иначе. Так как кантовские суждения a priori в сущности вовсе не познания, а только постулаты. Можно говорить в кантовском смысле всегда только так: чтобы вещь могла стать объектом какого-нибудь возможного опыта, она должна подчиниться этим законам. Таковы предписания, которые делают субъект объектом. Но ведь следовало бы полагать, что если на нашу долю должны выпасть познания о данном, то эти познания должны вытекать не из субъективности, а из объективности.

Мышление ничего не высказывает a priori о данном, но оно устанавливает те формы, через положение которых в основу a posteriori выявляется закономерность явлений.

Ясно, что этот взгляд не может a priori ничего решать о степени достоверности, которую имеет добытое познавательное суждение. Так как и достоверность не может быть добыта ни из чего другого, как из самого данного. Можно возразить на это, что наблюдение никогда не говорит ничего другого, как только то, что однажды произошла некая связь явлений, а не что она должна произойти и всегда произойдет в тождественном случае. По и это допущение ошибочно. Ибо когда я познаю известную связь между частями образа мира, то она в нашем смысле есть ничто иное, как то, что вытекает из самих этих частей; она не есть нечто, что я придумываю к этим частям, но нечто, что существенно принадлежит к ним и что, следовательно, необходимо должно всегда присутствовать, когда присутствуют они.

Только воззрение, исходящее из того, что всякая научная деятельность заключается в соединении фактов опыта, на основании вне их лежащих субъективных правил, может думать, что а и b могут быть соединены сегодня по одному, завтра по другому закону (Дж. Ст. Милль). Но кто понимает, что законы природы берут начало из данного и поэтому суть то, «то составляет и определяет связь явлений, тому совсем не придет в голову говорить о только относительной всеобщности полученных из наблюдений законов. Этим мы, конечно, не хотим утверждать, что законы, признанные нами однажды за правильные, должны иметь и безусловное значение; но если последующий случай опрокинет установленный закон, то это произойдет не потому, что этот закон в первый раз мог быть выведен лишь с относительной всеобщностью, но потому, что и тогда еще он был выведен не вполне правильно. Настоящий закон природы есть ничто иное, как выражение связи в данном образе мира, и он так же мало существует без тех фактов, которыми он управляет, как и эти факты без него.

Мы еще определили как природу акта познания то, что мы проникаем при мышлении образ мира понятиями и идеями. Что следует из этого факта? Если бы в непосредственно данном заключалась завершенная целостность, тогда такая его обработка в познании была бы невозможна, а также и не нужна. Мы просто принимали бы тогда данное, как оно есть, и были бы удовлетворены им в этом виде. Только если в данном скрыто нечто, что еще не появляется, когда мы рассматриваем это данное в его непосредственности, но появляется только при помощи порядка, внесенного мышлением, только тогда возможен акт познания. То, что лежит в данном до мыслительной переработки, это и есть полная его целостность.

Это сейчас же станет еще яснее, когда мы ближе займемся имеющими значение в акте познания факторами. Первый из них есть данное. Данность это не свойство данного, но только выражение для отношения его к второму фактору акта познания. Что есть данное по своей природе — это остается, таким образом, при этом определении совершенно невыясненным. Второй фактор, логическое содержание данного, мышление находит в акте познания необходимо связанным с данным. Теперь спросим себя:

1. где происходит разделение между данным и понятием?

2. где находится соединение их?

Ответ на оба эти вопроса без сомнения дан в наших предыдущих изысканиях. Разделение происходит исключительно в акте познания, соединение заложено в данном. Из этого по необходимости вытекает, что понятия, как содержание, суть только часть данного, и что акт познания заключается в том, чтобы соединить друг с другом данные ему сначала раздельно составные части образа мира. Данный образ мира становится вместе с тем полным только через тот посредственный род данности, который вызывается мышлением. Через форму непосредственности образ мира сначала является в совершенно неполном виде.

Если бы в содержании мира с самого начала были соединены содержание мыслей с данным, тогда не существовало бы познания, так как нигде не могло бы возникнуть потребности выйти за пределы данного. Но если бы мы вместе с мышлением и в нем порождали все содержание мира, тогда также не существовало бы познания. Ибо то, что мы сами производим, нам не нужно познавать. Познавание покоится, таким образом, на том, что содержание мира дано нам первоначально в такой форме, которая несовершенна, не всецело его содержит, но которая кроме того, что она предлагает непосредственно, имеет еще вторую существенную сторону. Эта вторая, первоначально не данная сторона содержания мира открывается через познание. Таким образом то, что является нам в мышлении обособленным, это не пустые формы, но сумма определений (категорий), которые, однако, являются формами для остального содержания мира. Только добытый через познание образ содержания мира, в котором соединены обе указанные его стороны, может быть назван действительностью.

6 Свободная от предпосылок теория познания и наукоучение Фихте

До сих пор мы установили в нашем изложении идею познания. Эта идея непосредственно дана в человеческом сознании, поскольку оно отдается познавательной деятельности. «Я» как центру[33] сознания, непосредственно даны внешнее и внутреннее восприятие и его собственное существование, «Я» чувствует стремление находить в этом данном больше, чем то, что дано непосредственно. Навстречу данному миру возникает у него второй, мир мышления, и «я» соединяет оба мира тем, что осуществляет свободным решением то, что мы установили, как идею познания. В этом лежит основное различие между тем родом, как в самом объекте человеческого сознания понятие и непосредственно данное оказываются соединенными в цельную действительность, и тем, который имеет значение по отношению к остальному содержанию мира.

При всякой другой части образа мира мы должны представлять себе, что соединение есть первоначальное, изначала необходимое, и что только вначале познавания наступает для познания искусственное разделение, которое, однако, в конце концов, через познание снова устраняется, сообразно первоначальному существу объективного. Для человеческого сознания это иначе. Здесь соединение имеется налицо только тогда, когда оно совершается сознанием в действительной деятельности. При каждом другом объекте разделение не имеет никакого значения для объекта, а только для познания. Соединение здесь есть первое, разделение — производное. Познание совершает разделение только потому, что оно по-своему не может овладеть соединением, если оно не было перед тем разъединено. Понятие же и данная действительность сознания первоначально разъединены; соединение есть производное, и поэтому познание таково, как мы описали это выше. Так как в сознании идея и данное необходимо выступают раздельно, то поэтому вся действительность для сознания расщепляется на эти две части, и так как сознание только путем собственной деятельности может осуществить соединение обоих указанных элементов, то оно достигает полной действительности только через осуществление акта познания. Остальные категории (идеи) были бы также и тогда по необходимости связаны с соответствующими формами данного, если бы они не были восприняты в познании; идея познания может быть соединена с соответствующим ей данным только через деятельность сознания. Действительное сознание существует только тогда, когда оно само себя осуществляет. Мы думаем, что всем этим мы достаточно подготовлены для того, чтобы обнаружить основную ошибку Наукоучения Фихте и в то же время дать ключ к его пониманию. Фихте — это тот философ, который среди преемников Канта живее всех чувствовал, что обоснование всех паук может состоять лишь в теории сознания; но он никогда не дошел до познания, почему это так. Он ощущал, что то, что мы обозначаем как второй шаг теории познания и чему мы даем форму постулата, должно действительно быть выполнено нашим «я». Мы видим это, например, из следующих его слов: «Наукоучение возникает, таким образом, поскольку оно должно быть систематической наукой, совершенно так же, как все возможные науки, поскольку они должны быть систематичны, через определение свободы, которая здесь особенно предназначена вообще поднять до сознания род действия интеллекта. Через эту свободную деятельность нечто, что уже само по себе есть форма, именно необходимая деятельность интеллекта, принимается, как содержание, в новую форму знания или сознания».[34] Что надо понимать здесь под родом действия интеллекта, если то, что смутно чувствуется, высказать в ясных понятиях? Ничто другое, как совершающееся в сознании осуществление идеи познания. Если бы Фихте вполне ясно сознавал это, он формулировал бы вышеприведенное положение просто так: «Наукоучение имеет задачей поднимать познание, поскольку оно есть еще бессознательная деятельность я, до сознания. Наукоучение должно показывать, что в «я» выполняется как необходимая деятельность объективация идеи познания.»