Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!» - Герман Романов

Петр оглядывался по сторонам: грязная арка, снег, дома, дорога…

– Я не могу. – Он опустил голову.

– Почему? Ты же так этого хочешь!

– А как же они? Я повел их, они мне поверили! Я не могу их бросить! А Маша? Что с ней будет? Она же ждет меня… А здесь меня никто не ждет… Батя помер давно, а маму вообще не помню. И ничего не держит… Я здесь никому не нужен!!!

– Тогда иди к ним. Да, они в тебя поверили. Поверь же и ты в себя. И иди! Но ты уже никогда не сможешь вернуться! – она говорила, но Петр видел только ее глаза.

В них он видел то, в чем так боялся признаться себе – страх поддаться слабости, бросить все, отказаться, вернуться, забыть.

Петр резко, не говоря ни слова, повернулся и зашагал прочь.

– Бедный мальчик… Но ты теперь уже не мальчик! Ты выбрал свою дорогу и свою судьбу! Пролитая тобой кровь не последняя, далеко не последняя… Только ты не удержишь того, кого так сильно стремишься удержать! Ты еще многих, кто дорог тебе, потеряешь, и сам смерти в лицо не раз взглянешь… – она говорила вслед стремительно удаляющемуся Петру, но он, шагая навстречу тому, что только что мог потерять навсегда, не слышал ее.

Последние слова она произносила уже шепотом, их сорвал ветер и понес поземкой по ночному городу. Белый снег и холод…

А Петр шел и шел, не разбирая дороги и не узнавая город. Только бок холодило все больше и больше. И вой собаки… И необъяснимый холод…

– У-у-у! – Собачий вой выдернул Петра из сновидения. В первую секунду он не мог понять, где он. Что-то сильно холодило его левый бок, и он отодвинулся к краю постели. Посмотрел туда…

Это была Маша – ее ледяная рука, ее холодная кожа. Даже сквозь сумрак ночи была видна навечно застывшая синева в ее остекленевших глазах. Петр сглотнул, и этот рефлекс подавил в груди рвущийся наружу крик.

Он видел много смертей, и еще одна не могла его напугать, только остро резануло по бьющемуся сердцу. Петр застонал, глухо, с болью.

– Ты права, ведьма! За все надо платить! – Петр чуть коснулся губами лба девушки и, надавив пальцами, закрыл глаза.

Всего несколько часов назад он ласкал ее молодое горячее тело, любовался ею, строил планы – и все перечеркнуто, смертью перечеркнуто…

– Государь! Измена! – Дверь хлопнула, и в предбанник влетели казаки с офицерами. Дрожащий свет пламени одинокой свечи осветил комнату, и он вырвался из омута забвения. Его обхватили несколько горячих рук…

– Что с вами, ваше величество? Вам плохо?

Петр сфокусировал наконец зрение – его бережно ощупывал дрожащими руками лейб-медик. От волнения он забыл русский язык и перешел на родной немецкий. Но укорять его Петр не стал – в преданности врача он не сомневался, а сомневался лишь в квалификации. Не достигла еще медицина нужных высот…

– Со мной все в порядке! – негромко сказал Петр и затвердел скулами. – А кто ей теперь поможет?!

Медик как-то по-собачьи очень долго обнюхивал бокал и кувшин с квасом, потом нагнулся над телом Маши. Минуты три немец нюхал, касался пальцами, наконец встал.

– Это яд, ваше величество. Ее отравили. Вернее, хотели вас отравить, государь, но девушка вместо вас выпила квас перед сном. Вы же не пили из бокала?!

– Нет, слава господу, не довелось.

– Я не разбираюсь в ядах, государь, но мыслю, что от него и слуга кухонный помер, что кувшин вам сюда принес. Его казаки узнали, ваше императорское величество. И сразу к вам кинулись. А вот фрейлины ваши от другого яда умерли…

– Что?! – взревел Петр и схватил медика за грудки. – Когда?! Рассказывай же, все что знаешь, говори! Душу выну!

– Четверть часа назад, государь! – Медик преданно смотрел в глаза императора, даже не думая освобождаться. – Позвольте, я вам все расскажу…

Петр опамятовался, отпустил медика, имени которого так и не удосужился узнать, все недосуг было. Страха перед возможным отравлением уже не стало, а вот злоба бурлила, но холодная, расчетливая.

– Фрейлины ваши скончались во сне, от дыма свечей горевших. Оные ядом пропитаны были, а так как окно они прикрыли, то отравленного воздуха надышались. Спали крепко, не почувствовали ничего…

– Это я их убил, я виновен… Боже мой! Если бы не напоил их, не велел спать в моей комнате, то они живы были бы…

– И еще одно, государь. Вы слышали историю с отравлением польского короля Владислава?

– Запамятовал. Но послушаю…

– Его много раз недовольные магнаты пытались убить или отравить. Но короля берегла судьба…

– Скорее охрана и удача, а также предусмотрительность.

– Вы правы, ваше величество. Но у короля была любовница, преданная ему. Но она хотела ребенка, и тогда ей предложили мазь для быстрого зачатия. Дама ввела ее вовнутрь лона…

– И что, мой эскулап?

– Король Владислав, ваше величество, таким образом был отравлен. Мазь была ядовитой, и он получил ее от женщины в момент зачатия…

– И что ты имеешь в виду? – с настороженностью спросил Петр.

Медик выразительно покосился в сторону охраны. Петр понял и выразительным жестом отправил конвойных за дверь. Те молча повиновались и быстро вышли из предбанника, плотно затворив дверь.

– Я их чуть осмотрел и сразу побежал к вам, государь. У обоих дам лоно усыпано красными язвочками. И анус тоже…

– Что? Что?

– Анальный, сиречь задний проход. И руки…

– Ну ни хрена себе?! А чем это?

– Надо внимательно осмотреть вашу спальню и их комнату. Может, нам эти отравленные вещи попадутся…

– Смотри немедленно. Но осторожно. Не дай бог сам подцепишь заразу… Постой! – он вскочил с постели и, не замечая своей наготы, прошелся по ковру. – Я знаю, что это было. Письмо от моей супруги. Они засовывали его себе… Ну, ты понимаешь, куда. И в руках держали, когда мне читали. Охрана! Ко мне!

Не успел затихнуть крик Петра, как дверь настежь распахнулась и через нее ломанулись казаки с обнаженными саблями. Петр еле успел прикрыть медика, а то ему, бедному, досталось бы по первое число…

– Гонца из Кронштадта взять под арест немедля. Одежду снять с него всю, осторожно. Перчатки или рукавицы оденьте. Выполнять!

Казаки стремительно бросились обратно, а Петр повернулся к медику и отрывисто приказал:

– Поднимешься ко мне в спальню. Там два письма лежат – одно развернутое, другое трубочкой. Последнее, мыслю, отравленное. Проверишь его на наличие яда, запечатаешь в футляр. И отдай на сохранение Девиеру, под охрану. Здесь все прибрать. Убиенных в церковь, отпеть как должно. Они на себя смерть лютую, мне врагами моими предназначенную, приняли… – Петр свирепо обернулся к адъютантам: – Одеться! Быстро! Генералов Гудовича и Девиера позвать сюда, немедленно…