Пляска смерти - Лорел Гамильтон

— Виноват, Римус. Второй раз не повторится.

— Не повторится, — согласился Римус. — Давай в зал гробов.

— Римус, можно…

— Я дал тебе приказ, Циско. Выполняй.

Циско опустил голову — не в поклоне, а от чувства вины. Сам по себе этот жест — по не самому крупному поводу — показал, насколько мальчишка молод. Но спорить он не стал и пошел к двери.

Когда дверь за ним закрылась, Римус обернулся ко мне.

— Кровь еще идет?

Я отпустила марлю — она осталась на месте, прилипла.

— Не пойму.

Он попытался тронуть марлю, остановился, опустил руку. Я даже глянула вниз — проверить, что грудь у меня прикрыта полностью. Ничего не было видно. Так чего же Римусу так же не хотелось ко мне прикасаться, как и Циско?

— Можешь снять марлю? — спросил он.

Я не стала спорить, просто убрала ее. Это было не больно, и кровь уже так не шла. Отлично.

— Поверни голову в сторону, чтобы я посмотрел. Пожалуйста, — добавил он.

Я выполнила его просьбу, и у меня перед глазами оказался Жан-Клод. И слишком у него мрачный был вид.

— Что теперь не так? — спросила я.

— Ты так нас стыдишься, что спрячешь наш почетный знак под бинтами и пластырем?

— О чем ты? — нахмурилась я.

Римус приложил еще кусок марли мне к шее.

— Можешь подержать, пока я возьму пластырь?

Я автоматически прижала марлю к ране.

Жан-Клод показал на мою руку, на Римуса, который повернулся к нему почти спиной.

Римус повернулся приклеить марлю пластырем. Я остановила его, положив руку ему на бицепс. Он тут же отступил на шаг, все еще держа пластырь в пальцах. Я глянула ему в лицо, но он не смотрел на меня прямо, и я не знала, что выражают его глаза. Но шагнул он так, будто я сделала ему больно. А этого не было.

Я отвернулась от охранника к Жан-Клоду. Проблемы Римуса — не мои проблемы, у меня и так хватает.

— Ты спрашиваешь, почему я перевязываю укус?

Он кивнул.

— Я всегда их перевязываю.

— Pourquoi? — спросил он. — Почему?

Я открыла рот, потом подумала, что сказать.

— Это рана. Обычно с проколом вены или артерии. На рану наносят антисептик, потом наклеивают марлю, чтобы не попала инфекция.

— Ты видела когда-нибудь инфицированный укус вампира?

Я нахмурилась, подумала.

— Нет.

— Почему так, ma petite?

— Потому что у вампиров в слюне есть природный антисептик. У них гораздо меньше видов бактерий в слюне, чем у людей.

— Теперь ты цитируешь, — сказал он.

Я кивнула — едва-едва, потому что укус все же натянулся. Не то чтобы болел, но напоминал о себе.

— Да, были статьи в «Аниматоре». Один доктор задался вопросом, почему укусы вампиров не воспаляются, как обычные укусы людей или животных. Давно известно, что у вас в слюне есть антикоагулянт, но это было первое исследование других свойств вампирской слюны.

— Так я еще раз спрашиваю: зачем ты прячешь знак нашего расположения?

Я подумала и пожала плечами:

— По привычке.

И отняла марлю от следа укуса. Два маленьких кружка остались, но почти уже не кровоточили. Так обычно и бывает, если нет разрывов. Грубый укус вампира больше похож на укус собаки, он кровоточит. А две аккуратные дырочки перестают капать быстрее, чем можно подумать, и редко кровоточат снова, если рану не вскрыть. Я знала вампироманов, которые пытались скрыть свое пристрастие, прося вампиров наносить укусы в одну и ту же точку несколько раз. Это не помогает с теми, кто знает о вампирах достаточно и понимает, как должен выглядеть укус, но праздных зевак или начальника на работе утром в понедельник вполне можно обмануть. Повторное ранение все равно повторное ранение, и это один из немногих случаев помимо грубых нападений, когда укус вампира сопровождается кровоподтеками и разрывами.

Я отдала Римусу использованную марлю — он осторожно взял ее, стараясь не касаться моих пальцев.

— Бинты не нужны, но все равно спасибо, Римус.

Жан-Клод подошел ко мне, улыбаясь. Осторожно тронул укус, отняв пальцы с едва заметной капелькой крови. Поднял руку ко рту, и я уже знала, что он сейчас сделает. На моих глазах он облизал пальцы, и не могу точно сказать, какое у меня при этом было чувство. Не радостное, нет. Не то чтобы мне это нравилось. И нельзя сказать, что резко не нравилось, но зачем он это сделал? Обычно он сдерживался, чтобы не пугать меня, не быть слишком уж вампиром.

Он наклонился ко мне, взял мое лицо в ладони, попытался поднять его для поцелуя. Обычно я бы подняла губы ему навстречу, но сейчас — нет. Я сидела, заставляя его наклоняться все ниже, рукой держала халат и смотрела, как он нагибается. Жан-Клод остановился, когда наши губы едва не соприкоснулись, отодвинулся, чтобы я ясно видела его лицо.

— Ты меня столько раз целовала с этим сладким вкусом твоей крови на губах, но сейчас я вижу у тебя на лице нежелание, ощущаю его в твоем теле. Почему?

Он смотрел мне в лицо, хотя я знала, что он мог бы сбросить щиты и тут же точно узнать, что я думаю. Может быть, он этого и боялся.

Почему, спросил он? Потому что он слизнул с пальцев мою кровь? Я целовала его, когда он только отрывался от моей вены. Я целовала его, когда мой или его рот был уколот его клыками. Я привыкла капельку этого сладкого медного вкуса считать афродизиаком, потому что стала ассоциировать его с Жан-Клодом и с другими. Даже Ричард любил вкус капельки крови — ненавидел себя за это, но ему нравилось.

Жан-Клод отодвинулся, выпустив мое лицо из сошедшихся ладоней. И очень грустными стали у него глаза. Я схватила его за руку:

— Не надо.

— Что не надо, ma petite? Не надо переставать скрывать, кто я? Я не могу быть человеком, ma petite, даже для тебя. Я думал, будто самое худшее в том, что мы притворялись людьми, ты и я, это наносило ущерб нашей силе, но не это ранит мне сердце.

Я выпустила его руку. Мне не хотелось задавать следующий вопрос, но я знала, что это надо сделать — или получить клеймо труса. Сглотнув пересохшим до боли горлом, я спросила:

— А что ранит тебе сердце?

Это был едва слышный шепот, но вопрос я задала. Очко в мою пользу.

— Что ты от меня отворачиваешься из-за такой мелочи. Я слизнул твою кровь с пальцев, и ты не хочешь целовать меня.

— Я бы поцеловала тебя.

Он покачал головой:

— Но тебе не хотелось.

С этим я спорить не могла. Отчасти жалела, что не могу, отчасти нет.

— Что ты хочешь от меня услышать? — спросила я.

— Я хочу, чтобы вы с Ричардом приняли сами себя, каковы вы есть, и мне уже некогда ждать этого чуда.

— Что это должно значить? — спросила я.