Загадочные страницы русской истории - Александр Бондаренко

«…Я пошел бульваром, где встретил несколько печальных групп, медленно подымающихся в гору; то были большею частию семейства степных помещиков; об этом можно было тотчас догадаться по истертым, старомодным сюртукам мужей и по изысканным нарядам жен и дочерей; видно, у них вся водяная молодежь была уже на перечете, потому что они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сюртука ввел их в заблуждение, но, скоро узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись».

«Степные помещики» — это же дремучая провинция! И они отворачиваются от обладателя офицерского мундира! Но почему?

Прежде чем ответить, уточним одно из современных представлений. Известно, что офицер начала XIX века принадлежал к дворянскому сословию и соответственно являлся помещиком… Теперь обратимся к книге Дмитрия Целорунго «Офицеры Русской армии — участники Бородинского сражения». Проанализировав 1315 формулярных списков, историк дает такие данные:

Из титулованных дворян — то есть графов, князей и т. п., не имевших крепостных, происходили 1,6 % офицеров.

Из титулованных дворян-помещиков — 0,3 %.

Из дворян, не имевших крепостных, — 72,9 %.

Из дворян-помещиков — 3,1 %.

Остальные офицеры происходили из иностранных дворян, из обер-офицерских детей — то есть сыновей чиновников, не выслуживших потомственное дворянство, из иных сословий, вплоть до крестьян — последних было 1,2 %.

Среди офицеров-помещиков, составлявших 3,4 % от общего количества, 38 % имели от одной до пятидесяти крепостных душ; 24 % — от 51 до 100.

Если вспомнить рассуждения грибоедовского Фамусова:

Будь плохонький, да если наберется Душ тысячки две родовых, — тот и жених, то ясно, что по своим родовым состояниям подавляющее большинство офицеров «завидными женихами» не являлись. Стоит ли удивляться, что в 1812 году только 9 % офицеров были женаты?

Но, может, государево жалованье вполне обеспечивало все жизненные потребности верных слуг Отечества и престола?

В книге Аллы Бегуновой «Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I» приводится следующий уникальный документ, датированный 27 сентября 1810 года:

«Великодушный ГОСУДАРЬ!

Нужда меня принуждает обеспокоить ВАШУ ОСОБУ. ВАМ неизвестно положение бедного офицера в Курляндии… Дороговизна здесь чрезмерная. Поневоле он вступает в долги, которые уплатить ему невозможно; военный министр может ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ объяснить причину, побуждающую меня утруждать ВАС, ГОСУДАРЬ, следующею просьбой: 2 тысячи рублей уплатить всего, не откажите, достойный внук Великой Екатерины, отец подданных, просящему офицеру, клянусь честью и присягою, которою обязался служить верою и правдою и самому МОНАРХУ, что более утруждать его не стану…».

Послание это направил императору Александру I не какой-нибудь прапорщик, а подполковник граф де Мендоза-Ботелло, испанец, служивший в 24-м егерском полку, почтенный человек, обремененный большим семейством.

Просьба была изучена и вспомоществование последовало.

«Прошение подполковника графа де Мендоза-Ботелло… — пишет Бегунова, — вовсе не являлось из ряда вон выходящим в повседневной жизни александровской эпохи. Ежегодно такие же прошения отправляла в столицу Н. А. Дурова, и ей, обер-офицеру Мариупольского гусарского полка, также выдавались деньги, только суммы были поменьше: от 300 до 400 рублей. Судя по архивным данным, к милости монарха прибегали десятки офицеров. По каждому такому прошению в Военном министерстве готовили справку о просителе, и государь, ознакомившись с ней, как правило, нужные средства выделял».

Становится ясно, что материальное положение офицеров было совсем не столь блестящим, как это кажется сейчас. В первую очередь, разумеется, речь идет об армейцах, потому как в гвардии все было несколько по-иному.

Хотя в книге «Пятьдесят лет в строю» генерал- лейтенант Советской армии граф А. А. Игнатьев вспоминал свою службу в Кавалергардском полку в девяностых годах XIX века, но нравы, там господствовавшие, были сходны и с началом того же столетия:

«Выходя в полк, мы все прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим; оно пойдет целиком на букеты императрице и полковым дамам, на венки бывшим кавалергардским офицерам, на подарки и жетоны уходящим из полка, на сверхсрочных трубачей, на постройку церкви, на юбилей полка и связанное с ним роскошное издание полковой истории и т. п. Жалованья не будет хватать даже на оплату полковых обедов, приемы других полков…»

Что ж, в гвардии — особенно в кавалерии — служили весьма состоятельные люди. В «Истории Преображенского полка» приведен совет императора Павла I дворянам: «Не отдавайте своих детей в гвардию, не пускайте их в Петербург — там они совсем разорятся». Когда же средств не хватало, гвардейцы спешили перейти в армию, благо при переходе пользовались преимуществом в два чина и получали назначение командиром батальона или полка — в обход армейцев.

Так что же представляло собой жалованье армейского офицера? Оно, как и сейчас, состояло из непосредственно жалованья — «денежного содержания» и «пайковых», которые тогда именовались «рационом», или «столовыми деньгами». Выдавали его «по третям» — трижды в год, раз в четыре месяца.

В «Повседневной жизни русского гусара…» уточняется, что по штатам, учрежденным 30 апреля 1802 года и действовавшим до 1816-го, когда были не только увеличены выплаты, но и введены квартирные деньги, офицеры получали в год следующие суммы: корнет — 200 рублей жалованья и 48 рублей — рацион; поручик — 311 и 84; штабс-ротмистр и ротмистр — 375 и 120; майор — 464 и 156; подполковник — 730 и 240; полковник — 1800 и 480.

Становится понятной реплика из «Тамбовской казначейши» Лермонтова:

Уланы, ах! Такие хваты…Полковник, верно, неженатый…

Не юный корнет и не лихой поручик волнуют сердца потенциальных уездных невест, но солидный полковой командир. Уж если выходить за военного, то не за корнета же, с его годовыми двумя с половиной сотнями — без двух рублей.

Офицеры пехотных полков получали жалованье меньшее, чем кавалеристы. Зато в том же лейб-гвардии Гусарском полку оклады были гораздо выше и «рационы» — больше, чем в армейской кавалерии. Например, ротмистр получал 651 рубль жалованья и 240 — рацион, штабс-ротмистр — 526 и 192, поручик — 502 и 156, корнет — 276 и 84.

Впрочем, вышесказанное пока что остается пустым звуком. Ведь если, например, на 300 рублей в 1970-х годах можно было безбедно прожить месяц, то сейчас на ту же сумму… Хотя о деньгах у каждого свои понятия. Например, богатейший откупщик Савва Яковлев угрожал сыну- кавалергарду: «Будешь у меня кость глодать, как положу тебе на прожитье в год только сто тысяч!»

Поэтому для наглядности приведем цены того времени на основные продукты. В мемуарах С. П. Жихарева «Записки современника» указаны цены не только московские, но и те, что были в Иркутске. Вот и думайте, уважаемый читатель, где и как жилось русскому офицеру в начале XIX столетия.

Куль ржаной муки — порядка девяти пудов — в Иркутске стоил 10 рублей, а в Москве — 5 рублей 40 копе-ек. Пуд сена в Иркутске продавался за полтинник, а в Москве — за 25 копеек. Пуд масла стоил соответственно 12 и 11 рублей, говядины — 5 рублей в Иркутске и 5.50 в Москве. Сахар — 60 рублей и… 8! Кофе — 60 и 11. «Ведро простого вина», то есть водки, 5 и 5.50. Аршин сукна — 12 рублей и 4 рубля, холстины — 1 рубль и 40 копеек. Пару сапог в Иркутске можно было пошить за 15 рублей, а в Москве — за трешку. Покупать корову «очень малого роста» в Иркутске приходилось за 25 рублей, тогда как «порядочную» в Москве — всего за 20.

Не случайно, что после восстания на Сенатской площади и возмущения Черниговского полка большую часть декабристов — армейских прапорщиков и поручиков — нарекли в обществе «нищими в офицерских мундирах».

Офицеру нужно было полностью себя содержать — даже те же мундиры шились ими за собственный счет, причем каждый старался быть одетым не хуже других. Известен такой эпизод Преображенской истории:

«Какое прекрасное суконце, небось не дешево заплачено? — спросил Павел I, рассматривая мундир сержанта Чулкова.

Что же оказалось? У шившего по два мундира в год из сукна по 6 рублей аршин было всего 40 душ крестьян.

— Сорок только! — воскликнул император. — Ну, жалок же ты мне! Как ты, бедненький, пробавляешься еще?

На следующий день в строю Чулков стоял в мундире из толстого солдатского сукна. Понявши намек, он постарался сделать себе в 24 часа новый мундир… Это так понравилось императору, что он тут же произвел его в офицеры и наградил орденом св. Анны III степени».

Несколько позже император Александр Павлович дозволил гусарским офицерам в целях экономии заменить золотые и серебряные шнуры и шитье на повседневных мундирах на простое, гарусное — однако, несмотря на трижды повторенный в разные годы указ, ему мало кто следовал.