Желанная и вероломная - Хизер Грэм

А между ними сидела Келли, хрупкая, изящная, с классическим овалом лица и настоящими озерами серых глаз, изогнутыми, словно лук Купидона, губками и блестящими золотисто-каштановыми волосами, по цвету соперничающими с солнечным закатом. Сейчас на ней было серебристо-серое платье, цвет которого, гармонируя с ее глазами, делал их еще глубже, темнее и загадочнее.

«Она красива в любом наряде, — подумал он, — ив белом свадебном платье с вышитыми красными цветочками, и в этом, серебристо-сером».

А как она расстроилась, когда пришлось оставить платье в повозке! Наверное, даже белое свадебное платье, в котором она впервые выходила замуж, не могло сравниться с этим по красоте и изяществу.

Дэниел никогда не замечал, чтобы она стремилась к роскоши. Она вообще была очень стойкой и выносливой — будь то обстрел, бедность, голод или другие лишения.

О это ангельское лицо! Однажды он уже попался на эту удочку и выставил себя полным дураком, поверив ей и полюбив.

Заметив его изучающий взгляд, Келли покраснела и положила апельсин на стол. Затем выпрямилась и расправила плечи, как будто приготовилась к обороне.

А что ей оставалось делать? Разве он баловал ее добрым словом?

Но что говорить? Сказать ей правду? Я, мол, люблю тебя, Келли, люблю всем сердцем? Я делал вид, что женюсь на тебе из-за Джарда, а на самом деле мне нужна ты?

Мне много раз хотелось обнять тебя и высказать все, что у меня на сердце. А потом услышать твой ласковый шепот, ощутить твое горячее тело.

Женщины разговаривали. Криста, Кирнан и Келли, которую искусно вовлекали в разговор. Дэниел заметил, как она оживилась, рассказывая о своих братьях.

У нее была чудесная улыбка, а смеялась она так заразительно!

И он так хотел ее любить. Его останавливал лишь страх: он боялся, что своими руками убил их любовь, боялся, что не сможет доверять ей, по крайней мере пока вокруг бушует война.

Дэниел отодвинул стул и встал из-за стола. Три пары испуганных глаз обратились в его сторону.

— Прошу прощения, леди, — сказал он подчеркнуто, с южной протяжностью в голосе, — я, пожалуй, выйду на крыльцо и выкурю сигару.

Слегка поклонившись, он повернулся, намереваясь уйти.

— Но, Дэниел… — начала было Криста и вдруг осеклась.

Наверное, Кирнан как следует пнула ее ногой под столом.

Сестра наверняка обиделась. Он так мало времени уделил им, что можно было подумать, будто он их избегает.

Опершись о перила, он окинул взглядом сад с розарием — красивый и несколько призрачный в лунном свете. За садом к реке, в водах которой отражалась луна, спускался травянистый склон. Какая красота! И какой покой… Здесь его дом, и ему очень не хотелось снова уезжать.

Вдали виднелось семейное кладбище. Дэниел немного помедлил, потом, чиркнув спичкой о подошву сапога, закурил тонкую манильскую сигару и с удовольствием затянулся.

Затем медленно побрел в сторону кладбища.

Лето выдалось жаркое и влажное. Но здесь, каким бы жарким ни был день, к ночи поднимался свежий ветер. И как же приятно просто так, не спеша идти в темноте!

По традиции дом должен перейти к Джессу, как к старшему сыну, но его всегда больше интересовала медицина, тогда как Дэниел прекрасно разбирался в земледелии и животноводстве. Братьев нисколько не беспокоило, кто станет хозяином плантации, они оба ее любили. А у семьи было гораздо больше домов, чем им когда-либо потребуется. Их матери принадлежали обширные владения в штате Миссисипи, а бабушка принесла в семью плантацию под названием Стирлинг-холл. У Кирнан был собственный дом, который стоял чуть выше по течению реки. Да уж, домов и земли им всем хватало.

Сейчас они были богаты, но война могла многого их лишить.

А что, если какой-нибудь отряд янки, которому нет дела до авторитета полковника Камерона, появится в этих местах и сожжет Камерон-холл дотла?

В конце концов здесь может появиться отряд — не имеет значения, мятежников или янки, — который оберет их до нитки, оправдывая свои действия необходимостью конфискации на нужды армии! Они ведь тоже производили конфискацию в Пенсильвании и Мэриленде.

Вот и кладбище. Призрачный лунный свет освещал белые могильные камни. Над землей после жаркого дня поднимался туман, и казалось, мраморные ангелы, украшавшие надгробия, вот-вот закружатся в танце.

Дэниел прошел сквозь калитку и подошел к могилам отца и матери.

— Кто прав, папа? Джесс и Келли, которые убеждены в правоте одной стороны, или Кирнан, Криста и я, которые всем сердцем на стороне мятежников? — прошептал он. — Возможно, рабство — это противозаконно, но разве не так же противозаконно, когда одна часть людей поучает другую, как следует жить? Со временем южные штаты сами стали бы освобождать рабов, они, возможно, проголосовали бы за отмену рабства. Говорят, Вермонт некоторое время назад отменил рабство на своей территории. Черт возьми, папа, почему Томас Джефферсон не решил этот вопрос, когда писал конституцию? Так нет, отцы-основатели взвалили его решение на наши плечи!

А теперь мы день и ночь убиваем друг друга. Я решил идти с Виргинией, папа. Я так понимаю свой долг. А Джесс предпочел быть с северянами. А теперь еще и Келли…

Она понравилась бы отцу. Ему понравилась бы ее сила духа и очаровала бы прекрасная улыбка, которая играла на губах всякий раз, когда она смотрела на Джарда.

— Да, теперь еще и Келли! — произнес он вслух. — Откуда мне знать, что на самом деле у нее на сердце, папа? Как снова обрести доверие к человеку? Я хотел бы ей верить, но боюсь. Я причиняю ей боль и, видит Бог, причиняю боль себе.

И даже если она когда-то любила меня, я умудрился превратить эту любовь в пепел.

Дэниел вдруг улыбнулся и зашагал назад. Он и сам не знал, что надеялся здесь найти, но, как ни странно, обрел решимость.

Пройдя мимо коптильни и прачечной, мимо стоявших рядами домиков бывших рабов, он подошел к конюшне. Прошелся вдоль стойл, в которых находились лошади, на ходу разговаривая с ними и осматривая одну за другой.

Красивый жеребец, которого он умыкнул у янки, был вполне приличным конем, но на войну он возьмет не его, а одного из тех, кого сам вырастил и объездил.

Остановившись, он печально вздохнул, вспомнив о тех животных, что убили под ним. Выбрав высокого черного жеребца по кличке Зевс, потрепал его по морде.

— Может, на сей раз нам с тобой больше повезет, старина? — Зевс был арабским полукровкой с характерным для породы чашеобразным носом и отстающим от крупа хвостом. В холке он достигал чуть ли не ста семидесяти сантиметров. — Янки будут гоняться за мной хотя бы для того, чтобы заполучить тебя, старина. Впрочем, они так или иначе будут гоняться за нами. Но об этом мы подумаем завтра. А сегодня… сегодня мы с тобой отправимся на прогулку.