Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

Я скользил взглядом по лицам своих. Пойдут ли они за мною? Неужели могут не пойти? И что делать тогда? И можно ли вообще будет что-нибудь сделать? А главное — нужно ли то, что я хочу им предложить?

— …всё одно! Но так ведь трудноИскры сердца затоптать!Трудно жить, и знать, и видеть —Но не верить, но не ждать!И играть тупую драму, покорившись, как овца —Без огня, без вдохновенья, без начала, без конца!..

… - Ладно, всё, — я поднялся. — Начинаем то, для чего собрались.

— "Взвейтесь, кострами…" петь будем? — уточнил Вадим.

— Обязательно, но в финале, — пообещал я спокойно. — Итак… Я хочу переправиться на Крит. И призываю вас следовать за собой, — это должно было прозвучать смешно. Но не прозвучало, хотя воцарившееся молчание стало удивлённым. Я продолжил: — Это ближе к неграм. Это ближе к загадочным местам на юге. Это ближе к разгадке мира, в который мы попали…

— Это ближе к нашей гибели! — заорал, вскакивая, Саня, словно его подбросила с места мощнейшая пружина. — Ты окончательно рехнулся, Олежек! Кем ты себя вообразил?! Королём Артуром?! Тогенбургом, блин?!

— Ты всё сказал? — полюбопытствовал я. Саня, тяжело дыша, сел. И уже сидя поднял голову:

— Я всё сказал. И я знаю, что меня не поддержат. Но попомните мои слова: очень скоро наступит время, когда мы — все мы! — склянёмся, что послушались этого авантюриста от справедливости. Взвоем!

— Меня пока ещё никто не послушался, — заметил я. — Как раз перехожу к этому вопросу. Называю имя и фамилию. Кто за Крит — говорят "да". Кто против — соответственно, "нет".

— Жизнь и свободу Гусу. Да, — задумчиво сказал Вадим.

— Пусть сгинет этот чех. Нет, [3]— откликнулся Север.

Я усмехнулся:

— Легат Север,[4] заткнитесь… Поехали… Вадим Демидов.

— Да.

— Александр Бубнёнков.

— Нет.

— Арнис Скалнис.

— Да.

— Татьяна Бурцева.

— Да.

— Игорь Мордвинцев.

— Нет.

— Игорь Северцев.

— Да.

— Елена Власенкова.

— Да.

— Джек Сойер.

— Да.

— Александр Свинков.

— Нет.

— Елена Чередниченко.

— Да.

— Богуш Скалон.

— Нет.

— Игорь Летягин.

— Нет.

— Андрей Альхимович.

— Да.

— Сергей Лукьяненко.

— Да.

— Вильма Швельде.

— Да.

— Наталья Мигачёва.

— Да.

— Ольга Жаворонкова.

— Нет.

— Николай Самодуров.

— Да.

— Олег Фирсов.

— Нет.

— Игорь Басаргин.

— Да.

— Ирина Сухоручкина.

— Нет.

— Кристина Ралеска.

— Да.

— Олег Крыгин.

— Да.

— Андрей Соколов.

— Нет.

— Ингрид Сёген.

— Да.

— Валентина Северцева.

— Да.

— Сергей Земцов.

— Да.

— Наталья Бубнёнкова.

— Нет.

— И мои два — "за, — подвёл я итог. — Десять — против. Двадцать один — за.

— Взвейтесь, кострами, синие ночи! — загорланил Север. — Мы пионеры, дети рабочих… не все, впрочем… Близится эра светлых годов —

Клич пионера:

"Всегда будь готов!"

— Будете… готовы! — Саня вскочил, швырнул в Игоря сучком и с руганью пропал в темноте. Щусь метнулся за ним. Сморч и Наташка Бубнёнкова, извиняющее посмотрев на остальных, пошли за ними.

— Ты вылепил, Олег, — заметил Колька, толкнув плечом Фирсова. — Труханул?

— Да так… — спокойно улыбнулся Фирс. А я вдруг понял — вот только сейчас! — что он изменился. Не внешне. Нет.

Что все изменились. И что трусов среди нас нет. А значит за десятью "нет" стояли мотивы, которых я не понимал.

И это — было — плохо.

— Решено, — отрезал я. — Начнём искать способ для переправы. Тань, сколько тут?

— Немного, — отозвалась она. — Километров сто-сто двадцать.

Владимир Высоцкий

Темнота впереди — подожди!Там стеною — закаты багровые,Встречный ветер, косые дожди,И дороги — дороги неровные…Там чужие слова,Там дурная молва,Там ненужные встречиСлучаются,Там сгорела, пожухла траваИ следы не читаются —В темноте!

Там проверка на прочность — бои,И туманы, и ветры с прибоями…Сердце путает ритмы своиИ стучит с перебоями…Там чужие слова,Там дурная молва,Там ненужные встречиСлучаются,Там сгорела, пожухла траваИ следы не читаются —В темноте!

Там и звуки, и краски — не те…Только мне выбирать не приходится!Очень нужен я там — в темноте…Ничего! Распогодится!Там чужие слова,Там дурная молва,Там ненужные встречиСлучаются,Там сгорела, пожухла траваИ следы не читаются —В темноте!

Всё ясно с Наташкой, Сморчом и Щусём. Они — вместе с Саней. Сам Саня?!. Вариант "боится" отметём сразу и для всех… Неужели — неужели ему нужна моя власть?!. И подумать мерзко, кроме того — он же не был против, когда меня выбирали князем… Нет, неясно. Ничего не понимаю… Андрюшка Соколов. Ленка Черникова — "за", он — нет… Тоже странно… Ирка Сухоручкина — она, кажется, просто вместе с Мордвой. А он — он всегда был осторожным и обстоятельным, вот и вся причина… Олька Жаворонкова — вот она боится, но боится не за себя, а за тех, кого могут ранить или убить… Богуш. Поляк показал себя смелым и надёжным парнем. Тоже чёрт его знает. И самое странное — Олег Фирсов.

Я зевнул и по дуге бросил палку, которую стругал ножом, в темноту. Позади светил ещё наш костёр, возле которого сидели часовые, впереди — костёр немцев, возле которого ностальгически пиликала губная гармошка и два голоса непонятно, но печально ей подпевали. Ночь вокруг меня была тёплой и насыщенной ароматами, к которым я уже начал привыкать… и начал скучать по неяркому, но родному лету России. Хотя тут, на этой древней земле, было, спору нет, очень красиво.

Впрочем — здесь у земель нет истории. Не строили в этих местах прекрасных храмов, не населяли ручьи и рощи красивыми духами, не отваливали от берегов глазастые корабли… Да и в моей России не возводили соборов, не было ни Невского, ни Кутузова… Мир без памяти. Без истории.

Или с непонятной историей.

На осыпи зацокали камни. Я замер, всматриваясь сквозь ажурно-кованую из чёрной тени путаницу листвы в склон холма. По нему спускались олени. Вдали тяжело, хмуро взревел какой-то зверь, судя по звуку — здоровенный, и я подумал: не далеко ли зашёл?

Краем уха я уловил тихий хруст ветки за спиной и, быстрым плавным движением отступив за ствол дерева, слился с ним. Зверь?.. Человек?.. Если да — то кто? И зачем?..

— Да не стой, не стой ты там, — негромко сказал Вадим. Не скрываясь, но очень тихо, он пересёк открытое пространство и остановился рядом со мной. Он грыз веточку, в глазах поблёскивала луна.

— Ты чего не с нашими-то? — осведомился я. Вадим не ответил, а я и не стал переспрашивать — в конце концов, его дело. — Не спится, что ли?

— Тебя на кой чёрт несёт на Крит? — поинтересовался Вадим.

— Я всё сказал у костра, — ответил я честно. Вадим посмотрел на меня с интересом:

— Значит, Саня всё-таки неправ… — задумчиво сказал он и сузил глаза. — Ты не Артуром хочешь быть и не То… кого он там назвал?

— Тогенбургом, — вспомнил я — Это рыцарь из баллады Жуковского.

— Угу… Ты не меньше чем в Иисусы Христы метишь. В спасители мира.

Я разозлился — внезапно и резко, как вспыхивает береста. Поэтому промолчал, но Вадим о чём-то догадался по моим глазам и со своей непробиваемой насмешкой продолжал:

— Ты сам-то знаешь точно, чего хочешь?

— Знаю, — отрезал я. — Я хочу, прежде чем сдохнуть… а ведь ты не будешь отрицать, что мы все сдохнем, дружище?.. сделать что-то действительно большое и полезное. И я никого не тащу с собой.

— Тащишь. — возразил Вадим. — Просто личным примером, при котором отказаться мешает чувство стыда.

— Так, — я придвинулся к нему, — я что-то не понимаю, фишку не секу. Ты не хочешь участвовать в авантюре?

— Ты собираешься зимовать на Крите? — полюбопытствовал он вместо ответа.

— Может быть.

— Пойду-ка я спать…

— Подожди, — я задержал его за плечо. — Я как-то говорил с Джеком. Он сказал, что вождю трудно иметь друзей. Это правда?

— Да, это правда, — ответил он мне через плечо.

Драккар появился рано утром, когда я ещё толком не поднялся, а просто лежал, завернувшись в одеяло и не очень спешно размышляя о перспективах переправы на Крит. Меня растолкал Олег Крыгин, и я, с неудовольствием отпихнув одеяло, сел.