Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР - Владимир Иванович Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов нам повезло, на пограничной заставе поймали сигнал рации генерала, в тот момент там было несколько БТРов. (Обычно, у пограничников на заставах их в то время не было.) БТРы и отправили на наш розыск.
Поисковая группа предположила, где мы можем находиться (соответствующих спутников, напомню, тогда не было), и стала утюжить этот район. И вот мы почувствовали, что по крыше нашего автобуса прошёл БТР. Судя по всему, и военные это услышали.
На первой боевой машине уехал Н. И. Рыжков с охраной. Когда кто-то хотел рыпнуться и покинуть автобус вместе с ним, телохранители его решительно остановили, став стеной у люка (а это был единственный выход), отгородившись от остальных “скрипками” (чемоданчиками со складными автоматами). Всем сразу стало всё ясно. После этого премьер, не дожидаясь коллег, отправился на встречу.
Следующий БТР предназначался для нас. Машина не была предусмотрена для прогулок штатских, поэтому всех оставшихся ВИПов вытаскивали за руки через верхний люк автобуса и накидали в БТР, чуть ли не вповалку. То ли, когда меня вытаскивали через люк автобуса, то ли когда лежали друг на друге в БТР, у меня разошлись свежие послеоперационные швы… Потом часто приходилось вспоминать эту поездку. Сейчас рассказываю со смехом, а тогда было не до него.
В тот день, кстати, на той же дороге погибло несколько человек, замёрзших в машинах… их откопали через три дня».
После шестичасового снежного плена министрам удалось достичь центра Воркуты и прибыть на встречу с шахтёрским активом. Чтобы преодолеть эту 25-километровую дистанцию в обычное время требуется полчаса.
Щербаков В. И.: «Всё это не стало поводом для окончания рабочего дня. Приключения приключениями, а совещание никто не отменял».
В Москве испытавшие приключение члены комиссии докладывали о положении дел на Политбюро. Вопрос «О мерах в связи с забастовками шахтёров в Воркуте» рассматривали уже 9 ноября.
Докладчик (им был Н.И. Рыжков) заявил, что шахтёрам уже подняли зарплату до 1600 рублей. Но это не помогло. Горбачёв на это ответил: «Это проба сил. И надо выдержать и поддержать действия правительства. Соблюдать закон. Закон есть, но нет механизма его исполнения, который бы определял, что делать, если забастовщики не подчиняются закону, и что делать, чтобы в Череповце коксовые печи не погасли. Надо, чтобы страна знала, к чему забастовка уже привела. И подавать в СМИ так: им пошли навстречу, а они зарвались, им всё нипочём»[123].
Несмотря на эти переговоры, 21 ноября шахты «Воргашорская» и «Промышленная» продолжали забастовку, хотя шахтёры были предупреждены: каждый день забастовки после суда равнозначен прогулу, за который им грозили штрафы, лишение премий, 13-й зарплаты, выслуги лет, путёвок, перенос очерёдности на получение жилья и т. д. Вплоть до увольнения с потерей льгот Крайнего Севера.
Впрочем, в Воркуте шахтёры изначально были настроены радикальнее прочих, уже августовская забастовка была отчасти направлена и против союзных органов власти.
Щербаков В. И.: «В Воркуте я тогда встретил президента Союза кооператоров СССР, академика ВАСХНИЛ В. А. Тихонова и его казначея – Ивана Кивелиди. С Владимиром Александровичем мы встречались и раньше, когда готовили Закон о кооперации, он был очень активен тогда, Тихонов в гостинице представил мне Ивана. Мы быстро нашли общий язык, предприниматель был со мной откровенен и рассказал, что они поддерживают шахтёров и привезли им деньги в мешках. Я поинтересовался: “А ментов, например, не боитесь?” Но на это Кивелиди ответил: “Но мы же свои возим. Приняли официальное решение о оказании помощи бастующим, составили список, кто и сколько сдал. Помогаем британским профсоюзам и нашим бастовать за улучшение условий жизни. Кто это может запретить?”»
17 ноября в Кремле вновь собрали представителей из всех угольных регионов. Шахтёры били кулаками по столу и требовали выполнения 608-го постановления. Председатель Совета министров СССР Н.И. Рыжков, пойдя в зал заседаний Верховного Совета страны, пошёл не в президиум, а к шахтёрам, занявшим депутатские моста.
Рыжков Н. И.: «“Да вы что, ребята, – говорил я им, – я ж его только в августе подписал. Не верите – создавайте собственную комиссию по надзору за выполнением 608-го постановления. Мне от вас скрывать нечего”. И что вы думаете? Создали! Да только рубежный 1990 год уже неумолимо наступал, уже не только шахтёры – все, кому жилось и работалось скверно, бастовать начали, а скверно в нашей стране по-своему было всем…»[124]
Несмотря на все сложности, за три месяца после выхода Постановления № 608 сделано было немало. Заместитель председателя Совета министров СССР Л. Рябев проинформировал об этом собравшихся. Нелёгкий труд шахтёров отдельными строками учли в подготовленных в Госкомтруде проектах закона о пенсиях, закона об отпусках. Шахтёрам уже была введена доплата за работу в ночное время, за переход от ствола до угольной лавы. Увеличены северные надбавки. Словом, постановление выполнялось, хотя действительно не в полном объёме.
Ключевым моментом для шахтёрского мейнстрима, исключая Воркуту, оказалась 4-я конференция рабочих комитетов Кузбасса, которая прошла 18–19 ноября 1989 года.
Щербаков В. И.: «Она была созвана в момент, когда всем стало очевидным невыполнение правительством ключевых пунктов 608-го Постановления (первая – за пределами Воркуты – связанная с этим забастовка прошла 23 октября в Кузбассе). Эта конференция изначально планировалась как политическое мероприятие, поскольку созывалась она от имени Союза трудящихся Кузбасса – политической организации, которая была создана после июльской забастовки, но после этого не выходившая на авансцену. Работа конференции транслировалась по радио на весь Кузбасс, то есть это событие фактически было уподоблено Съезду народных депутатов СССР. На конференции впервые были произнесены политические заявления, связанные не непосредственно с шахтёрскими делами, но с положением дел в стране в целом. Это было следствием понимания того, что проблемы шахтёров – результат масштабных политических ошибок и неэффективности действующей власти как таковой.
Радикальных требований (например, отставки правительства) пока не предъявлялось. Однако в выступлениях на конференции звучали слова о необходимости отказа от “сталинской модели социализма” (скорее всего, позаимствованные у либеральных историков и экономистов): на языке эпохи это означало протест против бюрократии. Вскоре после конференции в Кузбассе была проведена предупредительная забастовка, на которой наряду с экономическими требованиями выдвигались и политические: отмена 6-й статьи Конституции СССР, принятие нового Закона о выборах народных депутатов, изменение Закона о разрешении трудовых конфликтов и т. д. В ходе
