Три килограмма конфет (СИ) - "Нельма"

Пока он говорил, я с таким остервенением кусала внутреннюю часть щеки, что ощутила солёный привкус крови на языке. Наш милый и забавный флирт дал мне обманчивую надежду, что все разногласия уже преодолены и удастся обойтись без серьёзных разговоров, выяснения отношений и объяснений своих поступков. И как донести до него те переживания и предрассудки, которые двигали мной, при этом не обидев, не выставив себя идиоткой или снова не поругавшись, я понятия не имела.

Разве что придумать какое-нибудь наспех слепленное оправдание, а потом бояться ещё и попасться на наглой лжи.

Пауза затягивалась и становилась очень неуютной, нагнетая атмосферу и мешая и без того плохо продвигающемуся мыслительному процессу. Мне хотелось стукнуть по стене от досады и отчаянно вцепиться в него, чтобы вернуть себе наивное, но столь необходимое ощущение, что я смогу просто удержать его, когда это понадобится. Если понадобится — ведь, в отличие от меня, он никогда не пытался сбежать от проблем.

Когда руки Максима вновь потянулись ко мне, у меня перехватило дыхание. С предвкушением и внутренним трепетом я наблюдала за тем, как пальцы обхватывают слегка поблёскивающие в темноте пуговицы-жемчужины и заботливо застёгивают платье, о котором я умудрилась напрочь забыть.

— Я не боюсь тебя, — осипшим от волнения голосом начала говорить я, пока он дольше обычного копошился с самой верхней пуговицей, и его случайные прикосновения к ключицам обжигали даже сквозь ткань. — То есть, я боюсь вовсе не тебя. Просто иногда я не очень понимаю, что именно происходит и как на всё это стоит реагировать, и тогда пугаюсь, что сделаю что-то не так, начинаю паниковать и…

— Надеешься, что если выпустишь свои колючки, то проблему потом не придётся решать?

— Я не знаю, как иначе. На самом деле не знаю, Максим. Всё так неожиданно, непривычно и ново, я просто теряюсь в калейдоскопе событий, и порой мне кажется, что этого не может происходить на самом деле, что это — лишь какой-то сон…

— Ужасный ночной кошмар?

— Максим! — возмущённо воскликнула я, всплеснув руками от негодования. У меня сердце замирало с каждым новым произносимым словом непривычной откровенности, а он в это время спокойно шутил, будто мы просто непринуждённо болтали о погоде.

— Что? Я просто решил немного разрядить обстановку, потому что мне показалось, что сейчас ты заплачешь и всё снова из-за меня, — попытался оправдаться он, при этом ловко схватив меня за руку и переплетя наши пальцы, что в моём представлении совсем не вязалось с моментом очередного витка выяснения отношений между нами, кажется, уже третьего за этот насыщенный вечер. — Полина, а ты с кем-нибудь встречалась раньше?

— Нет, — внутри меня всё напряглось, и на этот раз вовсе не от возбуждения. Именно подобных вопросов я больше всего опасалась, испытывая сильное стеснение из-за своей неопытности и теперь чувствуя себя так, словно приходилось признаваться в каком-то не заметном с первого взгляда уродстве.

— А если брать в расчёт не только серьёзные отношения, а просто свидания там, прогулки…

— Нет, — снова повторила я, нервно облизав губы и не зная, куда себя деть от стыда. Сердце стучало так быстро, словно с самого начала этого разговора я только и делала, что бежала, бежала, бежала, оставляла между нами километры спасительного расстояния, позволившего не сойти с ума.

— И даже не целовалась?

Я молчала. Не могла точно объяснить, чувствовала ли смущение от необходимости признаваться в том, что с моей точки зрения и так должно было стать для него очевидным, или просто из упрямства не хотела озвучивать ответ, который ничуть не отличался от предыдущих. Иванов же оказался не настолько догадливым, как я рассчитывала, и тянул очень долго, прежде чем издать протяжное, неоднозначное и крайне удивленное «оу».

— Последние несколько лет мне было как-то не до устройства личной жизни, — сбивчиво начала объяснять я, чувствуя острую потребность найти хоть одно оправдание тому, почему так вышло.

— Ты посчитаешь меня эгоистичной сволочью, если я скажу, что этому рад? Потому что это неожиданно очень приятно, — промурлыкал он, наклонившись губами прямиком к моему уху и в завершении своих слов аккуратно прикусил и оттянул край мочки, так что маленькая серёжка звякнула, ударившись о его зубы. — Надо было спросить об этом раньше, пожалуй. Я-то привык к кругу людей, не особо обременённых моралью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И что же это меняет? — высокомерно и с вызовом спросила я, передёрнув плечами. Точнее, я намеревалась задать свой вопрос, продемонстрировав максимум хладнокровия, но получилось скорее обиженно.

— В моём к тебе отношении — абсолютно ничего. А вот в поступках — многое. Я не хочу тебя больше пугать, Поль, — горячее дыхание обжигало мою щёку, а его вкрадчивый, тихий голос задевал какие-то особенные рецепторы внутри меня, отправляя по телу разряды тёплого тока. — Говори мне сразу, если что-то не так, ладно? Потому что иногда я совсем не могу тебя понять. Как в случае этой необоснованной ревности или когда я звал тебя на свидание, а ты предлагала мне пойти со Славой или братом, маленькая бука.

— Это было не похоже на попытку пригласить меня на свидание.

— Ну извини, я выкручивался, как мог, — насупился Максим, легонько боднув меня лбом в плечо. — Нет, я, конечно, думал ещё об огромном букете роз и романтичной серенаде, но, принимая во внимание особенности нашего с тобой общения, не смог понять, чего больше испугался: что ты упадёшь в обморок от ужаса или забьёшь меня этим букетом до полусмерти.

— Уверена, не думал ты ни о каких цветах, — устало проворчала я и позволила себе снова расслабиться, поняв, что самая страшная часть разговора уже осталась позади. Вместе с этой мыслью из позвоночника будто кто-то вытянул железный стержень, вынуждавший меня стоять неподвижно, и тело тут же обмякло, облокотившись на него в поисках необходимой опоры.

— Ладно, не думал. Тебя оказалось так тяжело достать, что мне просто пришлось импровизировать.

— Вот уж что, а доставать меня у тебя всегда выходит на отлично, — в наказание за дерзость мне достался ещё один фальшивый укус, на этот раз пришедшийся на шею, и его обиженное сопение прямо над ухом, от которого становилось щекотно. Музыка снизу сменилась, из расслабляюще-мелодичной превратившись в рвано-ритмичную, подходящую как раз для обещанных сегодня танцев. — Максим, мне кажется, что спектакль уже закончился.

— Тебе не кажется, — согласно закивал он и демонстративно повернул ко мне свои часы. Появившиеся на электронном циферблате неоновые цифры повергли меня в настоящий шок. — Уже двадцать минут как. Удивлён, что Слава и Рита до сих пор нас не ищут.

— Главное, чтобы учителя нас не искали.

— Не переживай ты из-за этого. Выйдем отсюда вместе, и если вдруг с кем-нибудь столкнёмся, я сам всё объясню, хорошо? — Иванов дождался моего сдавленного «хорошо», открыл задвижку и, ненадолго замешкавшись, всё же оставил на моих губах страстный поцелуй.

Оставалось только надеяться, что не на прощание.

***

— Документы в среднем ящике под телевизором.

— Я знаю, мам.

— Трать деньги аккуратно. Мы оставляем тебе на неделю почти половину моей зарплаты, но это не значит, что нужно всё это спустить на всякую дребедень.

— Постараюсь обойтись без устриц и чёрной икры, — попыталась отшутиться я, получив в ответ очередной убийственно-укоризненный взгляд от напряжённой матери.

Признаться честно, я прекрасно понимала её волнение, ведь и сама начинала нервничать от осознания того, что впервые остаюсь дома одна и сразу на столь долгий срок. Раньше родители несколько раз уезжали по работе, но в те времена со мной всегда оставался Костя, на которого они всегда полагались как на взрослого, разумного и ответственного. Даже когда он был в том же возрасте, что я сейчас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но третий час непрекращающихся нравоучений со стороны матери иссушил мою огромную чашу терпения до дна, и от резких слов меня сдерживали только мысли о том, что совсем скоро мы с Максимом сможем спокойно встретиться и, возможно, не расставаться несколько дней подряд. Это казалось настоящей мечтой, которая могла вот-вот сбыться. Ради такого определённо стоило терпеть и наступить на горло своему упрямству и гордости, так и подначивающей огрызнуться.