Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

— Точно! — благодарно ответил Йерун, и давящее чувство в груди ослабло. Облегчение оказалось кратким, но неподдельным.

— Чего же ты ищешь? — спросила она.

— Силы, — произнес серв. — Надежды.

Внезапно оказалось, что Агнес обладает и тем, и другим.

— Надежда есть, — сказала Танаура, — и я наделю тебя силой.

— Это поможет мне против… против ночи?

— Оно поможет тебе противостоять ночи.

— И это всё?

— Император взывает ко всем нам, требуя быть отважными. И, разве не поможет тебе осознание того, что, если силы тьмы реальны, то истинны и силы света?

Каншелл подумал над услышанным.

— Возможно, — произнес он, и это признание, первое принятие проповедей Танауры, распахнуло дверь в разуме серва. И внутрь хлынул солнечный свет.

«Да! — думал Йерун. — Да!»

Серв всегда верил Императору, но теперь, поверив в Него, признав богом, Каншелл понял, что не существует преград и расстояний для Его могущества. Император разглядит его здесь, сумеет протянуть к нему руку. Тепло, пришедшее вслед за отступлением отчаяния, струилось по жилам Йеруна.

— Да, — произнес он вслух и улыбнулся.

— Император хранит, — сказала Танаура.

— Император хранит, — повторил Каншелл.

Той ночью, испуганно свернувшись на койке, он ждал появления ужасов, бродящих во тьме. Кошмары явились, ступая в снах, сплетенных из теней, и дремлющие сервы заговорили и запели. Раздался вопль пробуждения, но Каншелл прижал к сердцу «Лектицио Дивинитатус» — и обрел покой.

Двенадцатая глава

Спуск / Машина / Потоп

Железные Руки спускались на тросах по склону, а впереди мелькали Гвардейцы Ворона. Штурмовые десантники Птеро впервые пользовались прыжковыми ранцами, отдавая дань своему истинному призванию. Два отделения десятого легиона возглавляли Аттик и Гальба. Даррасу же крайне не понравилось, что его отделению приказали стоять на страже у спуска в яму.

— Я не хочу проявить неуважения, брат-капитан… но почему?

— Потому что это разведывательная операция, а не штурм. А также потому, что сержант Гальба из всех нас был ближе всего к врагу. Если нас атакуют снизу, то я хочу, чтобы это заметили как можно раньше.

«Он всё ещё думает, что я какой-то… псайкер» — подумал Гальба. Сама эта мысль была для него оскорбительной, но если Аттик думает, что он пригодится, то пускай. Сержант знал свой долг.

Антон оттолкнулся от каменной стены. Дёрнулась ли она под его сабатонами? Погрузились ли носы в неё на мгновение, словно эта была плоть? Видел ли он рельефный узор, похожий на гнездо змей? Нет, ничего этого не было. Антон не был уверен, но надеялся, что это не так. Однако он чувствовал странное отвращение — словно всё произошло именно так.

Он спрыгнул ещё на десяток метров, оттолкнулся вновь и опустился на широкий выступ, где его уже ждали брат-капитан и его отделение. Яма спускалась во тьму, мрачную и безмолвную. Выступ был своего рода террасой перед проходом в стене.

— Это творение больных разумов, — сказал Аттик, глядя на вход. — Истребив их, мы послужим всей галактике.

Вид входа тревожил так же, как и всё в этом месте. Гальба не мог понять, видит ли он окно или дверь. Вход тянулся вверх, словно заострённая арка, но стороны были ассиметричными и петляли, то сближаясь, то отдаляясь. Если посмотреть прямо, то проход казался рваной раной в каменной плоти. Однако при взгляде боковым зрением казалось, что его стороны скачут. Арка была узкой и слабо склонённой вверх. Это резало глаза, и лишь через мгновение Гальба осознал всю глубину этого извращения архитектуры.

— Стороны не сходятся, — указал он. Арка была асимптотой. Её стороны сближались друг с другом, сходились, так, что друг от друга их отделяло меньше волоска, но не соединялись. Арка была ложью.

— Это невозможно, — оскорблённо выдохнул технодесантник Камн. — Должно быть это разлом.

— Нет, — возразил Аттик. Раздалось едва заметное жужжание, когда его бионический взгляд прошёлся по внешней стене, меняя длину волны для восполнения недостатка света и увеличивая предметы. — Брат Гальба прав. Разделение становится частью орнамента. Оно тянется до самого верха.

— Здание разделяется надвое? — задумчиво произнёс Камн, направив собственные искусственные глаза на арку.

— Всё ещё хуже, — сказал сержант. Он указал налево, а потом направо, на другие проходы. В каждом имелись особенные искажения, словно после окончания строительства стены начали плавиться. В виднеющихся во мраке арках был такой же бесконечно малый пробел. Стену, на первый взгляд казавшуюся цельной, покрывала сеть крошечных трещин. Это была трёхмерная мозаика.

— Невозможно, — вновь повторил Камн, но на этот раз в его словах слышался ужас.

— Оно было встроено в склоны холма, вот и всё, — сказал Аттик. — И всё это удерживала земля, когда здание в неё погрузилось.

Шире всего утёс был прямо напротив входа. На другом его краю находился выгнутый заострённый конус высотой с двух легионеров. Он казался огромным клыком, вцепившимся в пустой воздух ямы. Камн сделал два шага вперёд, чтобы его оглядеть. Его серворука направила луч на чёрные камни, а на них проступили те же микроскопические трещины. То, что выглядела как арабеска из разломов, замерцала. Ничто не мешало клыку развалиться на части, если конечно эти разъёмы не обладали собственным притяжением.

— Брат-капитан, — обратился к Аттику Камн. — Мне не приходит в голову ни одного внятного объяснения того, что мы видим.

— Это варп, — ответил Аттик. — Ещё одно последствие его истечения в регион. Нам не следует удивляться подобной мерзости.

— При всём уважении, меня больше тревожит не их существование, — заметил Гальба. — А то, насколько они выглядят организованно. Нечто придало субстанции варпа эту форму.

— Если нечто может воздействовать на материальный мир, то оно может и быть им уничтожено.

Гвардейцы Ворона, продолжавшие спуск, вернулись, рассекая тьму вспышками прыжковых ранцев.

— Ну? — спросил капитан. Он принимал воинов других легионов так же неохотно, как и раньше. Он отказывал им даже в простейшей вежливости. Но он работал с ними. Гальба радовался, что на этот раз ему не придётся быть дипломатом.

Нет, — раздался непрошенный голос в его голове. — Ты больше не дипломат. Ты — псайкер.

— Глубже в расщелине примерно такая же архитектура. Однако часть строения по-прежнему погребена. Мы не можем сказать, какая, — ответил Птеро.

— Есть ли проходы, выглядящие более важными, чем другие?

— Нет. Напротив… — Ворон помедлил. — Каждый проход отличается по форме от других. Но у меня сложилось впечатление, что при этом они являются копиями.

— Копиями?

— Я не хочу говорить, что это здание создано путём повторения.

— Но ты только что это сказал.

— Невольно.

— Такие размышления могли бы заинтересовать летописцев, — Аттик издал электронный рык, заменявший ему усмешку. — Нам же они никак не помогут.

Он направился к входу. Отделения последовали за ним.

Шаг через порог казался проникновением через мембрану. Гальба ожидал, что он окажется в узком коридоре, ожидал, что стены сожмутся, а затем дёрнутся, словно в кашле, желая вытолкнуть чужаков. Вместо этого легионеры оказались в обширном зале. Снаружи казалось, что там абсолютная тьма, но внутри виднелся тусклый свет — слабое красное сияние, кровавые отблески которого наполняли пространство, поглощая проникающие снаружи лучи. Потолок был далёким сводом, опирающимся на тянущиеся к нему колонны. Стены уходили на сотни метров налево и направо. Через пятьдесят метров впереди была глухая цельная задняя стена, совпадающая с подъёмом плато и покрытая рядами искажённых арок.

— Ауспик, — скомандовал Аттик.

— Ничего, — ответил Камн.

— Энергетические источники?

— Ничего.

— Естественно. Что ты можешь мне сказать, технодесантник?

— Капитан, даже пространство здесь невозможно точно измерить — показания противоречивы и постоянно меняются.

— Что было правильным мгновения назад, остаётся правильным и сейчас, — кивнул Аттик. — Здесь действует варп. Однако то, что он создал, стабильно, и мы можем использовать это, чтобы найти спрятавшегося врага.

Они направились дальше. Прямо впереди у дальней стены скат опускался на следующий уровень. Его склон был ровным. Резкий диагональный спуск привёл легионеров в зал, во всём совпадающий с верхним. Там тоже был скат, ведущий их в новый зал, к новому двойнику. А затем следующий скат.

Вскоре проступила сбивающая с толку система. Если бы не различия в углах искажённых колонн, то Гальба бы подумал, что они спускаются в один и тот же обширный зал снова и снова. В повторении помещений была странная целесообразность. Там было значение, хотя он не мог себе даже представить, какое. Антон хорошо осознавал размер помещений — замкнутых, но обширных, воплощений идеи пространства. Повторяясь, они указывали на бесконечность. В них не было никакой явной функции. В них ничего не хранилось. Но они что-то значили. Здесь были голоса, придававшие форму камню. Здесь было намерение, купающееся в одинаковом, лишённом теней багрянце.