Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Мы пришли брак зарегистрировать, – пояснил Сергей.

Женщина, словно вновь увидев молодых людей, стала вглядываться в их лица. Возникла пауза, которую тут же нарушил новый разрыв артиллерийского снаряда. Он был такой силы, что со стены кабинета посыпалась штукатурка. С улицы донесся грохот от рушащегося дома.

– Ну, что же, – старушка полезла в ящик стола, достала тонюсенький журнал, в котором открыла вторую или третью страницу, – примите мои поздравления. Хоть кто-то в нашем городе думает не о похоронах.

Она сказала это сухим, безрадостным тоном, словно осуждала пришедших за такое несвоевременное действие.

Зарегистрировавшись, Настя и Сергей еще с полчаса оставались в здании, дожидаясь окончании артобстрела. Наконец наступила тишина. Новобрачные вышли из загса и обнаружили, что один из домов поблизости разрушен. На развалинах уже начинали работать санитарная и пожарная команды.

– Это же… – ужаснулась девушка.

Да, это был тот самый дом, в подъезд которого вбежал тот странный человек в очках, ее знакомый преподаватель. Он не погиб на улице лишь для того, чтобы принять смерть вместе со своей семьей.

– Жалко их, – девушка уткнулась в плечо своему мужу, сглатывая слезы.

Ей было больно, словно погибли близкие люди. Сергей пытался ее успокоить, поглаживая по голове.

– Все будет хорошо, нас же теперь двое… – подбирал он, как ему казалось, нужные слова.

– А ты когда уезжаешь? Завтра? – словно очнулась девушка.

– Да.

– А командировка опасная? – продолжала допытываться молодая жена.

– Да не опасней, чем то, чем я всегда занимался, – обронил Сергей, которому стало приятно проявление заботы о нем со стороны молодой жены.

Проводив Настю до дома, Мышкин побежал на службу. Сегодня для получения последних инструкций, связанных с предстоящей командировкой, старшего лейтенанта вызвал к себе сам заместитель начальника управления Огурцов. В его кабинете Мышкин увидел еще одного человека, с петлицами полковника.

– Проходи, старлей, – запросто сказал тот.

– Полковник Приматов, – представил его Огурцов, – специально приехал тебя проинструктировать, поскольку твое задание очень важное.

– Я бы сказал, крайне важное, – подчеркнул полковник Приматов.

В задачу старшего лейтенанта входило под видом осужденного дезертира прибыть под конвоем в формирующийся батальон. Затем, используя разработанную легенду, войти в доверие к рядовому составу, вместе с еще одним агентом выявить недовольных, склонных к предательству, и подбить их к переходу на сторону врага.

– Твоя цель – попасть в разведшколу, которая, по нашим сведениям, готовит диверсионные операции в осажденном городе, – подвел черту Огурцов.

– А в конце концов – выявление и уничтожение шпионско-диверсионной группы, действующей в нашем городе, – высказался и Приматов.

– Ух ты! – немного по-детски отреагировал Мышкин, у которого дух захватило от такого задания.

– Что, старший лейтенант, страшновато, да? – прищурился полковник.

– Нет, что вы. Главное – справиться бы, не подвести вас.

– Ты уж постарайся, – покивал Огурцов.

– Близким о сути командировки не сообщай, если что, пусть в управлении справляются, – напомнил Приматов. – Хорошо, что ты холост, а то жены обычно изводят вопросами.

– Уже нет, – улыбнулся Мышкин, – только что женился.

– Интересный поворот! – Старшие офицеры насторожились.

– Кто жена? – взялся за карандаш, чтобы сделать пометки, Огурцов.

– Да вы ее знаете, – ответил Мышкин. – Настя, дочка майора Петракова.

– Поздравляю, – после короткой паузы отреагировал начальник, сделав неуловимый жест в сторону Приматова, мол, оснований для беспокойства нет.

– И все же в суть командировки не должны быть посвящены посторонние лица. К ним я отношу не только вашу молодую жену, старлей, но и ее отца, майора Петракова, – подал голос полковник, подчеркнув секретность операции.

– Вопросы есть? – спросил напоследок Огурцов.

– Никак нет! – отчеканил Мышкин.

– Может, есть просьбы? – положил ему руку на плечо Огурцов.

– Позаботьтесь о моей жене, если что, – после секунды раздумья решился Сергей Мышкин.

– Если – что? – переспросил с тревогой Огурцов.

– Если командировка продлится больше, чем запланировано, – понимая его тревогу, попытался ее развеять подчиненный.

– Тогда другое дело, – выдохнул начальник. – Не беспокойся, старлей, работай спокойно, а мы с ее отцом за ней присмотрим.

Машины с мобилизованными уголовниками остановились в небольшом поселке, расположенном на косогоре, с которого открывался панорамный вид на Ладожское озеро. Доставленных выстроили в неровные шеренги, и конвоиры передали войсковому капитану список прибывших. Низенький, но плотный, словно борец, старшина провел перекличку и доложил офицеру.

– Я ваш командир, капитан Зверев, – вышел тот вперед. – Из вас будет сформирован новый батальон, задача которого держать линию обороны на данном участке озера. Сегодня вечером вы примете военную присягу, а сейчас пойдете в баню – смывать с себя старые грехи.

– Вот за это благодарствуем, гражданин начальничек, – обрадовались уголовники, которые не мылись уже много месяцев.

Перед входом в поселковую баню стояла палатка санобработки, через которую предстояло пройти всем вновь прибывшим. Палатка была разделена на две части. В первой имелись четыре табурета, за которыми стояли четыре рядовых красноармейца, которые обривали входящих наголо, а во второй раздевшихся догола уголовников седой сержант обдавал из распылителя каким-то едким составом. Оставив свою одежду для сжигания в печи, прибывшие нагишом заскакивали в баню. А после помывки все получали новое обмундирование.

Иван, отмывшийся с помощью небольшого обмылка от тюремного запаха, также шагнул в предбанник и, подойдя к выдававшему форму рядовому, поднял на него взгляд.

– Николка! – В красноармейце он узнал своего старого приятеля из Волковой деревни.

– Иван! – растянулся рот до ушей у опешившего парня.

– Как ты здесь оказался? – спросил Цыган. – Вот уж не думал, что тебя мобилизуют?

– Почему? – обиженно нахмурил брови Николка. – Помнишь, как мы с немцами дрались у овощехранилища?

– Да, было дело, – окунулся в воспоминания Иван.

В предбанник зашли Мазут и его прихвостни, получили обмундирование.

– Эй, балдох, ты чего мне хэбэ кровяное даешь? – Дрын швырнул Николке гимнастерку с плохо застиранными следами крови и многочисленными штопками от пулевых ранений.

– Кто тут недоволен? – подошел старшина, взяв в руки гимнастерку.

– Да вон, с трупешника одежонку всучить хотели, – пожаловался Дрын.

– У нас есть примета: если надеваешь помеченную кровью и пулями форму, повторно ее не пробьет, – обвел присутствующих взглядом старшина и вернул гимнастерку Дрыну, показывая, что замены не будет.

– У меня свои обереги и приметы, – нахмурился Дрын, провожая старшину злым взглядом.

– Замени ему, Николка, – шепнул Иван, которому нужно было сохранять с Мазутом и его людьми нормальные отношения.

– Старшина будет кричать, – попытался возразить парень.

– Я тебя прошу.

Николка не мог больше сопротивляться, хотя уже знал строгий нрав старшины и то, что в армии лучше делать так, как говорят люди с ромбами и шпалами в петлицах. Получив новую гимнастерку, Дрын бросил взгляд на Мазута, который молча наблюдал за происходящим, словно спрашивая его, как быть дальше, благодарить Цыгана с его дружком или нет. Мазут, явно довольный проявлением уважения со стороны Ивана, кивнул ему, тем самым высказывая благодарность за содействие своему человеку.

После бани вновь прибывших повели в казарму, которая расположилась в поселковом клубе. Старшина стал размещать уголовников, определяя каждому его спальное место на деревянных двухъярусных кроватях. Сразу начались споры. Авторитетным уголовникам захотелось иметь «блатные» места по принципу камеры – поближе к окнам, подальше от выхода и обязательно внизу. Но старшина быстро навел порядок, засадив самых активных из них в сарай под охрану вооруженного караульного. Эту бывшую конюшню зеки моментально окрестили «шизой», отчего армия показалась многим домом родным. Иван попросил старшину разместить его рядом с Николкой. Пока подгоняли солдатскую форму, Ванька предался воспоминаниям, спровоцированным встречей с Николкой. «Как она, Настя? Вспоминает ли меня?» – будоражили его сознание навязчивые мысли.

Вечером все прибывшие принимали присягу. Личный состав повторял за комбатом слова присяги громко, но со своими интонациями, выводя что-то вроде «бу-бу-бу». Так уголовники освобождали себя от присяги, потому что как бы и не принимали. Иван выговаривал слова четко, хотя торжественной дрожи не испытывал. Зато стоящий рядом с ним Николка, наоборот, произносил текст с энтузиазмом, как когда-то церковную молитву. По окончании присяги был неплохой ужин – гречневая кашей с куском хлеба и подслащенный чай. Заварка, правда, отдавала каким-то лекарственным растением, но аппетита свежеиспеченным красноармейцам это обстоятельство не перебивало. Затем было объявлено личное время, и многие сели за письма родным.