Свора - Зов крови - Юлия Колесникова

Губы Грема оставили мое лицо и принялись за шею, опускаясь неторопливо вниз.

— Ева, — он шептал мое имя, вдыхая мою кожу, словно мог впитать ее в себя и от этой сладостной истомы, сердце колотилось, словно и не сковано грудной клеткой.

Я промолчала, боясь, что если отвечу, он остановится и то, что происходило между нами, станет ужасным кошмаром.

Но он не остановился.

Больно не было, крови почти тоже, но ее появление в скором времени повергло Грема в шок и отчаяние. Он мне ничего не сказал, и все же я ощущала его молчаливый протест. И в то же время, я была слишком счастлива, чтобы отметить какой он был напряженный.

Я полулежала на нем, а голова моя покоилась на подушке и, посмотрев на Грема, я смутилась. Он резко схватил меня за талию и притянул к себе страстно и жестоко, полностью прижимая к себе. Так он замер зарывшись лицом в мои волосы, что накрыли нас плотной густой завесой. Он вдыхал и выдыхал резко их запах, от чего этот жест показался еще более интимным, чем все, что было перед этим между нами.

Он жадно припал к моим губам. Жадно и болезненно, но так жизненно необходимо, что я даже забывала, что нужно дышать, и возможно от недостатка кислорода, все было так реально четко и прекрасно.

— Зачем ты мне позволила? — шептал он, а я по-прежнему молчала. Слова сейчас могли только испортить все. Я знала, что не сдержусь и начну его умолять, чтобы мы были вместе. И дело было не в гордости, а в самом Греме. Он согласиться и без жалости тут не обойдется.

Зачем? А действительно зачем? За тем, чтобы мой первый раз был с любимым человеком, именно потому, что с ним самим я быть не смогу.

Я старалась сопротивляться сну, и пыталась сосредоточиться на поцелуях, которыми осыпал мое лицо и шею Грем. Но я заснула, впервые за последний месяц крепко и быстро. А когда проснулась, за окном было темно. Греем лежал рядом и, как и раньше обнимал меня, столь же тесно. Я приподнялась над ним, он делал вид, что спит, но я чувствовала, что это не так. Не знаю, откуда взялось это ощущение, что он как-то незримо следит за моими движениями. Так было легче и для него и для меня. Я не хотела говорить, и ничего не хотела слушать. Я и до этого понимала, что продолжения всему этому не будет. Грем ни чем мне не обязан.

Я наклонилась и поцеловала его осторожно, едва касаясь. Ни каких слез. Ни каких слов. И пока не появилась боль и пустота, мне нужно было уходить.

Встав с кровати, я принялась одеваться, все ожидая, когда меня накроет удушливая волна стыда. И хоть я боялась даже подумать об этом, но я ждала, что Грем перестанет притворяться и поднимется с кровати. Всего лишь еще один поцелуй.

Я скорее почувствовала, чем заметила Грема рядом. Он обнял меня сзади, тихо, слишком быстро, чтобы я мола вздрогнуть от неожиданности.

— Ты думаешь, теперь я тебя отпущу?

Я престала дышать. А сердце биться. На один короткий миг я позволила себе прижаться к нему в ответ, и поверить, что между нами действительно любовь. Вот она жалость. Нет, даже не жалость — обязательство, ответственность. Стоило ожидать этого от Грема.

— Не о чем говорить.

Ни слез, ни сожалений. Я отстранилась от своих ощущений. Так не будет, решила я. С сегодняшнего дня я начну сама распоряжаться жизнью, не смотря на чувства.

— Есть о чем, — еще тише прошептал он.

Дрожь. Это не холод, это чувства пробираются наверх.

— Нет.

Я не хотела, но он заставил меня обернуться. Его нагое тело, идеальное и прохладное, напомнило мне о том, что между нами было. Этой дрожи я позволила пройти по позвоночнику, но не дала влиять на решения. Так же как и поцелую Грема, желанному и от этого горько-сладкому.

— Это ничего не меняет.

— Меняет. Многое меняет!

Грем принялся еще что-то говорить, но я уже наглухо закрылась и просто смотрела на него. Я его любила, я его желала, но, то, что случилось, не изменит его чувств ко мне. Возможно, я ему нравлюсь, но он не хотел быть со мной. И если во мне когда-либо были задатки гордости, именно они сейчас не позволили мне что-либо сказать или заговорить с ним.

— Тема закрыта. Ты и я, этого не будет… для моей же пользы, — я повторила его недавние слова, слано читала параграф из учебника.

— Теперь все изменилось, — настаивал Грем, начиная не на шутку злиться.

Но неведомое доселе упорство во мне, не позволило продолжать разговор.

— Спокойной ночи.

Я мягко поцеловала его в губы, и попыталась вывернуться из кольца рук, но они стали крепче обычной хватки. Грем один раз хорошенько встряхнул меня, сильнее, чем я ожидала. Я отметила его мускулистое тело, но не знала, что он настолько силен.

— Это еще не конец разговора. После того, что сегодня произошло, я не позволю тебе быть с кем-то другим.

Я глупо улыбнулась. Сколько самоуверенности! Грем ничего не понял. Хоть я и сама не до конца осознала, что делаю.

Наконец мне удалось вывернуться от него, но я не бежала, а спокойно ушла. За мной Грем не пошел.

Пока я ехала домой, мыслей не было. Дом не пустовал, к сожалению. Бабушка была человеком ненавязчивым, только пока не видела, что что-то произошло, а тогда от нее не отделаешься.

Ступор от содеянного все еще не проходил, поэтому я одела дежурную улыбку, которой пользовалась в последнее время, когда началась наша странная связь Грем-Я-Прат.

Бабушка смотрела «Секс и город», смотрела громко сказано — храпела перед телевизором, по которому показывали «Секс и город». Это было удачей. Я тихо поднялась наверх и сразу же пошла мыться, чтобы смыть с себя следы своего поступка.

Я просидела под душем полчаса, а пустота все еще не проходила. Мне показалось, что пустота еще хуже ощущений.

Но к тому времени, как я высушила волосы, мое отражение улыбалось мне в ответ, лицом бледной, и все же странно симпатичной девушки. Жалко было только то, что я полностью смыла с себя его запах, ведь от этого пропало ощущение, что он все еще со мной.

Я еще раз спустилась вниз, проверить бабушку. Она спала, как и раньше. Выключив свет и накрыв ее старым клетчатым пледом, я тем не менее оставила включенным телевизор — с ним она лучше спала.

На кухне я поела, продолжая глупо улыбаться — мне было хорошо, пустота сменилась эйфорией. Я чувствовала себя как никогда прекрасно. Моя посуду и убираясь на кухне, я тихонько напевала — и сама же морщилась от пения — голоса у меня почти не было, зато был слух.

Проверив в очередной раз перед сном окна и двери (после нападения Дрю, я постоянно так делала), я взглянула на бабушку — она лишь удобнее устроилась в кресле. Я не стала ее будить, чтобы она шла спать в кровать, потому что она как и я мучилась бессонницей, но думаю по другим причинам.