Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Аттик не намеревался слушать эти голоса. Он хотел лишь идти и убивать. Он намеревался принести смысл на Пифос в виде непоколебимого разрушения. Гальба не был доволен. Сержант хотел понять. Если они не знают, с чем сражаются, то как могут надеяться это уничтожить? Возможно, если он услышит слова, то сможет заставить их умолкнуть?

Если он поймёт, для чего предназначено это здание, то сможет предугадать атаку.

Они достигли подножия. В нескольких этажах выше внешние проходы были уже загорожены землёй и скалой. Отделение находились в погребённых глубинах здания. Мерцание оставалось неизменным. Этот зал был похож на другие, через которые они проходили, но в нём не было окон. Вместо этого в каменной стене был единственный круглый проход, ведущий в каменный туннель к центру плато. Его очертания напомнили Гальбе скорее трубу, чем ход, трубу, шедшую на примерно пятнадцать метров до места обвала, преграждавшего путь. Идти было больше некуда, путь окончился.

— Всё ещё никаких показаний, — сказал Камн прежде, чем его спросил капитан.

Аттик молчал. Линзы его шлема словно вспыхнули ярким красным светом, раздражённо пронзая внешнее мерцание.

— Эти развалины были раскопаны неестественными средствами. Нечто действует здесь. Его источник должен где-то быть.

— Но, возможно, не здесь, — предположил Камн. — Возможно, враг действовал издали.

— Откуда? И ради чего? — голос Аттика звучал так, словно он не ожидал ответов.

Гальба вглядывался в изгибы стен трубы. В их расположении и работе по камню было нечто, привлекавшее внимание. Он пригляделся. Там была настоящая каменная кладка, а не невозможные конструкции из верхних развалин. Стыки были почти невидимыми, камни сходились под идеальными углами так, что не было нужды в цементе. И на каждом камне было вырезано изображение зала, такого же, как те, через которые они прошли. Там были колонны, ряды окон, обширное пространство такое сдавленное, что казалось лишь абстрактными линиями.

Связанными линиями.

Соединенными, словно электропроводка.

Пришло озарение.

— Это машина, — сказал Гальба.

— Машина… — повторил Аттик так, словно Гальба сказал богохульство.

— Смотрите, — он указал на стены. — Мы видели столько повторения, столько залов, в которых не было видного смысла. Они должны работать вместе. Как ячейки.

— Для чего? — спросил технодесантник.

— Не знаю, — признался Гальба. — Но мы все видели энергию, наполнявшую их.

— Я не видел ничего, что не могло быть объяснимо причудами варпа, — проворчал Аттик. — Если это и машина, то выведенная из строя, а потому это знание для меня бесполезно. — Он направился обратно по трубе к залу. — Более того, вся эта операция кажется мне бесполезной. Здание мертво. Враг затаился где-то в другом месте.

Гальба помедлил. Он провёл рукой по перегораживающим путь булыжникам. Они поддались при прикосновении — легче, чем он ожидал, хотя разобрать завал было бы нелегко. Он заметил, что Гвардеец Ворона тоже не спешит уходить.

— Что? — спросил Птеро.

— Ничего.

— Ты что-то почувствовал? — Ворон снял шлем и внимательно смотрел на Гальбу.

— Нет, — от пристального взгляда Птеро Антону стало не по себе, — а ты?

— Я тоже, — казалось, что Гвардеец Ворона о чём-то умалчивает. Гальба направился обратно к своему отделению. Он сделал три шага, когда Птеро заговорил вновь, завершив ответ. — Похоже, что мы должны?

— Нет, — ответил ему Гальба, быстрее и с большей выразительностью, чем собирался. Нет, повторил он себе, идя вперёд. Нет.

Пока легионеры поднимались по последнему склону, слова повторялись в ритм с ударами сабатонов по камню. Они казались пустыми. Гальба не был уверен, что именно имел в виду Птеро. Но у него были подозрения. Неприятные, отрицаемые им подозрения. Но Антон также чувствовал, что в чём-то, чего никто из них не понимал, Гвардеец Ворона был прав. Гальба должен был что-то почувствовать. Все они были должны. Аттик ошибался. Машина не была выведена из строя. Возможно, она была отключена, но Гальба подозревал, что она включена. За больным сиянием крылась энергия. Должна была. В этом он соглашался с капитаном — открытие здания само по себе свидетельствовало о действиях некой силы. Теперь боевые братья шли через её владения. Они не нашли врага, которого ждали. Возможно, они были внутри него.

«Что ты скажешь капитану?» — спросил себя Гальба. — «Как ты убедишь его, что это враг? Скажешь ему, что это какой-то титан? Ты в это веришь?»

Антон не знал. Он не был уверен, о чём думает, но когда Железные Руки вошли в первую из верхних ячеек над самым нижним уровнем, то его наполнило странное чувство срочности, тревоги. Здесь была угроза. Аттик должен был отнестись к ней со всей серьёзностью.

Он не ощущал ничего, когда говорил с Птеро, но чувствовал теперь. «Оно идёт», повторял его внутренний голос, и слова были такими же ясными, словно он произносил их вслух. Голос звучал чужим. «Предупреди их», повторял он. Скрип ржавых петель, трещащие черепа, горькие камни. Предупреди их. Существо из мыслей и железного убийства растянуло губы в предвкушающей усмешке. Желание Гальбы отрицать что-то испарилось. Звук собственного дыхание под шлемом оглушал его. Гнилые зубы цеплялись за его сознание. «Предупреди их», повторил шёпот. «Оно идёт», сказал шёпот, и вновь он увидел это, парящее прямо за багровым сиянием. Вкус теней наполнил его рот. Взгляни направо.

Он взглянул. Он увидел закрытые окна. Там нечего было видеть.

«Предупреди их».

— Капитан! Внешняя стена! Нас атакуют!

Легионеры развернулись все как один, вскинув болтеры. Там было пять рядов арок, в каждом из которых — по десять проходов. Стволы болтеров качались и двигались, пытаясь охватить огромное поле атаки. Ничто не показалось из красного сияния. Не было ни звука.

— Брат-сержант? — спросил Аттик по боевому каналу. — Ты что-то засёк?

Гальба помедлил. Чувство тревоги нарастало. Нечто мчалось на них со скоростью магнопоезда.

— Я… — выдавил он из себя и умолк. Он не мог сказать ничего точнее. Он не мог указать на источник атаки.

Раздался звук. Копошащееся шуршание камня и скрежет земли, словно на стену обрушилась огромная волна булыжников. Весь зал содрогнулся. Затем из арок во все стороны полетели осколки. А за ними следовали нападавшие. Твари напоминали личинок — бледных, длиной в рост человека и широких, как космодесантник в силовых доспехах. Хотя у них не было глаз, у тварей было нечто похожее на голову, над и под которой виделись пары форципул, коротких лап, склонявшихся друг к другу и выступающих прямо над круглыми пастями с клыками, похожими на зубья пилы. Они били ими со скоростью, с которой размахивают крыльями бабочки. Их бока тёрлись друг об друга, создавая шум, похожий на тысячи сабель, вечно выхватываемых из ножен.

Личинки казались корчащимся, копошащимся потопом. Они падали на пол — голодный свирепый поток цвета выбеленной кости. Сквозь скрежет тел доносилось мокрое, булькающее шипение лезущих друг по другу тварей. В первое мгновение и Железные Руки и Гвардейцы Ворона стреляли в штормовой прилив всепожирающей жизни. Личинки взрывались, истекая ихором, но зал наполнялся всё сильнее. Прилив копошащихся тварей был бесконечным. Легионеры стреляли в восходящую волну.

— Наверх! — отдал приказ Аттик. Отделения побежали по скату, посылая очереди назад, пытаясь хотя бы на несколько мгновений задержать потоп. Прикрывавшие тыл Гвардейцы Ворона бросали осколочные гранаты. Взрывы звучали тихо, приглушённо. Белые разорванные мускулы разлетались, словно гейзеры из кратеров взрывающейся плоти. Но уже через мгновения на место погибших вползали мчащиеся твари. Одного из братьев Птеро поглотил нарастающий прилив.

Когда воины приблизились к вершине ската, то услышали сверху такой же шелестящий и надвигающийся рёв. Там тоже прорвались личинки. Легионеры ворвались прямо в их удушливую толпу. Стрелковое оружие было бесполезным. Гальба едва успел сменить болтер на цепной меч, прежде чем на него бросились твари. Он сражался вслепую — океан плоти поглотил весь свет. Твари мелькали повсюду и набрасывались на него, словно зыбучий песок, стягиваясь вокруг ног и тела. Вспыхнули предупредительные руны, давление было таким, что броня не выдерживала. Зубы скрежетали о керамит. Клинок рассекал личинок.

Он едва мог двигать руками, но всё, к чему прикасался его меч, разрывалось на части, и одно это позволило Антону сделать вперёд один шаг, а затем другой. Его словно сжимал кулак, чьи пальцы сжимались, разжимались, а затем сжимались вновь. Кровь покрывала всё. Цепной меч рычал, давясь клочьями плоти и густеющей кровью. Тела личинок под ногами тянули его, будто болото, некоторые лопались под напором, отчего устоять на ногах в жиже становилось ещё сложнее. Если бы Гальба упал, то он бы погиб.