За други своя! - Олег Верещагин

Орлов в живых оставалось четверо. (Тех, что погибли у ручья, Вийдан, наверное, успел как-то послать за помощью… или почему-то решил их спасти, что вернее) Они стояли у большой, наклонной, вросшей в землю глыбы.

Сам Вийдан — Олег узнал его — с перекошенным лйцом, левая рука замотана обрывком плаща — и еще один, совсем сопливый — собой защищали двух других. Парень с забинтованной головой придерживал привалившегося спиной к камню мальчика, раненого пулей в горло — он выплевывал кровавые струйки… Хангары кружили рядом, не спеша наладать, хохоча и изощряясь в издевательствах на ломаном славянском.

Скорее всего, они боялись. Пятеро их товарищей лежали на камнях зарубленные, меч Вийдана и оба клинка его младшего соратника покрывала кровь.

— Нападайте! — выкрикнул Вийдан. Ответом ему был издевательский смех. На белых губах воеводы выступила пена. Он прокричал: — Добро! Иду, Дажьбоже Солнце Светлое!

Взвившись в воздух, он оказался между двумя хангарами. Левый взмахнул саблей, обрушивая удар на голову Вийдана. Тот отбил лезвие… раненой рукой. Сабля начисто снесла ее ниже локтя, но Вийдан захохотал, плеснул своей брызнувшей кровью в глаза хангару и, ткнув второго, так и не успевшего замахнуться, мечом под пластинчатую броню, в пах, вышиб его из седла. Потом — махом отсек передние ноги лошади… Спешенный хангар, подскочив спереди, с нескольких шагов ударил в грудь Вийдана из винтовки. Тот качнулся назад под ударами пуль, но тут же шагнул вперед. Визжа, хангар стрелял, пока не кончился магазин — почти одновременно с этим меч Вийдана снес ему голову. Кровь хлестала, из дыр в груди и спине Орла, но он шагнул вперед, не роняя меча. Еще двое открыли огонь из винтовок — из спины Вийдана брызнуло крошево. Заехавший сзади хангар рубанул парня по плечу, толкнул конской грудью… Вийдан — в открывшейся на спине ране блеснул позвоночник, выпятились, натягиваясь, сухожилия — развернулся, махнул мечом, все еще не желая умирать… и рухнул к ногам своих убийц, которые все еще неверяще, с испугом, смотрели на него.

Товарищ Вийдана воспользовался происходящим умело. Бросившись вперед, он ударом камаса распорол одной лошади брюхо, рубанул по плечу спешенного воеводой хенгара, оставил вылетевший из рукава кистень в черепе другого, повалившегося с коня в пробитом шлеме, быстро крутнулся, ссек всадника выпотрошенной лошади, метнул камас в перезаряжавшего винтовку хангара… и встал на колени, закрывая быстро оплывающее кровью лицо. Его еще раз ударили по голове, отсекая часть черепа, падая, мальчишка вскинул обе руки, сжав ими рукоять меча — именно тогда Олег узнал его.

Терн.

— Все, — шепнул Йерикка и наконец-то спрятал лицо в мох — так, что выступила вокруг

бурая, грязная вода, словно хотел утопить в этой жиже память об увиденном.

А Олег смотрел. Оставались еще двое раненых. Тот, с перевязанной головой, тоскливым и гордым взглядом обвел приближающихся врагов. Прищурясь, посмотрел на небо. И быстрым, уверенным движением камаса перерезал горло своему товарищу.

Спешившиеся кривоногие уродцы, похожие на орков с иллюстраций: к книгам Толкиена, бросились к горцу. Он, неожиданно выпрямившись, до жути звонким, прощальным голосом прокричал ввысь:

— Будь, солнышко! — и, вогнав камас себе в солнечное, начал медленно, не отнимая ладоней от рукояти, сползать по камню вниз. На лице его обрисовался полный, окончательный покой.

Кого он звал? Солнце в небе? Или ТУ, ту, кого называл солнышком, кого целовал на площади своего кремля, кому обещал вернуться?..

…Смотреть на то, как хангары, грызясь и повизгивая, обирали убитых, было труднее, чем на само побоище. Чувство гадливости стало почти непреодолимым, Олегу казалось, что внизу шмыгают не люди, а какое-то злобные твари из басен. Да, убитые не было уже ни больно, ни обидно… но как же больно и обидно было Олегу!!!

Наконец хангары, повскакав на коней, убрались из смертельной ямы. И тут же большой ширококрылый стервятник, неподвижно сидевший до той поры на старой, согнутой ветрами, сосне, хрипло засипел и, сорвавшись вниз, пошел снижаться спиралью…

— Пошел! — заорал, вскакивая, Олег — даже ничуть не боясь, что его услышат еще недалеко отошедшие враги. Швырнул в птицу камнем, и та, снова засипев, вернулась на свой пост… Стервятник много лет прожил на свете и знал по опыту, что двуногие так и так не уберут все, останется и ему на поживу…

Йерикка поднял голову. Грязная вода стекала по лицу, но он неожиданно широко улыбался.

— Знаешь, куда они пошли? — спросил Йерикка тихо и весело, почти убедив Олега в том, что его друг сошел с ума, — Они в весь пошли. А мы за ними поедем. И подождем ночи… — он засмеялся, но резко оборвал смех. — А потом мы их всех перережем. Всех… — он медленно поднялся и провел пальцем перед лицом Олега, — всех… всех… К Кашею их всех без возврата! — и он вдруг рухнул на камни и начал кататься по ним, рыча, что-то выкрикивая и. выдирая целые куски мха.

С хладнокровием, которого он не ожидая сам от себя, Олег выплеснул ему в лидо воду из баклажки.

— Хватит, — сказал землянин, грубо толкнув дышащего открытым ртом рыжего горца в бок. — Кончай истерику. Пошли посмотрим.

— Пойдем, — Йерикка легко поднялся, и лицо у него было уже совсем спокойным…

…Олег пожалел, что спустился вниз, почти сразу. Смерть от бивших в упор многих стволов была кровавой и неприглядной. Внизу лежали девятнадцать трупов. Вийдану везло — он не только не потерял за прошедшие месяцы никого из своих, но где-то подцепил пополнение. И все они погибли тут — большинство в этом бою, а двое — у ручья.

Речь шла не о том, чтобы похоронить или хотя бы прикрыть погибших. Это — потом. Пока что они не обидятся, если их оставят лежать на камнях. Они обидятся, если лягут в могилы неотомщенными. Но это им не грозит. Даже если Рысям Гоймира придется погибнуть за своих кровников Орлов. Месть, месть за своих, за славян! Месть страшная и неотвратимая, как гром Перуна! Месть!

Так думали и Олег, и Йерикка. А пока они начали, сами не зная, зачем это делают, стаскивать трупы в одно место. Может быть, просто потому, что ничего не делать и оставаться тут было страшно. За этим занятием их и застали вбегавшие в ложбину горцы.

Видно было, как они спешили — уж кто знает, что наговорил им Богдан. Но, вбегая на место трагедии, они останавливались и застывали в ужасе и гневе. Одрин вдруг закричал и бегом бросился к одному из тел, которых не успели коснуться Олег и Йерикка; Гоймир и Яромир разом его перехватили, стиснули, прижали к себе.

— Пустите! Сполох! — пронзительно закричал Одрин, и только теперь Олег узнал его брата-погодка, с которым Одрин в Вересковой пошел в резные четы, из-за чего-то крупно повздорив. Но… если Сполох с Орлами — значит, и чета Борислава, в которую он ушел, погибла?!. Едва ли Одрин думал об этом — он извивался так, что повисших на нем ребят мотало пушинками: — Сполох, йой, Сполох! Как стану теперь?! Что матери скажу, брат мой, брат!..

Вспышка ослабила Одрина. Его повалили. Гоймир, придерживая голову художника, что-то шептал. Потом — поднял голову:

— Ну что?

— Ушли в весь, — мотнул волосами Йерикка.

— Пойдем?

— А можно не ходить?

— Там они разом упьются и завалятся спать, — Гоймир широко улыбнулся, но одними губами: — А умные-то тем часом и идут, как дураки спят… Что та весь?

— Хрустальный Родник, ~ ответил Йерикка, а Олег добавил:

— Поэтичное название.

— Дай срок, выжлоки-то им друг друга стращать станут, — пообещал Гоймир, вставая. Одрин сел, обхватив голову руками: — Далеко ж?

— Верст семь. Добежим по холодку.

Гоймир кивнул и, отвернувшись, оглядел место побоища.

— Заплатят они нам, — почти прошептал он, — да и мы уж платим…

Олег тоже осмотрелся, будто все тут впервые увидел. И понял отчетливо — этого не забыть никогда. И не ради мести, а просто потому, что такое не получится забыть, даже если очень-очень захочешь… Не важно — победим, проиграем: любой итог уже не вернет к жизни никого из погибших ребят. Для них все кончилось здесь — кончилось, больше НИЧЕГО не будет.

Чета бежала не слишком быстро, но уверенно, не спотыкаясь на осыпях, не попадая ногами в расщелины — только еле слышно шуршали куты на камнях, да слышалось ровное, размеренное дыхание. Наследили хангары здорово, не собьешься…

"По холодку добежим, — вспомнил Олег слова Йерикки. Сейчас они звучали иронично: пот заливал глаза, струился по спине, автомат при каждом прыжке беспощадно всаживал рукоятку затвора под ребра. — Вот тебе холодок!"

Сердце дрожащим комком подкатывало к горлу. Рваный ритм бега выбивал из равновесия, ноги, казалось, отказываются служить, и Олег серьезно опасался, что может просто упасть. Мысли о погибших или предстоящем бое его больше не волновали. Погибли? Отлично, им не надо никуда бежать! Не надо вообще шевелиться… Бой? Да великолепно, ура, лишь бы не надо было так двигать ногами… Да-а, это не стадион…