Залог мира. Далёкий фронт - Вадим Собко

— Браво, Джен, — сказал он. — И русская девушка спасла тебе жизнь?

— Да. Она встала на моё место, когда меня должны были казнить.

— Героиня! — тихо сказал лётчик. — Она умерла?

— Нет, она здесь.

— Прекрасно! — обрадовался Крауфорд. — Я хочу видеть её. Я хочу поблагодарить её за своё счастье.

— Ты ещё будешь иметь эту возможность, Ральф, — меняя тон, ревниво сказала Джен.

Крауфорд рассмеялся и порывисто поцеловал руку Джен.

— О, мы ничуть не изменились, — сказал он. — Это меня радует.

Его, действительно, обрадовал этот знакомый тон, являвшийся лишним доказательством любви Джен.

Из сада в гостиную вошли миссис Энн и Таня. Хозяйка удивлённо посмотрела на Крауфорда, не понимая, как он мог сюда попасть, потом быстро подошла к нему и спросила:

— Надеюсь, вы не ранены, Ральф?

— Вовсе нет, — ответил лётчик, поднося её руку к губам. — Как вы поживаете, миссис Кросби?

Джен подошла к Тане, обняла её и сказала громко, с нескрываемой гордостью:

— Ральф, это моя подруга, Таня Егорова.

— Очень рад познакомиться с вами, — сказал Крау-форд, вглядываясь в лицо Тани. — Вы даже не знаете, что спасли не одну, а две жизни. Я не пережил бы смерти Джен. С того момента, когда она попала в плен, я не находил себе места. Вам я обязан своим счастьем.

— И вы, и Джен преувеличиваете значение моего поступка, — спокойно сказала Таня. — Джен спасла не я, а десантники. Если бы англичане не пришли во-время, то, вероятно, ни я, ни Джен не остались бы в живых.

Миссис Кросби чуть заметно улыбнулась.

— Вы, несомненно, прогрессируете, Таня, — мягко сказала она. — Впервые я не слышу от вас в подобном разговоре упоминания о Советском Союзе.

Таня вспыхнула, но сдержалась.

— Я уверена, — сказала она, — что мистер Крауфорд и сам прекрасно понимает значение Советского Союза. Нечего говорить об этом лишний раз.

Миссис Энн не понравился ответ Тани, но продолжать разговор она не решилась. Девушка могла при гостях наговорить много резких слов. Воспитательную работу следовало отложить. Поэтому миссис Кросби снова обратилась к лётчику:

— Вы не ранены, мистер Крауфорд?

— Разве я плохо выгляжу? — спросил он удивлённо. — Вы спрашиваете меня об этом вторично, миссис Энн.

— Совершенно верно, — подчёркивая каждое слово, произнесла миссис Кросби. — Именно вторично. Ибо если вы не ранены, то почему как раз сейчас, когда англичане вторглись на континент, когда ваши товарищи там, во Франции, проливают кровь, вы очутились здесь, в глубоком тылу? Что это — отпуск?

— Ах, вот вы о чём, — облегчённо вздохнул Крауфорд. — Это сложная история, миссис Кросби. Не ужился с начальством, хотя и сам плохо понимаю, из-за чего. Меня перевели в другой полк, теперь буду летать в береговой авиации. Я получил разрешение заехать к вам и могу пробыть здесь два-три дня.

— Ральф, в такое время! — всплеснул руками мистер Кросби, с упрёком глядя на молодого лётчика.

— А что в этом плохого? — впервые за всю беседу заговорил Сэм Гибсон. — Солдат всегда остаётся солдатом. Выпало время погулять — значит, надо его использовать. Навоеваться он ещё успеет, это я могу гарантировать.

Мистер Кросби согласился со своим приятелем.

В самом деле, война ещё не кончается, а выпадет ли Ральфу другой случай увидеть Джен? Он даже понимающе и покровительственно улыбнулся лётчику.

Но миссис Кросби была другого мнения. Ей казалось, будто Ральф чем-то запятнал себя.

— Вы можете нам рассказать, что же с вами произошло? — спросила она.

— Конечно, могу, — улыбнулся Крауфорд серьёзности её тона. — Хотя, откровенно говоря, и сам не всё понимаю, как я уже сказал. Это странная история.

— Интересно послушать, что может показаться странным лётчику, — добродушно сказал Гибсон.

— Расскажи нам всё, Ральф, только с подробностями. Ты всегда рассказываешь с пятого на десятое, — сказала Джен.

— Ну, слушайте, — начал Крауфорд.

И он рассказал о событиях той памятной ночи.

Когда лётчик в своём рассказе упомянул город Риген, Сэм Гибсон оживился.

— Как вы сказали? — спросил он.

— Риген, — ответил Крауфорд. — Город Риген.

И он продолжал говорить о том, как немецкие истребители приготовились к атаке, как два советских лётчика заставили немцев вступить в бой, как они уничтожили шесть немецких самолётов и оба погибли, спасая английских лётчиков.

— Герои, — тихо сказала Таня.

— Да, герои, — подхватил Крауфорд. — Не будь их, я давно лежал бы в земле. Никогда не забуду, как дерутся за своих друзей советские лётчики. Я видел, как оба они погибли, и у меня в сердце закипела такая злоба, такая ненависть к немцам! Я хотел сейчас же, немедленно, отомстить за смерть героев-лётчиков. И мне пришла в голову мысль: почему возле Ригена появился охранный аэродром? Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, подлетаю к Ригену и вижу, что все его улицы, все заводы забиты танками. Вот тебе, думаю, и «объект, недостойный бомбардировки»! Сделал круг над городом, зенитки бьют нещадно. Ну, здесь я не выдержал…

— И вы… — не решаясь продолжать, выдохнул из себя Артур Кросби.

— Конечно, — гордо ответил Крауфорд. — Как дал по этой музыке всеми фугасками, какие у меня были, а лотом ещё и зажигательных подсыпал… Дым от взрывов был виден километров на пятьдесят.

— Боже мой! — воскликнул Кросби. Он боялся взглянуть на Гибсона.

— Ничего особенного, — ответил на его восклицание Крауфорд. — Мне приходилось видеть после бомбёжки и более высокие столбы дыма.

— Могу себе представить, — скептически скривил губы Сэм Гибсон.

— Но самое странное началось потом, — продолжал Крауфорд, не придав значения словам Кросби и американца. — Прилетаю, докладываю командиру, жду одобрения. А он выслушал меня и побледнел от злости. «Как вы, кричит, осмелились бомбить недостойный объект?» Говорю ему: там полным-полно танков. Куда там — и слушать не хочет.

— Я думаю, — тихо сказал Гибсон, — двести тысяч.

— Да нет, танков было значительно меньше… И в тот же день меня перевели в береговую авиацию. Вот и вся история. Сейчас еду на новое место службы. До завтрашнего вечера могу пробыть здесь.

— Правильно поступили, мистер Крауфорд, — сказала Таня. — Я не знаю, что думали ваши командиры, но на вашем месте я действовала бы точно так же, даже рискуя навлечь на себя гнев начальства. Гитлеровцев надо бить всюду, где бы они ни встречались: на земле, на воде, в воздухе, под водой…

— В вашей решимости я ничуть не сомневаюсь, мисс, — холодно заметил Гибсон.

— Крауфорд, — почти простонал Кросби, — вы знаете, что вы натворили?

Ральф с удивлением посмотрел на своего будущего тестя: неужели и Кросби считает, что он поступил неправильно?

— Знаю, — ответил лётчик — разбомбил немецкие танки.

— Нет, не только немецкие танки, — тихо, страдальчески сказал Кросби. — Вы разбомбили…

Он не закончил фразу и взглянул на Таню. Девушка сидела в кресле рядом с Джен и, казалось, не прислушивалась к разговору. Но когда в разговоре наступила неожиданная пауза, Таня поймала на себе взгляд Артура Кросби и поняла, что он не хочет продолжать разговор при ней.

— Простите, миссис Кросби, — сказала она, поднимаясь, — я чувствую себя не совсем хорошо. Я погуляю немного в саду.

И, не ожидая ответа, она прошла на веранду, а оттуда в цветущий июньский сад.

Все смотрели ей вслед, не нарушая молчания до тех пор, пока шаги Тани не затихли в отдалении.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В саду Таню сразу охватила звонкая тишина жаркого дня. От цветов и трав, от нагретой листвы поднимался густой сладковатый аромат. Так пахнут цветы, любовно выращенные в оранжереях. Их поливают, пестуют, берегут от горячего солнца; дыхание степного ветра для них смертельно.

Таня шла, не спеша, по аллее, обсаженной невысокими розовыми кустами, и старалась представить себе её, когда кусты расцветут, когда из каждой почки поярится огромная красная роза. Она шла всё дальше, вдоль грядок с рассадой неизвестных цветов, вдоль довольно высоких георгин, которые должны были прийти на смену гортензиям, вдоль больших кустов буйно цветущего жасмина. Она узнавала едва заметные всходы поздних осенних астр и вспоминала их неяркие, но всегда волнующие краски, замечала ещё небольшие широкие листья настурций и представляла себе эти цветы, похожие на яркие огоньки на фоне осеннего пожелтевшего сада.

Таня заметила, что цветы посажены с большим искусством по определённой системе, рассчитанной на то, чтобы сад никогда не оставался пустым. В этом была заслуга садовника Роберта Харингтона, который сейчас шёл по аллее навстречу Тане. В руках у садовника были ножницы и куски шпагата, он, видимо, что-то подрезал и подвязывал в своём сложном хозяйстве.