Танец масок (СИ) - Мария Николаевна Сакрытина

Под кроватью завозились.

— Робин, — давя зевок, протянула Фрида, привставая на локтях. — Ну как вы тут без меня? Всё было спокойно?

Брауни — маленького ростика старичок с коричневым, точно вымазанным в грязи лицом — взобрался на прикроватный столик и уселся, болтая ножками в ярко-голубых сапожках.

— Всё, хозяйка, — со вздохом отозвался он.

Фрида потянулась, достала из дорожной сумки алый свёрток.

— Держи. Тебе за службу.

Брауни повеселел и свёрток взял с поклоном, хотя это давно уже стало традицией. Фрида быстро заметила, что её домовому нравятся яркие цвета, особенно красный, и приносила в гостинец с «той стороны» одежду. Первый раз Робин попытался возмутиться: что, дескать, не нравится моя работа, выгнать хочешь? Но потом (после примерки) решил, что и сам тут останется, и на мнение хозяйки ему плевать. А обновке он всегда рад, так-то. «Я против воли никого не держу, — сказала тогда Фрида. — А за службу тебе благодарна. Сам Лесной король дал мне кленовые осенние листья для твоего наряда». И польщённый брауни от гостинцев больше никогда не отказывался.

— У нас-то всё хорошо, хозяйка… — спрятав свёрток, начал Робин. — Правда, девица эта снова твои наряды мерила. И брошку с янтарём, ту, в виде стрекозы, себе забрала.

Фрида только отмахнулась. Брауни Мэри не любил — та почему-то вечно наступала на его миску со сливками. Или отдавала их кухонному коту, который, конечно, чужое (а тем более фейри) не пил, но Робин всё равно обижался.

— И конюх с одной из горничных давеча на сеновале кувыркались…

— Робин! Есть что-нибудь, что мне нужно знать прямо сейчас?

— Всё нужно знать прямо сейчас, — отрезал брауни. — А то неправильно рассудишь, что важнее, потом плакать будешь, стенать, меня звать…

— Робин.

— Вот-вот, — вздохнул брауни. — У нас-то всё ладно, а вот в столице, говорят, мужчин режут.

Фрида снова зевнула.

— Ну и что? — А про себя подумала: «Ну не женщин же».

Малыш-фейри покряхтел, повозился и, наконец, ответил:

— Из наших кто-то режет.

Фрида вытаращилась на него в темноте.

— Из наших? В столице? Робин, ты говоришь глупости. Кто из наших рискнёт колдовать в столице, под носом у Серого?

Брауни только плечами пожал.

— Кто-то рискнул. Посиди пока в сторонке, хозяйка, не суйся к родне.

— Они обо мне четыре года не вспоминали, — хмыкнула Фрида. — Так что не волнуйся, Робин, не вижу причин им звать меня сейчас.

Брауни как-то странно посмотрел на неё, но из-за сумерек Фрида не поняла его взгляда.

— Ещё Лесной король просит тебя о встрече.

Фрида тут же вспомнила оленя с рогами-короной. Ну конечно, король обожает показывать людям знаки…

— Зачем?

— Да откуда же мне знать? Приходи завтра куда обычно после заката.

Фрида снова откинулась на подушку и закрыла глаза.

— Я же только что от него…

— Хозяйка, если он будет просить найти того из наших, что человеческих мужчин в столице режет, не соглашайся, — решительно заявил вдруг обычно спокойный брауни. — Это верная смерть. Наши из города все бегут и такие слухи разносят, что даже пересказывать их страшно. Не езжай в столицу, хозяйка, тут пережди.

Фрида улыбнулась. Забота домового была приятна.

— Спасибо.

Робин, кряхтя, слез со столика.

— А детскую-то тебе обустроить? Если сейчас начну, как раз к сроку поспею.

— Что? — выдохнула изумлённая Фрида. — Какая детская? Робин, нет у меня ребёнка, ты что?

Брауни только хмыкнул да исчез в потёмках, а Фрида снова закрыла глаза. Наверное, кто-то опять добавил в его сливки маковое молоко. Или насыпал сахар, от которого Робин тоже пьянел. Сердобольная кухарка, бывало, это делала, а мак проливала одна из горничных. Случайно, но метко. Первый раз напившийся Робин буянил, а после нёс околесицу. Вот и сейчас снова, поди, напился. Слуги-то тоже начало мая отмечали, вот и опоили случайно домового…

Фрида повернулась на другой бок и расслабилась. Вздохнула, чувствуя, как затягивает её дрёма. В голове вдруг мелькнула строчка из книги Мэри: «Её… тело трепетало… когда он… настойчиво перебирал внутри неё пальцами…» Память услужливо подкинуло Фриде воспоминание: как трепетало её тело, и как его пальцы играли на «струнах её души».

Улыбнувшись, Фрида во сне снова скользнула на ту поляну у озера. И снова наглец-фейри обнимал её, только рогов у него больше не было, а концы его волос падали Фриде на плечи. Он шептал, какая она красивая, а его руки гладили её спину, и Фрида замирала от удовольствия. У него оказались просто волшебные руки.

Маски на нём больше не было, только его лицо Фрида всё равно никак не могла рассмотреть.

Глава 3. По приказу императора

Домой Эш возвращался не один.

На границе с Виндзорским лесом его ждал Ричард — герцог Виндзор, кузен императора и наследник рода королевских магов. Точнее, настоящий герцог Виндзор и настоящий наследник рода… И так далее. Настоящий.

Но все эти титулы — и даже до поры до времени имя — носил Эш.

Из леса Эш выходил вместе с туманом и под вороньи крики. Как обычно. Ничего не меняется. Больше десяти лет ничего не меняется!.. Эш всем сердцем ненавидел рутину — это досталось ему от людей: фейри могут годами танцевать на балу, и всё их будет устраивать, а людям нужны постоянные перемены, только тогда они чувствуют себя живыми.

Туман на границе с Виндзорским лесом словно бы никогда не поднимался. Впрочем, он хотя бы был серым, а не желтовато-белёсым, как в столице. Зато вороны кричали надсадно и хрипло, будто дружно пророчили Эшу все беды разом.

Ричард — тоже как всегда — ждал Эша у калитки с кладбища. Как обычно с плащом в руках. И тоже как обычно сначала поклонился Эшу до земли, проронил: «Господин». И так замер.

Эш, на которого туман всегда навевал меланхолию, тоскливо посмотрел на настоящего герцога Виндзора. Темноволосый, как и все в его роду, с острыми тонкими чертами, он чем-то отдалённо напоминал императора, но ещё больше — своего отца. Того самого, что пятнадцать лет назад окинул худенького черноглазого подростка в обносках равнодушным взглядом и приказал дворецкому отвести мальчишку на кухню, накормить, а потом отправить в работный дом, где ему самое место. Или вернуть в тот приют, откуда Эш его, несомненно, вытащил. И не беспокоить благородного лорда по пустякам, особенно, когда он ещё не допил свой вечерний шерри.

Разговор с настоящей матерью Ричарда оказался ещё короче: она при виде «бедного мальчика» сначала упала в обморок, а потом приказала камеристке подарить испуганному Ричарду пирожное.