Театр тающих теней. Под знаком волка - Елена Ивановна Афанасьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем встать? — не понимает бывший Хранитель складов. — Куда встать? Что вам всем от меня нужно?! Я вас никого не знаю! Называется, Рождество отпраздновать пригласили!
И снова пытается протиснуться к выходу. Но дверь прикрывает собой Йоханес. А сзади бывшего Хранителя складов подпирает вставший ему за спину Ван дер Пул, медленно подталкивая того встать на нужный листок. Правый сапог прилипает к листку, точь-в точь совпав с обрисованным контуром.
— Так это вы забирались в наш дом пятого декабря и угрожали муж… угрожали больному? — изумляется Агата.
— А как же Черный Пит? — всхлипывает Анетта. — Это же Черный Пит приходил! Конфеты и пеперноты принес и список наших с Йоном подарков забрал, чтобы нам подарить! — Девочка почти ревет. — Как же теперь подарки?
— Будут подарки! — быстро гладит девочку по голове Ван дер Пул. — Настоящий Черный Пит до него прийти успел. Лакомства принес и список забрал. А этот… — кивает на начальника складов, — черный, но не Пит, после на нашу голову свалился.
— Не знаю я никакого Пита! И в доме вашем впервые! Мало ли похожих сапог по всему Делфту и в округе.
— Сапог, может, и не мало. Но не повезло вам, господа! Есть еще один свидетель, — уверенно заявляет Йоханес.
— Калека, что ли? — хмыкает Глава Гильдии Мауриц. — Так он какой месяц слова сказать не может, лишь хрипит! Хотя нас уверяют, что картину за картиной пишет, как подорванный. Или у вас рождественское чудо случилось и онемевший заговорил?
— Не калека, — спокойно отвечает Йоханес. — Но сегодня не без рождественского чуда! Анхен! Что там говорят про чудеса в этот вечер?
— Что вода становится вином, а животные начинают говорить, — отвечает девочка.
Глава Гильдии нарочито громко отхлебывает из стакана.
— Как было пиво, так и осталось. Бургундского не случилось.
— Бургундского, быть может, и не случилось, но говорящая живность в наличии, — отвечает Йоханес и протягивает руку к жердочке со щеглом Карлом.
Щегол переходит к нему на руку, берет орешек из его рук, расщелкивает. И в ответ на тихий посвист Йоханеса начинает говорить… голосом бывшего Хранителя складов.
— …исчезнуть после взрыва… уговор был…
Дальше щегол хрипит хрипами калеки, слов не разобрать. И снова переходит на голос бывшего Хранителя складов.
— …не подох… рвануть, и поминай лихом… теперь что…
Снова из тонкого горлышка птицы доносятся хрипы один в один как из обожжённой глотки калеки. И возвращаются к голосу бывшего Хранителя складов.
— …испанцам пересылать… придушить…
Хрипы калеки из горлышка птицы всё страшнее и страшнее. Еще страшнее, будто в последней агонии. Но…
Нежданно тонкий звонкий голосок.
— Черный Пит!
Не слова живой девочки, сидящей теперь рядом с украшенной Иерихонской розой, а ее голосок из горлышка птицы.
— Черный Пит… Мамочка… был здесь…
Так похоже, что сама Анетта в изумлении.
— Умница, Карл! Столько говорить тебя учила, но ты все молчал! А теперь…
— Щегол запомнил всё, что здесь говорили пятого декабря? — удивленно то ли утверждает, то ли спрашивает Агата.
Йоханес кивает.
— Единственное, могу разочаровать вас, — вступает в разговор Ван дер Пул, забирая птицу с рукава Йоханеса себе на рукав, — это не совсем щегол. Скорее, помесь щегла со скворцом. Или с сойкой. Не важно. Главное, что нужные слова запомнил. И теперь повторил.
Ван дер Пул поворачивается к Главе Гильдии и бывшему Хранителю складов.
— И вина ваша доказана.
— Говорил же, все узнают! Говорил, ничего не получится! — вопит бывший Хранитель складов Ван Хофф, хватая за грудки Главу Гильдии Маурица. Но тот отмахивается от него, как от попавшего на одежду скорпиона.
— Ничего не докажете!
Глава Гильдии признаваться не намерен.
— Мало ли чему научили здесь глупую птицу!
Глава Гильдии дергается было по направлению к выходу.
— Не спешите! — Йоханес стоит в проеме двери и не думает двигаться с места. — Караул уже вызван! В руки правосудия вы еще успеете.
— Это все он! Он!
Услышав про караул, бывший Хранитель складов сдает подельника с потрохами.
— Говорил, художников слишком много развелось! Говорил, картины от переизбытка в цене теряют! Если картин меньше будет, они стоить будут дороже и художники лучше заживут, говорил!
— Так вы о художниках заботиться изволили, господин Глава Гильдии? — зло усмехается Ван дер Пул. — О Фабрициусе и других погибших?
— Даром ему сдались художники! — не умолкает бывший Хранитель складов. — Он на рискованных займах разорился! Дом в залоге у него и все имущество. Даже парадные портреты Гильдии в залоге. Спросите у Марии Тинс, она подтвердит!
Йоханес кивает.
— Мать жены подтвердила.
— Тогда он на удочку испанских шпионов и попался. На взрыв согласился.
Бывшего Хранителя складов будто прорвало, не может остановиться.
— Новые мастерские рядом со складами заставил строить, чтобы разом в одном месте всё и взорвать! Сам картины по дешевке скупал! И художников с переездом торопил — чтобы как можно больше картин в одно место свезти. И там разом всё…
Ван Хофф резко машет рукой, показывая, что именно «разом».
— А сам в новые мастерские переселяться не спешил. Всем говорил, что намерен проследить, как устроятся художники, чтобы членам Гильдии лучшие места достались, а сам он последним въедет, когда все будут довольны. И все картины — свои и скупленные, у себя дома держал. Чтобы, когда картин на рынке не останется, свои задорого продавать!
Бывший Хранитель складов хватает со стола стакан с пивом, залпом выпивает, пролившееся в спешке капает на его сюртук.
— И начал продавать! Да тут ваши, — кивает на Ван дер Пула, — картины со взрывом первым сортом пошли. Да ваш, — и сам не поймет, на калеку или на Агату кивать, — «новый Ван Хогволс» нарасхват. Вот вы расклад ему поломали, цену на его старье сбили.
— Гладко стелешь! А сам от процента с проданных картин отказаться и не подумал, — отвечает Глава Гильдии, в ответ закладывая подельника.
— Согласился. Но я же не думал, что такой взрыв случится. Думал, несколько картин пострадают, и только, — ужом извивается толстенький Ван Хофф и снова указывает на Маурица. — Только не сам он всё придумал. Этот про его долги пронюхал.
Бывший Хранитель складов кивает в сторону калеки.
— И кто же он такой?! — невольно восклицает Агата, разглядывая человека, из-под которого она третий месяц выносит нечистоты.
— Предатель он. От испанцев оставшийся. Все шесть лет независимости после ухода габсбургских войск таился, а потом с Главой Гильдии спелся. Узнал, что тот по уши в долгах, и предложил взорвать всё. Да не рассчитал, видно, раз сам в таком виде. — Ван Хофф то на калеку, то на Главу Гильдии кивает. — Что хрипишь? Ты же с ним в
