Кругосветное путешествие юного парижанина - Луи Буссенар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, как было уже сказано, я жил у папаши Шникмана. И вот однажды… я кое-что… взял.
Тут рассказчик почувствовал неловкость и на некоторое время замолчал, а потом продолжил:
— Ну… в конце концов… что было, то было. Взял деньги и сбежал. Не так уж много взял, пять или шесть франков, может, чуть больше. Но до сих пор стыдно. Таких штук я больше не проделывал. И никогда не буду.
Ну, что еще рассказать? Поездил по разным местам, кем только не был. Выступал в театре «Шатодо» и продавал билеты, работал слугой и швейцаром в отеле; смотрителем в зоосаде, продавал иммортели[57] на похоронах знатных особ, распространял дешевые издания, наскоро прошитые железной проволокой, раздавал рекламные проспекты, торговал газетенками по одному су, в спортивной школе «Пас» смазывал и полировал гимнастические снаряды, убирал опилки и тому подобное.
Там я твердо встал на ноги, мог при необходимости кому угодно утереть нос. Трудности меня закалили, я познакомился с основами французского бокса, повзрослел, подрос до пяти футов[58] и шести дюймов[59]. О! Это были самые лучшие времена.
А еще провел два года у Робер-Удэна…
— Да! — отметил доктор. — Физика…
— Физика…— с подчеркнутой многозначительностью повторил Фрике. — Научился… показывать фокусы!..
И даже выступал.
В шестнадцать — семнадцать лет я был не слишком атлетичен на вид, зато крепок духом.
Никогда ничем не болел, не бывало ни насморка, ни простуды. Времени на болезни не хватало! И никогда не страдал несварением желудка.
Что еще сказать? В один ненастный день я очутился за воротами школы. Хочу заранее предупредить: в этом виноват не хозяин, а я сам, просто неуправляемым сделался.
Целый день ходил взад-вперед по мосту Искусств. Живот был пуст, как мех волынки. И тут я услышал крик, а затем всплеск, бросился к парапету.
Собралась толпа, все толкали друг друга.
Что же я увидел?.. Пляшущую на воде, окруженную пузырями шляпу.
Ну зачем же так?
Влез я на чугунную ограду, руки вперед — и прыгнул…
В воде открыл глаза и разглядел темный силуэт Я схватил утопленника и потащил вверх, а тот уже не дрыгает ни передними, ни задними лапами. Добрался до набережной, глядь: а «служивые» тут как тут, приняли нас аккуратно, и слова говорили хорошие. Ну, а я к такому обхождению не привык, смешно стало. Наконец мой спутник вернулся к жизни и здорово удивился, попав с того света на этот.
А в моем желудке не было даже жареной картошки за два су, и я грохнулся в обморок. Ну, в меня сразу же влили добрую чашку бульона, тогда я очнулся.
Немного пришел в себя и увидел: идет сбор денег. И поскольку спасенный был богачом, сиганувшим в воду из-за сердечных дел, то деньги достались мне. Сорок франков, самых настоящих! Их передал полицейский бригадир и сказал: «Спасибо!» Это мне-то спасибо? Конечно, за роль ньюфаундленда.
Тут я и ушел.
Вы бы никогда не догадались, что я сделал в тот вечер.
По всему Парижу висели чертовы афиши: «Театр „Порт-Сен-Мартен“. — Вокруг света за восемьдесят дней[60]. — Невероятный успех!»
Я очень хотел посмотреть это представление, но раньше пойти не мог, потому что даже на галерку билеты стоили дорого. Время от времени я продавал билеты, но никогда сам не покупал. Словом, сапожник без сапог. Ладно! После спасения, вечером, я мог пойти на «Вокруг света». Да, господа, я купил билет во второй ярус!
Какое это было представление!
С той минуты меня снедало одно желание: хочу в плавание. И вот я очутился в Гавре[61], имея в кармане всего сто су. Почти не ел три дня и здорово проголодался. Вот беда-то! И особенно скверно — не было крыши над головой.
Зато какая красота! Море с огромными пароходами, с густым лесом мачт, с неповторимым ветром странствий… Но попасть на корабль и уйти в плавание оказалось для меня невозможным.
И потянуло назад, на парижские бульвары. Однажды во время прилива я был на набережной, ходил, размахивая руками, и очень сильно проголодался. Я уже говорил, что, несмотря на много хорошего вокруг, жизнь моя вовсе не была усеяна розами…
«Эй, послушай-ка, юнга! — раздался позади громовой голос. — Небось хочешь горло промочить?»
Я обернулся и увидел матроса; да что матроса — настоящего морского волка.
«Это вы мне? — воскликнул я. — Вы не ошиблись?»
«Не ошибся?» — переспросил собеседник.
И тут у меня поплыло перед глазами, как в тот день, когда я вытащил человека у моста Искусств.
«Разрази меня гром! — сказал моряк. — Твой трюм, похоже, пуст. За тобой нужен глаз да глаз. Пошли на борт!»
И я пошел, нетвердо держась на ногах. И вот очутился на палубе… Потом узнал, что попал на трансатлантический[62] пароход.
Мне налили бульона, прекрасного бульона. Уже во второй раз бульон спас мне жизнь. И можно легко понять мое состояние.
Слово за слово, и я рассказал, как пошел смотреть «Вокруг света за восемьдесят дней», как очутился здесь, это вызвало бурный смех у матросов, но смех добродушный. Уж поверьте, они чуть животики не надорвали.
«Значит, — обратился ко мне морской волк, — ты хочешь плавать, очень хорошо. Уйти в море на корабле можно пассажиром или матросом. Пассажиром — дорого, а вид у тебя, не в обиду будет сказано, вовсе не богатый»
«Ну что ж! Выходит, матросом», — ответил я.
«Матросом! Но, молодой человек, ты же ничего не умеешь в морском деле!»
«Я научусь!»
«Послушай-ка, парнишка, наш экипаж укомплектован полностью. Попытай-ка лучше счастья на каком-нибудь из „купцов“.
Мне здорово понравились эти храбрые ребятки. И я решил во что бы то ни стало остаться с ними и в точности вести себя как герой спектакля «Вокруг света за восемьдесят дней».
Они мне объяснили, что матросы — не путешественники, в плавании очень редко доводится побывать на берегу, подчас и понятия не имеют о тех странах, куда заходят, точно кучер омнибуса[63], никогда не осматривающий достопримечательности, у которых останавливается его карета.
Но я, упрямый, как мул[64] Иоанна Крестителя[65], уступать не собирался.
Все-таки на корабле нашлось одно-единственное место. Скверное место. Ах! Если бы я знал!..
Короче говоря, накануне умер кочегар, и мне предложили попытать счастья в трюме.
Кочегар! Теперь-то, пройдя через все широты и долготы, я знаю, каков его труд. Но тогда я и представить не мог, что, пройдя неведомо сколько тысяч лье, не увижу ни синевы неба, ни водной глади!
Понятно мое состояние в последние шесть месяцев, когда приходилось загружать уголь в котельную, а потом днем и ночью кидать его в топки. А они на восемь метров ниже уровня палубы!
