Третья раса - Дмитрий Янковский

– Получается, что вообще никак?

– Ты прекрасно знаешь как, – ответил он и принялся отсоединять детонатор от последней мины.

Он имел в виду Поганку, конечно. Если на Земле и остались термоядерные боеприпасы, то только в составе вооружения биотехнологических ракетных платформ предельного тоннажа, к каким как раз Поганка и относилась. Это единственный вид биотехов, который кроме накопленного нитрожира и нитроклетчатки несет на себе и гораздо более серьезный, созданный человеком смертельный груз. Крупнотоннажные платформы, например класса «Марина», вырастали не из икры и даже не из личинок, а устанавливались путем сбрасывания за борт почти тонны биомассы. Молодая платформа хоть и сильно отличалась от взрослой, но по сути являлась уже полноценным самостоятельным организмом с вживленными, по числу будущих ракет, термоядерными боеголовками. В процессе питания и роста такой биотех сначала формировал вокруг боеголовок стартовые колодцы из нескольких слоев мышц и хитина, а затем уже и сами ракеты, снаряжая их маршевые двигатели выращенной нитроклетчаткой. Тварь жуткая, тут и говорить нечего, но в сложившейся ситуации Поганка стала единственным серьезным средством противодействия той слепой силе, которая угрожала человечеству.

Ситуация идиотская. С одной стороны – четвертое правило подводной охоты, подкрепленное всемирным законодательством о запрещении использования биотехнологических разработок, с другой – термоядерный заряд на орбите. Но сколь бы страшной ни была опасность, я знал: к правительству за разрешением обращаться бессмысленно. И то, что Лесю забрали по этому обвинению, доказывало мои худшие предположения. Разрешение не дадут. Может, конечно, и дадут, но лишь после того, как прозвучат первые взрывы. Только охотникам в виде строжайшего исключения было позволено применять биотехнологии для производства глубинных скафандров. Не оружия, тут и речи не было, а только средств погружения. И мотивом для этого исключения было то, что с биотехами нельзя сражаться иначе, чем на их территории – в глубине. Да и то не сразу признали необходимость выращивания именно живых скафандров, пытались синтетические жабры лепить… Даже представить страшно, сколько охотников погибло прежде, чем первые аппараты линии ГАДЖ вошли в серию.

И теперь у нас не оставалось другого выбора – только встать на путь преступления, чтобы вопреки общественному мнению разбудить Поганку и направить её ракеты на пусковую установку. Словно в сказке «Огниво», нам предстояло в самом аду разбудить злобную тварь, приручить ее и заставить нанести удар в нужную цель. Чем это может закончиться даже в случае успеха, думать не хотелось. Пока не хотелось, но потом, безусловно, придется. И Лесю выручать придется.

И пока Долговязый заканчивал ковыряться с миной, у меня как-то странно мысли сложились в голове. Хотя что странного? Вспомнив сказку «Огниво», я вспомнил и то, для чего в концовке бывший наемник использовал адскую тварь. Он завладел принцессой. В общим-то логично, если учесть, сколько ему пришлось воздерживаться на войне без секса. И тут же в голове сама собой выстроилась аналогия – принцесса, Леся, темницы, решетки. И огромная собака с глазами, как две башни. Собака, для которой нет в мире преград, – самая большая собака на свете. Уж не знаю, как ее звали, может, Кербер, а может, и нет, но свою адскую собаку я точно знал по имени. Ее звали Поганка. И с огнивом я умел обращаться – базовым основам работы с программатором нас учили в учебке.

Конечно, внезапно возникшими идеями я с Долговязым делиться не стал. Иначе он бы попросту вырубил меня, связал и сдал бы в психушку. Это точно, несмотря на дружеские отношения, которые между нами сложились. Наверняка у них и с Жабом когда-то были дружеские отношения, но это ничуть не помешало теперь Долговязому устроить охоту на бывшего товарища и командира. Жаба он откровенно считал маньяком, хотя в сравнении с моей задумкой затея бывшего взводного была безобидной шалостью.

Возникнув, идея окрепла, разрослась, раскинула щупальца в самые удаленные уголки мозга и теперь уже не собиралась меня отпускать. У меня был доступ к огниву, вызывающему самую большую собаку на свете, и я был полон решимости этим воспользоваться.

«У Поганки восемь шахт, – все смелее думал я. – Две ракеты уйдут на поражение взбесившейся пусковой установки. Останется шесть. Одну придется потратить на подтверждение серьезности намерений. Останется пять. Очень неплохо. С таким арсеналом я не то что Европу, весь мир поставлю на уши! И пусть попробуют не выпустить Лесю и не поправить в срочном порядке дурацкие законы о запрещении исследования биотехов! Перепашу весь материк, барракуда их всех задери!»

Плохо только, что претворять столь радикальный план в жизнь мне придется одному. Ни Молчунье, ни Долговязому в этом доверяться нельзя. Это не у них, а у меня жену посадили не из-за реально совершенного преступления, а из-за въевшегося столетнего ужаса перед самим понятием «биотех». По большому счету, устроить межконтинентальный термоядерный шантаж было для меня ни много ни мало – семейное дело. Не я первый начал, так что извините. Вообще-то думать надо, кого арестовывать. Одно дело проститутку из Ангарной Бухты, и совсем другое – жену бывшего охотника. А то начали уже забывать, что такое охотник. Расслабились, заброшенные базы поставили под контроль.

Вспомнился разговор с дельфинами, где они меня спрашивали, чем охотник отличается от других людей. Ну вот я на деле и покажу, в чем разница. Запомнит надолго! Сами забудут, как с охотниками связываться, и еще детям и внукам наказ дадут. Термоядерная ракета из пусковой шахты биотеха – лучшее средство против забывчивости. А то забыли они, видите ли, чем охотник от всех отличается! Вопросики задают…

Я так распалил себя этими мыслями, что кровь застучала в висках. И без того было жарко от химической мази, а тут вообще чуть пар из ушей не пошел.

– Готово, – сказал Долговязый, окончательно обезвредив мину. – Пойдем к Молчунье, а то она точно весь заряд аккумуляторов изведет.

Я молча поплелся за ним, продолжая ожесточенно обдумывать свой план. Хотя что его обдумывать? Раньше, чем Долговязый добудет аккумуляторы, я «Валерку» захватить не смогу. А без него нереально добраться до Поганки. Однако мысль засела в голове так прочно, что я не мог успокоиться. Все время вертелся в голове вопрос: «Чем охотник отличается от обычных людей?» Чем… Да всего лишь тем, что мы забираемся в самый ад, как тот наемник из сказки. Так же как он, мы можем набить полные карманы золотом из сундуков – в прямом смысле слова. И так же как он, мы можем взять одну маленькую штучку под названием программатор и задать траектории стольким торпедам, сколько личинок сумеем добыть. А личинок этих в охранных зонах… Понятно, откуда их брал Жаб! Странно, что я сам до этого не додумался. Хотя, если бы не странные сны, наведенные нейрочипом, откуда бы мне взять необходимую информацию? Все-таки Жаб как был моим командиром, так им и остался. Сейчас мне было стыдно за то, что я в него стрелял.