Мажорный ряд - Лариса Ратич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но нашлись упрямцы, которые до конца в такой кошмар не верили и дотянули до последнего дня. Ну что ж, рейдерская атака (тем более подкреплённая решением властей!) была проведена быстро и в срок. Потери жильцов: четверо — в больнице, один — умер; потери «Крепости» — не зафиксированы.
На выселение сбежались зеваки со всего района; но центральная газета отозвалась сдержанно: «Незаконных жильцов отселили органы правопорядка». Куда именно отселили — вездесущая газета благоразумно не сообщала.
И уже очень скоро старая детская площадка тоже закончила свои дни: здесь началось строительство современной автостоянки.
* * *Комнаты бывшего общежития раскупались с приятной быстротой, и «Крепость» получала сверхприбыли.
Как-то так совпало, что список новых владельцев сплошь состоял из детей элиты. Купленные комнаты объединялись в роскошные квартиры, не менее ста тридцати квадратов; всё заново перепланировывалось и переустраивалось.
В городе обновлённое здание метко прозвали «Мажордом», намекая на «золотых деток». Всем видно было, какие деньжищи сюда вкладывают: дом, молодея на глазах, обретал двухуровневые «гнёздышки»: с залами и студиями, зимними садами и домашними бассейнами.
Первыми, конечно, позаботились о своих детках «отцы идеи»: и Величко, и Старков, и Буровский тут же оформили документы на лучшие «куски» нового пирога.
Старшие давно подумывали о том, что совсем неплохо было бы отделить выросших детей. Конечно, в отцовских особняках места хватало, но дело, конечно, не в этом. Пусть наконец молодёжь становится на собственные ноги! Да ещё вдруг жениться захотят — и куда их? Молодые должны жить отдельно — истина настолько избитая, что даже повторять неловко.
В «Мажордоме» за Величко числились две квартиры (Анжелке и Иннокентию), за Старковым — одна. А мэр, хотя и прикупил квартиру сыну, надеялся в скором времени на её продажу (спрос — бешеный!), так как рассчитывал соединить Игорька с Анжелой Величко под одной крышей — крышей невесты. Так обещал ему Павел Петрович.
Новые квартиры, пока в них ещё не было острой необходимости, отделывались, приобретая небывалый лоск, и смирно ждали своего часа. Тихие огромные комнаты, обставленные эксклюзивной мебелью, дорогие ковры и суперсовременная домашняя техника — всё это преданно охранялось заранее нанятой, скучающей пока без дела, обслугой.
Впрочем, иногда квартиры оживлялись подвыпившими компаниями мажоров, решившими вдруг поехать «на хату». «Мажордом», таким образом, слыл в городе этаким домашним клубным комплексом, но — исключительно для своих, избранных судьбой.
* * *Вот теперь, когда всё, наконец, утряслось и устоялось, Сергей Старков опять вернулся к той же мысли. Надо, надо сыновей приобщать к семейному бизнесу; им давно — не шестнадцать. Величко тоже согласился, поддержал и настоял.
И так уже долго откладывали; но теперь — свадьба Анжелы с Игорем уже позади, дочка надежно пристроена. Пора и с сыном решать. «К нам!» — решили отцы.
Брать надо было уже не двоих, а троих (плюс зятёк, Игорь Буровский). Сергей Яковлевич дельно предложил образовать несколько дополнительных отделов — работы становилось всё больше; надо было расширяться; — и на новые руководящие посты как раз своих и пристроить.
То и дело возникала работа, аналогичная возне с общежитием комбината, и фирма «Крепость» наращивала мощности.
Новая деятельность, вопреки опасениям Кешки, совсем его не обременяла, а как раз наоборот. Во всём этом была своя пикантность: молодой Величко обожал наблюдать, как вокруг него суетятся подчинённые, как подобострастно ловит каждое его слово секретарша — симпатичная сговорчивая умница, сразу легко ставшая его офисной любовницей.
Дети традиционно переняли стиль работы своих уважаемых отцов: полная свобода действий, жесточайший спрос с других. Главное было — чётко помнить, что, кому и когда поручено; за невыполненное дело «муравьи» (так метко прозвал служителей фирмы Колька Старков) отвечали головой.
Начальственный голос и походка, запанибратское хамство со всяким, кто от тебя зависит, — это давало новый импульс и неплохо развлекало.
Да и деньги теперь не надо было просить у предков: всё — своё, заработанное, кровное.
За какие-то пару месяцев Иннокентий так заматерел, что сам себя перестал узнавать.
Всё чаще вспоминалось подзабытое ощущение детства: ах, как сладко держать в руках чужую жизнь и судьбу! Он даже осуществил кое-какие внутренние перестановки, но не потому, что кто-нибудь не справлялся со своими обязанностями, а от ощущения силы: что хочу, то и ворочу. Даже уволил одного деятеля; показалось Величко, что тот недостаточно вежливо с ним здоровается. Не кланяется, как другие, в три погибели, а сухо кивает. Завёл новый начальник и небольшую команду доверителей-наушников, дипломатично повысив им зарплату.
Примерно так же поступили и Серёга, и зятёк-Игорёк, и не прогадали: ситуация и, так сказать, моральный дух филиалов сразу оказались под их жёстким контролем.
Старшие не лезли в кадровые ротации сыновей, справедливо полагая, что им — виднее. Новые отделения «Крепости» работали без сбоев, и отцы могли гордиться успехами своих ставленников.
Буровский, например, на очередном совете глав озвучил толковую идею. Главное — всё просто, а фирма выигрывает. Игорь предложил новую редакцию устава, согласно которой все больничные, декретные и прочие нелепые выплаты автоматически отменялись.
Павел Петрович и другие были в полном восторге; осталось лишь подчистить кое-какие юридические мелочи. Этим занялся ведущий адвокат «Крепости», и пожалуйста! — эта головная боль любой частной конторы здесь канула в небытие. И в самом деле: фирма — это вам не богадельня, чтоб ни с того ни с сего терять такие деньги. Особенно руководство было недовольно, когда какая-нибудь бабёнка (а женщин здесь работало немало, и в основном — молодые) налаживалась родить. И уволить нельзя, вот беда! — если пожалуется, неприятности точно будут. А новый порядок — конфетка; хотя хозяева понимали: всё равно это незаконно. Но кто докажет? — пусть хоть в суд топают, всё схвачено и проплачено.
И всё — впереди…
* * *Вместо эпилога
— Слушай, Колян, надоели все эти корпоративы, эти Снегурочки, крашеные под ангелочков… Старков, ну придумай что-нибудь, а?..
— Есть идейка, Кешенька. Если не струхнёшь…
— А в чём прикол?
— Ты сначала реши: да? нет? Дело непростое. Но такого у нас ещё не было; гарантия. Только собираемся без «тёлок».
— Мальчишник, что ли? Ой, насмешил. Как же без баб? Не-е… Не хочу.
— Не хочешь — не надо.
— Да ладно, Колька; хватит интимную морду делать. Объясни без дураков.
— Слушай. Смотри только, не обделайся. Ты в курсе, что сейчас самый крутяк — это тематические вечеринки?
— Что-то говорили… Да ну, ерунда: пионерские утренники какие-то!
— Не скажи… То, что я тебе предлагаю, — стоит пять штук «зелёных» с каждого. А нас будет человек пятнадцать.
— И без баб?
— Без них, сказано уже. Тут не каждый мужик отважится.
— Да не тяни, Старков. Заинтриговал — выкладывай!
— Вникай и не дыши, лишних вопросов не надо. Значит, так: трое участников будут не из нашего круга. Короче, уголовники, дядьки битые. Мы все будем как дикари — татуировка, перья и разные прибамбасы нам сделают, я договорился. Устраиваем тематическую тусовку «Пир каннибалов». Кто такие эти симпатяги, помнишь? Правильно вздрогнул: каннибалы людей кушают. Говорят, вкус! — свинина отдыхает. Особенно если мясцо молодое.
— Ты что, рехнулся, Старков?! Или это такие шуточки у тебя; новогодний серпантин?..
— Ну вот, уже обосрался. А я считал тебя крепким, дружок.
— Подожди; ты что, — в тюрягу мечтаешь загреметь?..
— Дослушай лучше, а потом говори. В общем, урки наши часов в девять отловят какого-нибудь бомжика. Они знают места; говорят, на вокзале можно что-то подходящее взять. Они же его напоят и привезут к нам. Будем изображать захват врага из соседнего племени.
— Где?..
— Не бойся, место опробовано. Один подвальчик за городом. Там в прошлом году уже такое устраивали. Работали те мужики, которых и мы нанимаем. Сценарий отработан. Романтика!
— Ох, не знаю…
— Думай. Хочешь непередаваемых ощущений? Я — хочу. Конечно, мы тоже выпьем. Тут на трезвую башку нельзя.
— А как?..
— Да так. Забава богов и кесарей, детка. Враг взят в плен, его привязывают к ритуальному столбу, немножко веселятся, а потом — фирменное блюдо: человечинка с хреном. Уголовники всё сделают и подадут, наше дело — острые ощущения. Ты знаешь, что это такое, когда от тебя зависит чья-то жизнь!
— Знаю. Я с тобой.
К О Н Е Ц