Княгиня - Петер Пранге

Нет, тут речь шла об ином. И хотя Бернини отчаянно противился признаться себе в том, какова истинная причина, гнавшая его из Рима, в глубине души он прекрасно понимал ее. То был страх, страх перед подкрадывавшейся старостью, боязнь смерти. Каждый взгляд в зеркало, каждый взгляд в глаза молоденькой красавицы говорил Бернини о том, что годы его сочтены. Все, отчего жизнь становится прекрасной, мало-помалу исчезало — кожа утрачивала моложавую упругость, становясь дряблой, волосы седели, в глазах угасал блеск жизнерадостности. И при этом Лоренцо не покидали радостное волнение, предощущение будущего счастья и жажда любить. При помощи пудры и мазей пытался он противостоять незримому и коварному врагу — времени, оставлявшему вполне отчетливые следы на его челе и теле, глотал отвратительные эссенции и настои, столь же мало помогавшие отделаться от навязчивого и досадного чувства обреченности и конечности жизни, как и бесчисленные попытки побороть страх смерти высеканием из мрамора произведений искусства. А Париж хоть и не мог вернуть ему былую молодость, но, может, на год-другой приостановил бы процесс необратимого тления.

— Говорят, вы собрались покинуть нас, кавальере?

— Княгиня! Как я рад видеть вас!

Лоренцо и не услышал, как она вошла в его мастерскую, настолько был погружен в свои мысли. Княгиня была бледна, в глазах ее трепетал блеск, напоминавший горячечный, — вид ее мгновенно вызвал у кавальере укор совести. Бросив собирать вещи, он склонился поцеловать ей руку.

— Я ни за что не уехал бы из Рима, не попрощавшись с вами. Но вы по своему опыту знаете, сколько времени занимают приготовления к такому вояжу. О, что же это? Подарок? — спросил он, смутившись, когда княгиня, даже не присев, вручила ему свернутый в рулон лист. — Вы заставляете меня краснеть, княгиня!

Кларисса отрицательно покачала головой.

— Это не от меня, — хрипловато ответила она. — Мне… мне лишь велено передать вам это.

Не скрывая любопытства, Бернини размотал скреплявший бумагу шнурок и развернул лист. Разглядев, что на нем, он откровенно изумился:

— Чертежи!

Это был проект площади в форме овала, от центра которого в соответствии с визирными линиями расходились охватывавшие площадь четыре ряда колонн.

— Да, кавальере, — прошептала в ответ она.

Наморщив лоб, Лоренцо Бернини рассматривал план: это была законченная система пересекавшихся окружностей и осей. Почему аркады четырехрядные? И что должны обозначать эти визирные линии? Все выглядело просто, ясно и вместе с тем как-то загадочно. И вдруг у Лоренцо точно пелена с глаз спала — он едва не ахнул. Вот так задумка! Гениально! Какой же смелый и великолепный замысел!

— Кто автор проекта? — охрипшим от волнения голосом спросил он.

— Имя роли не играет.

— Замысел гениален, это проект идеального места. Но почему вы решили показать его мне? Вам нужны от меня рекомендации? Для заказчика? — Лоренцо уже взялся за перо. — С величайшим удовольствием! В любое время!

Кларисса вновь покачала головой:

— Нет, кавальере, теперь этот проект — ваш. Беритесь за него и стройте по нему площадь!

— Вы серьезно?! Не может быть!

— Вполне, — ответила княгиня. — Сделайте это вместо того, кому принадлежит замысел. У него нет ни средств, ни возможностей для его осуществления.

Лоренцо вернул ей чертежи:

— Очень жаль, но не могу.

— Я если я вас очень попрошу об этом?

— От чьего имени?

— От имени искусства.

— Исключено! Моя честь никогда не позволит мне пойти на подобное.

— Честь или же тщеславие?

— И то и другое. — Откашлявшись, Бернини добавил: — Мне кажется, я догадываюсь, кто автор проекта. Я… мне знакома эта творческая манера.

— В таком случае примите мои заверения в том, что я действую от его имени и по его поручению.

Она снова подала ему рулон и посмотрела прямо в глаза. Лицо Бернини раскраснелось от волнения. Нетрудно представить, какая борьба сейчас шла в душе этого человека! То, что ему пыталась вручить княгиня, было проектом, воплощение которого в жизнь навек обессмертило бы его творца, на все времена, пока на земле будут обитать зрячие люди. То был потрясающий полет фантазии, творческий порыв, которого Лоренцо тщетно дожидался столько лет, идея, способ воплощения, на поиски которого ушла вся его жизнь… Вдруг он заметил, что у княгини дрожат руки.

— Нет, — решительным тоном произнес Лоренцо. — Это невозможно!

— Таково ваше последнее слово?

Бернини молча кивнул.

— В таком случае принуждать я вас не могу и не стану, — заключила княгиня, кладя свиток на его письменный стол.

И тут же, повернувшись, направилась к дверям. Уже взявшись за ручку двери, она снова обернулась:

— Да, и еще одно, кавальере…

— Да?

— Прошу вас, уберите этого монстра, что красуется над входом в ваш палаццо, — это же явная безвкусица, неужели вы и сами не понимаете!

Лоренцо показалось, что княгиня хочет еще что-то сказать, но она лишь кивнула ему на прощание и отворила двери.

— Желаю вам удачного путешествия.

И исчезла из мастерской, не успел Бернини опомниться от охватившего его оцепенения. Когда он пришел в себя, до него донесся цокот копыт.

Бернини машинально подошел к окну. Неужели эта их встреча — последняя? Нет-нет, не навсегда же он едет в чертову Францию. К тому же что мешает ему до отъезда навестить княгиню? И он непременно навестит ее, даже нынче, после обеда. Почему бы и нет, в конце концов? И заодно вернет ей проект.

Пусть знает, что он выше всех сомнений.

23

Лоренцо отвернулся от окна. Чертежи по-прежнему покоились на письменном столе рядом с его дорожной сумкой — ничем не примечательный, свернутый в неплотную трубку лист бумаги. Исчерченный линиями лист — ничего больше.

Но отчего тогда ее руки так тряслась? Что так взволновало княгиню?

Минуту или две Бернини продолжал издали смотреть на чертежи будто на маленького, но коварного зверька, невесть как пробравшегося в мастерскую, который в любую минуту мог на него наброситься, искусать и исцарапать. Заложив руки за спину, он обошел несколько раз вокруг стола, искоса бросая на проект недоверчивые взгляды. То ли из боязни углядеть в нем нечто недоброе, то ли полагая, что он исчезнет отсюда, стоит лишь на секунду выпустить его из виду.

— Чушь какая-то! Что я делаю?

Внезапно он остановился и решительно шагнул к столу. С опаской, будто лист бумаги был пропитан смертельным ядом, Лоренцо взял его и переложил на стул. До отъезда остается каких-то два дня, а ему еще столько предстоит сделать. И все же, разбирая вещи на столе, Лоренцо помимо воли то и дело поглядывал на лежавшее на стуле сокровище.

Неужели на чертежах действительно то, что показалось ему на первый взгляд? Или же все это лишь проделки его буйной фантазии?

Десять минут спустя Бернини не выдержал, взял со стула лист и развернул его. Он должен снова взглянуть на него, только на сей раз внимательнее. Просто взглянуть. Один-единственный раз. Не более того.

Его трепетный взор блуждал вдоль линий, покрывавших бумагу. Нет-нет, все именно так, он не ошибся. Какое величие! Какая мощь! Не выпуская чертежей из рук, Лоренцо опустился на стул, машинально, не глядя, взял яблоко, надкусил его. Нет, это воистину гениально! Идея столь проста — и действительно ге-ни-аль-на! Мыслями Лоренцо перенесся на уже завершенную площадь, в центр громадного эллипса, в точку, где сходилось все, где скрывалась гениальная суть. Сердце бешено колотилось. Еще один шаг к нанесенной на проекте точке… Он чувствовал, нет, он знал, что должно произойти, если смотреть из этой точки на ряды колонн! Вот это зрелище!

Вдруг Бернини обреченно опустил чертежи. Неужели это гениальное творение и на самом деле принадлежит тому, над кем он издевался, как только мог, додумавшись даже угрожать ему мраморным фаллосом в отместку за снос какой-то там часовенки, в незапамятные времена выстроенной по его проекту? Тому, кого он на протяжении многих лет считал лишь каменотесом, высмеивал и унижал при любом удобном случае? И хотя Лоренцо был один, при этой мысли лицо его залилось краской стыда, чего с ним еще не случалось.

Теперь и у него затряслись руки, ничуть не меньше, чем у княгини, когда та клала этот невзрачный рулон на его письменный стол. Даже представшая в его воображении площадь позволила Бернини уяснить самую суть идеи. Ведь ничего не стоит объединить этот замысел со своим собственным проектом площади собора Святого Петра, оставалось всего лишь чуть расширить овал и предфасадную площадь — и обе они предстанут в виде как бы балдахина.

Разве это не перст Божий?

Лоренцо закрыл глаза. В памяти всплыл один случай из детства, когда они с отцом были на мессе в соборе Святого Петра. По ее завершении Пьетро Бернини, повернувшись к алтарю, провозгласил: «Однажды, сын мой, придет гений, кто сотворит в этом храме два шедевра, великих шедевра, под стать величию сего храма». Лоренцо, тогда еще десятилетний мальчишка, воскликнул: «Вот бы мне стать этим гением!»